Кэссиди Сердце стучит в груди, когда ровно в шесть Трентон появляется на моем пороге с огромной упаковкой мятного мороженого с шоколадной крошкой. Принесенное им на ужин, говорит обо всем, что стоит знать. Я прикусываю нижнюю губу, чтобы скрыть улыбку, и засовываю мороженое в морозилку. — Интересный выбор. — Подумал, счастливая девушка будет флиртовать и снимет футболку, поэтому мороженое было лучшим способом, чтобы получить все три варианта. Я смеюсь. — На самом деле гениально. Ни один мужчина никогда раньше не давал мне такого ответа. — Они все выбрали вино, не так ли? — Большинство. Один был достаточно смел, чтобы принести текилу, а другой выбрал мятное мороженое — но с белой шоколадной крошкой. Трентон морщит нос. — Отвратительно. — Еда должна быть с минуты на минуту. Надеюсь, ты не против, что я взяла на себя смелость заказать самые разные блюда. Уверена, тебе понравится. — Меня все устраивает, — он засовывает руки в карманы и оглядывает квартиру, как будто впервые ее видит. Я пользуюсь этой возможностью, чтобы разглядеть его поближе. Кончики волос выглядят влажными, как будто тот высушил их полотенцем, недавно выйдя из душа. Легкая щетина выступает на подбородке, очерчивая губы. Смуглые черты лица только подчеркивают темно-карие глаза, делая их еще более гипнотическими, чем есть на самом деле. Это первый раз, когда я вижу его в джинсах, и как бы мне ни нравились серые спортивные штаны, джинсовая ткань тоже чертовски хорошо смотрится. Рукава футболки обтягивают бицепсы. У него огромные руки: массивные плечи, круглые бицепсы, выпуклые трицепсы и несколько выступающих вен, сбегающих по мускулистым предплечьям. Черт возьми. Я что-то пропустила или все хоккеисты выглядят так? Он прочищает горло, и я поднимаю глаза. — Прости. Я становлюсь загипнотизированной, видя красивые руки. Он наклоняет голову, прищуривая глаза. — Что ты... э-э, что? — Ну, знаешь, руки, — я протягиваю руку и сжимаю его бицепс. — У тебя они действительно красивые. — О, — он опускает глаза в пол, словно смущаясь. — Спасибо, наверное? Я пожимаю плечами и достаю из ящика пару вилок. Трентон смотрит на птичью клетку в другом конце комнаты. — Эта дикарка собирается снова наброситься на меня? Я сдерживаю смех. — Она заперта. Не волнуйся. Он бросает на нее тяжелый взгляд, как будто не доверяя. Думаю, в ближайшее время не стоит рассказывать о том, что она сделала с бедным братом. Я достаю из шкафчика две тарелки. — Итак, каково это — быть вратарем? По сути, это единственная позиция, о которой я хоть что-то знаю. Ты ведь блокируешь и все, верно? — С точки зрения непрофессионала, конечно. Я блокирую гол, — он забирает у меня тарелки и ставит их на стол. — Команда выигрывает и проигрывает в основном из-за вратаря. Все зависит от того, пропущу ли я удар. — Похоже, это большое давление. Он кивает. — Так и есть. Я прислоняюсь бедром к стойке и наблюдаю за ним. — Думаю, из всех видов спорта хоккей — самый крутой. Ты скользишь по льду на тонких маленьких лезвиях, заставляя шайбу лететь клюшкой туда, куда хочешь. У меня определенно недостаточно хорошая координация, чтобы сделать это. — Ты когда-нибудь каталась на коньках? Я качаю головой. — Даже на роликах никогда не стояла, не говоря уже о том, чтобы попробовать нечто подобное на льду. Это выглядит чертовски тяжело. — Поначалу так и есть. Но к этому привыкаешь. Я занимаюсь хоккеем с детства. Коньки стали как вторая обувь. — Здорово, что тебе нравится это. Он прислоняется к стойке, повторяя за мной. — Ну а тебе нравится писать? — О да! Я всегда любила это с тех пор как была ребенком. Родители часто ссорились, поэтому я пряталась в спальне с наушниками и блокнотом. Описывала свою жизнь, но так, чтобы все происходило так, как мне хотелось бы видеть. — Чем они заканчивались? — Обычно тем, что родителей сбивает автобус или они падают со скалы. Он бормочет. — Серьезно? — Не осуждай меня. Это был способ справляться с трудностями. Трент морщится. — Я так понимаю, они были не самыми лучшими родителями? — Для них я — просто надоедливая помеха. Они определенно не планировали меня — о чем напоминали при каждом удобном случае. Честно говоря, даже удивлена, что не выбросили меня в мусорный бак когда была такая возможность. Сосед моргает, качая головой. — Это... — Ужасно? Ага, — я издаю невеселый смешок. — Все в порядке. Я ходила к психотерапевту и справилась с этим. И отказываюсь быть одним из тех людей с проблемными родителями, которые портят жизнь всем остальным из-за злобы и обиды. Между нами повисает тишина, и я тереблю подол рубашки. Дело не в том, что я не могу говорить о родителях, просто эта тема вызывает дискомфорт из-за жалости, которые люди испытывают ко мне. Бедная маленькая девочка не была любима мамой. Стук в дверь дает возможность отвлечься, поэтому я быстро ухожу от разговора. На лице расплывается улыбка, когда я распахиваю дверь. — Ру! Руперт улыбается в ответ. — Как поживает сегодня мой любимый автор? Я беру у него коричневый пакет с едой на вынос. — Сегодня написала часть главы. — Эй, вот это прогресс. — Теперь, если смогу продолжать в том же духе, у меня получится целая книга. Он поднимает руку и сжимает мое плечо. — Слова польются рекой в мгновение ока.