Так торопился, словно Галя уже ждала там. Даже дороги толком не замечал — она с каждым днём становилась всё короче и короче: рукой подать, две тысячи метров, смешно, в один разбег можно взять. Потом ужасно злился на учёных — те никак не хотели собираться и расстаться со своими свиньями. — Несите их в лагерь, в свои кельи и спите там в обнимку со своей морской поросятиной, — вслух бубнил Артём, заперевшись в своей каморке: душевное возбуждение его было столь велико, что он ничем не мог заниматься. Сухпай получил, высыпал его на пол и теперь строил башню из луковиц и консервов. Луковицы падали. Брал в руку, принюхивался к ним, они тоже пахли плотью, почвой, ядрёной жизнью. Вконец озлившись на учёных, хотел уже запустить луковицей в стену, но остановил себя — вспомнил, как неделями ныл желудок от голода, и на запах прокисшей пшёнки текла слюна… …Да, проходил тут случайно мимо больнички — почувствовал ужасный запах, даже пошатнулся, но через мгновение вспомнил: да это ж винегрет, который ел и млел, когда лежал там. Винегрет так пахнет!.. Резко поднялся, отправился к учёным. Троянский чуть ли не на цыпочках выходил из кухни, прижал палец к губам: — Тс-с! Они очень пугливые. Артём хмыкнул. Троянский сунул ему в руки листок — всё тот же, с именами свинок, — чтоб Артём, наверное, всё-таки выучил за ночь все имена наизусть или как минимум повторил. — Рыжий, Чиганошка, Чернявый, Желтица, Дочка и Мамашка, я помню, — сказал Артём. — Нет, я там описал вкратце их приметы, вы ж не знаете, чем они отличаются, — сказал Осип. — А мы пробуем их называть исключительно по именам. — А они вас? — спросил Артём. Троянский не ответил — посчитал, наверное, что плоская шутка. В проём дверей Артём увидел, что свинки лежат на большом подоконнике, видимо, принимали солнечные ванны. — Вы с ними побольше разговаривайте, — предложил Троянский. — А как же, — ответил Артём. — Я им стихи читаю, пою колыбельные. Анекдоты рассказываю… Троянский быстро посмотрел на Артёма. — Приличные, — добавил Артём. — Никогда не замечал у вас привычки кривляться. Артём пожал плечами: ему было всё равно. «Как бы дал по лбу…» — подумал он почти равнодушно. «…Ты уже Сорокину дал недавно», — ответил сам себе. …Учёные еле-еле ушли, с Артёмом традиционно не прощаясь. Он подождал ещё минуту: может, кто-то остался? Увлёкся производством мармелада из водорослей. Нет, тишина. — А свиньи-то что? — всполошился Артём. — Так и лежат на подоконнике? А как замёрзнут? Обвинят в халатности. Он поспешил на кухню, с размаху раскрыл дверь, перепуганные свинки, хоть и были на полу, но заполошно бросились друг к другу — напугались. Им хотелось сбиться в одну кучу-малу, однако верхние совсем не хотели быть наверху и норовили забраться в самый низ, из-за чего у свинок ничего не получалось. — А-а-а! — заголосил донельзя довольный Артём. — Стра-а-ашно! Некоторое время любовался на животную кутерьму и суету, потом тихо прикрыл дверь. Подождал с минуту, пока там всё притихнет, потом заново всё повторил, получая от этого совершенно упоительное мальчишеское удовольствие. — А чего спи-и-им! — закричал, рванув на себя дверь: зверьё напугалось ещё пуще, куча-мала, как и в прошлый раз, не удавалась, страх был неуёмный, искренний, подвижный. «Так и срок можно скоротать! — ликовал Артём, хохоча вслух. — Как бы только они не передохли от разрыва сердца все…» Здесь он сам едва не получил удар, потому что наверху раздался визг и жуткое грохотанье. — Лося, что ли, они завели и на чердак затащили! — выругался Артём, бросившись на шум. Выбегая, успел заметить, что свинки в третий уже раз кинулись в одну кучу, всё