– Тогда не знаю. – Ясно. С вновь возвращенной церемонностью, смешанной, впрочем, с затаенной улыбкой, девушка взглянула на Вадима. – Мне, конечно, очень неловко… Но если так, то вы вполне можете пожить у нас. – А есть место? – Свободных квартир хватает. Рядом со мной свободная однокомнатная, и еще есть. Раздумывая, Вадим посмотрел вдаль. Впереди, на перекрестке в темноте, засветились фары машины. Словно секунду поколебавшись, она свернула в боковую улицу. Почему бы нет, подумал он, что ты там рассуждал о частном секторе – ну так вот он. – А я вас не стесню? – Находясь в другой квартире? – Девушка улыбнулась. – Даже интересно, как вы себе это представляете. Как по заказу, рядом с ними остановилась машина. – Ладно, согласен. – Наклоняясь к опускающемуся стеклу, Вадим обернулся к девушке. – Какой адрес? – Первостроителей, шестнадцать. Усевшись, они понеслись по черным улицам. Несколько раз свернув в темноте, они выехали на проспект; наклонившись к водителю, девушка показала ему, где остановиться. Выбравшись из машины, Вадим на секунду задержался, рассматривая подсвеченное тусклыми фонарями здание – носящее на себе следы противостояния конструктивизма и классицизма, длинным массивным кораблем оно возвышалось над улицей. Войдя в один из многочисленных подъездов, они поднялись на третий этаж, за тяжелой металлической дверью открылся длинный, уходящий в перспективу коридор, вдоль стены тянулись стеллажи с книгами. Пройдя вперед по коридору, девушка сняла с гвоздя висевшие около двери ключи и открыла дверь. – Вот, пожалуйста. Я, конечно, не знаю, к чему вы привыкли… Войдя вслед за ней, Вадим оглядел комнату со стандартной советской мебелью, заглянув за угол, он проверил наличие ванной. – Платить что-нибудь надо? – на всякий случай спросил он. С тонкой улыбкой опустив глаза, девушка секунду подумала. – Можете купить для Ирины корм для кота. А то ей зарплату задерживают, мы все ей по очереди покупаем. – А что он ест? – Он… все время забываю, такие пакетики… Увидите – спросите. – У кого, у кота? – Нет, у Ирины. Вы еще всех увидите. – Понятно. Как зовут кота? – Прохор. Кивнув, вдруг поняв, что ведет себя бестактно, он поспешно повернулся к девушке. – Простите, а вас как зовут? – Аля. – Я Вадим. – Очень приятно. – Взаимно. Секунду он поколебался, не уверенный, не обидит ли ее его шутка. – А для вас какой-нибудь корм купить? Девушка улыбнулась. – Не надо. Вы сегодня уже достаточно купили. – Хорошо. – До встречи. Дверь за ней закрылась, Вадим опустился на кровать. Один. Еще раз оглядев комнату, подтянув к себе кейс и достав папку с документами, он, мгновенье поглядев на нее, отложил ее в сторону. Позже, подумал он. Не сейчас, позже, когда я буду не такой бессмысленно бодрый, как сейчас, когда отупею чувствами, когда буду готов воспринимать все это, ближе к ночи. Звучит глупо, здесь всегда ночь, но позже, когда мои собственные биологические часы покажут ночь. Когда от чтения всего этого меня начнет клонить ко сну. А сейчас… Не быть одному. Ни минуты не быть одному. И быть общительным. Со всеми вступать в диалог и со всеми разговаривать. Что она там говорила про какие-то площадки для общения? Вот пойду сейчас туда и буду общаться. И горе тому, кто встанет на моем пути. Вновь открыв кейс, он достал и разложил те немногие вещи, которые у него с собой были; проходя мимо полки с книгами, он на мгновенье остановился у нее. Собрание сочинений Мельникова-Печерского, подшивка журналов «Химия и жизнь» за 1968 год, книга Г. Облыжного «Маоизм – опасность для человечества», «Винни-Пух», сборник «Ленин и шахматы» (Вадим заглянул в книгу, нет ли там записей партий вождя, но таковых не оказалось), двухтомник «Записки аквалангиста» (из серии «Свидетели великой эпохи»), брошюра «Скажи наркотикам „нет“», сборник издательства Высшей школы экономики «Инвестиционные перспективы Российской Федерации», «Томек у истоков Амазонки», «Томек в стране кенгуру»… Альтернативы общению не было. Поправив покрывало на кровати и бросив ключ на стол (каким-то сверхчувствительным прозрением он понял, что дверей здесь не запирают), он вышел в коридор. Книжные полки тянулись вдоль стены. Заставленные разнообразными собраниями сочинений, в том числе и русских классиков, включая второстепенных (краем глаза он заметил фундаментально-многотомные дореволюционные издания Якова Буткова и Атавы-Терпигорева), местами они заметно прогибались под тяжестью вросших в них томов. Преодолев секундное искушение остановиться и рассмотреть их поподробнее (с усмешкой подумав, что в этом случае он, как черепаха в апории Зенона, точно никуда не дойдет), он, отвернувшись от стеллажей и быстро миновав несколько дверей квартир, вышел на обещанную девушкой площадку. Сидевшие на толстом ковре среди разбросанных подушек рядом с низеньким журнальным столиком худощавый седеющий мужчина лет пятидесяти и две девушки – как на подбор, худенькая и по-кустодиевски яркая – с любопытством обернулись в его сторону. Поставив чашку с чаем на столик, мужчина с улыбкой, изображавшей живейшую радость и удовлетворение, вновь обратился к Вадиму. – А вот, по всей видимости, и наш новый постоялец. На ходу ответно проникаясь светскостью, Вадим сдержанно поклонился. – Надеюсь, постояльцу не возбраняется временно влиться в сложившийся здесь социум и… гм… – Он оглядел заваленный подушками ковер в поиске свободного места. Освобождая место, худенькая девушка быстро отбросила подушки. – …и сделаться сидельцем. – Чур меня, – акцентированно осенив себя крестным знамением, Вадим опустился на ковер. – Знаете, крайне желательно было бы оформить эту мысль каким-то иным образом. Мужчина понимающе улыбнулся. – Судя по живости последней реплики, наш гость определенно принадлежит к миру бизнеса. Подбирая под себя ноги, Вадим со вздохом кивнул. – Определенней, чем иногда хотелось бы. – Давно замечено, – тоном лектора произнес мужчина, – что представители бизнеса крайне аффектативно относятся к глаголу «сидеть» во всех его формах. – И имеют на это основания, – продолжил Вадим. – Но в общем-то дело не в глаголе. – Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Хотя слова важны, в чем я сейчас настойчиво пытался убедить этих молодых леди. – На примерах из русской классики, – с быстрым смешком сказала худенькая, – которую, как оказывается, мы так и не знаем. – Даже обидно, – подхватила вторая девушка. – А мы, между прочим, честно всё читали. Мужчина с утонченной улыбкой цепко взглянул на нее. – Так «честно» или «между прочим»? Девушка рассмеялась. – Ну вот, так вы всегда. Вадим задумчиво взглянул на мужчину. – Кажется, я прервал что-то очень интересное. С некоторой прохладцей взглянув в пространство, мужчина покачал головой. – Разве что с точки зрения типичности данного явления. – Тем не менее был бы крайне признателен вам, если бы вы изложили, так сказать, краткое содержание предыдущих серий. – Ну, предыдущих серий, собственно, и не было – хотя, когда речь идет о классике, наибольшая концентрация смыслов наблюдается как раз в точке столкновения прошлого и будущего. Он на секунду задумался. – Проблема классики в том, что ее никто не понимает. Причем это состояние не временное, а постоянное, переходящее от эпохи к эпохе, разница только в специфике этого непонимания, в особенностях этих, так сказать, симулякров, каждый из которых несет на себе черты своей эпохи и сам по себе, в сущности, ничего не значит. Что же касается самой классики, то роль ее в общем-то достаточно трагична или, по крайней мере, абсурдна – это как посмотреть – поскольку она, по сути, выступает в виде некоего антисимулякра – то есть вещи, которая реально существует, на которую все смотрят и которую никто не видит. – Какую именно сторону абсурда вы имеете в виду?