с тем же, уже теряющим очарование глупым желанием каждой поросятины оказаться ниже всех. На чердаке было ещё хуже: картина преступления проявилась немедленно. Крупный рыжий кот сидел в кроличьем вольере и держал в зубах довольно крупного крольчонка. Тот был явно уже не жилец, едва пузырился тихой кроличьей кровью и предсмертно дрожал. У кота были совершенно злодейские глаза. Глаза эти яростно смотрели на Артёма. В глазах, казалось, осмысленно живут две проникновенные мысли: первая — «А ты ещё кто такой?», вторая — «Ох, не успею ни съесть, ни спрятать!» — Да едрит твою мать! — в сердцах выругался Артём: так его дед ругался, московский купец третьей гильдии. Кот сморгнул, но кролика не выпустил, а перехватил покрепче. Теперь Артёму показалось, что кот согласен на переговоры, примерно такого толка: «…Давай съедим напополам, раз так, чего орать-то…» Остальные кролики в кромешном ужасе вжались в разные углы вольера, иные даже зажмурились. Кролики были чёрного и серого окраса. — Я сейчас убью тебя, — уверенно пообещал Артём коту, озираясь в поиске того, чем это можно сделать. Обнаружился железный совок, в который сгребали кроличий помёт. Завидев в руках человека совок, кот вмиг оставил тихую свою добычу — Артём было подумал, что эта хищная тварь бросится прямо на него, и даже успел слегка напугаться… но коту был просто нужен чердачный лаз за спиной Артёма, который остался открытым. Скрежеща когтями и по-бойцовски взревев, кот рванул мимо Артёма — вслед полетел совок, но разве тут попадёшь. Артём бросился к бездыханному кролику, схватил его за шиворот и так и побежал за котом. Торопиться, впрочем, было некуда: кот пропал. — Куда ж ты делся? — громко спрашивал Артём, весь позеленевший от натуральной злобы. — И откуда ты взялся? Я ж тебя не видел ни разу! Иди, кролика доедай своего, что бросил-то. Иди, гад! Трижды обошёл весь Йодпром — без результата. Все двери и окна были закрыты, чёрт знает, куда спряталась эта сволочь. Сдвинул диван, заглянул под все столы, тумбы и кресла, ещё раз обеспокоил морских свинок — тишина. …Бездумно мерил шагами коридор, обращаясь куда-то в потолок на манер героя древнегреческой трагедии: — И что я теперь буду делать? Как я объясню смерть моего подопечного животного? Ответь! «Может, в лесу добыть зайца? Силки поставить и поймать? — всерьёз задумался Артём. — Кто у нас охотник? Василий Петрович вроде охотился. Может, он расскажет, как делают силки?.. Да нет, какой он, к чёрту, охотник, он же говорил, что никого убить не смог ни разу…» «…Или Бурцева попрошу? „Брат Бурцев, забудем прошлое! Поймай мне зайца! Век не забуду!“ Должны тут длинноухие водиться ведь! Никто и не отличит. Пусть Осип придумает теорию, как в неволе домашние кролики постепенно превращаются в диких зайцев…» — Или снять с кролика шкуру — натянуть на кота? — вслух предположил Артём. — Слышишь, гад? Натяну на тебя шкуру, будешь с длинными ушами ходить, подонок… Вернулся ни с чем на кухню, открыл термос, плеснул себе чайку. Решил, что хоть свинок надо покормить — они были ужасно прожорливы. Предложил им моркови и капусты — те не отказались. — Что ж вы столько жрёте, сволочи? — спросил Артём, удивлённый. Наверху вновь ожил кроличий питомник: уселись на свои велосипеды с квадратными колёсами и поехали туда-сюда то по кругу, то наискосок. «О, — подумал Артём. — Одного сожрали, они три минуты побоялись и снова давай разыскивать, что тут можно погрызть… Всё как у нас на Соловках, никакой разницы». Кота Артём мысленно прозвал «Чекист». Вылитый ведь. — Кыс-кыс-кыс! — позвал Артём: может, отзовётся на ласку. «Убью хоть одного чекиста».