Он поднес маленькую серебряную зажигалку к концу сигареты и, повернувшись на стуле, посмотрел в сторону застекленной двери. Снаружи, на газоне, Хадия подбрасывала вверх сине-красный пляжный мяч. Ажар, казалось, обдумывал, как лучше ответить на заданный ею вопрос, а она почувствовала жгучее раздражение. Если каждый их разговор вести в стиле политически корректного менуэта, они могут просидеть в Балфорде до самого Рождества. – Ажар, может быть, мне сформулировать свой вопрос иначе? – спросила Барбара. Он повернулся к ней. – Хайтам и Сале проявили обоюдное желание вступить в брак, – ответил он, постукивая сигаретой о край пепельницы, в которой еще не было пепла. – Если бы Хайтам решил отказаться от женитьбы, он, по существу, отказался бы от Сале. А это считалось бы оскорблением, нанесенным всей семье. Моей семье. – В первую очередь потому, что семья подготовила этот брак? – Барбара налила себе чашку чая. Он был густым и смахивал на настойку, при этом пузырился и булькал, словно жирный мясной бульон для праздничного обеда. Она разбавила его молоком и положила сахар. – Потому что, поступи Хайтам таким образом, мой дядя потерял бы лицо, а вместе с ним и уважение общины. А за Сале закрепилась бы репутация брошенной будущим мужем, из-за чего она перестала бы быть желанной и для других мужчин. – Ну, а сам Хайтам? Каким образом пострадал бы он? – Своим отказом вступить в брак он пошел бы против воли своего отца. Из-за этого его семья отказалась бы от него, особенно если этот брак имел своей целью упрочить ее положение. – Ажар так часто и глубоко затягивался, что его лицо скрылось за густой завесой дыма, но от глаз Барбары не ускользнуло то, что сквозь дым он пристально смотрит на нее. – Если от тебя отказывается семья, это значит, что все контакты с ней разрываются. Никто не хочет иметь с тобой дела из боязни самому стать таким же отказником. На улице тебя не замечают. Двери дома для тебя закрыты. На твои телефонные звонки не отвечают. Письма отсылают обратно непрочитанными. – Словно ты умер? – Совсем наоборот. О мертвых помнят, о них скорбят, их почитают. Тот, кого отринула семья, как бы никогда и не существовал. – Ужасно, – задумчиво произнесла Барбара. – Ну, а как это могло бы отразиться на Кураши? Ведь его семья в Пакистане? Ведь он и так бы с ними не виделся, верно? – Должно быть, Кураши намеревался переселить свою семью в Англию, как только у него появятся на это деньги. А приданое, обещанное за Сале, как раз и обеспечивало ему эти средства. – Ажар снова посмотрел на застекленную дверь. Хадия прыгала на одной ножке по газону, стараясь удержать пляжный мяч на голове. Глядя на нее, Таймулла улыбнулся и, не сводя глаз с дочери, продолжал: – Так вот, Барбара, я думаю, что он навряд ли хотел расстроить свой брак с Сале. – А что, если он вдруг полюбил кого-то? Я могу понять необходимость и целесообразность договорных браков и не спорю, что кто-то может согласиться исполнить свой долг и все, что за этим следует, – да вспомните монарших отпрысков, которые вдруг воспылали страстью, и то, как они загубили свои жизни ради исполнения так называемого долга, – но что, если появилась еще какая-то женщина и он влюбился в нее, не осознавая того, к чему это может привести? Ведь такое, как вам наверняка известно, случается. – Полностью с вами согласен, – ответил он. – Отлично. А что, если он должен был встретиться со своей возлюбленной в ту ночь, когда его убили? И что, если об этом узнала семья? – Увидев сомнения во взгляде Ажара, Барбара пояснила: – Ажар, у него в кармане были найдены три презерватива. Это вам о чем-нибудь говорит? – О том, что он намеревался заняться сексом. – А не о том, что у него появилась новая любовь? Да причем настолько сильная, что Кураши решил перечеркнуть все планы своей предстоящей женитьбы. – Вполне возможно, что Хайтам полюбил кого-то, – ответил Ажар. – Но, Барбара, любовь и чувство долга во многих случаях являются для наших людей понятиями взаимоисключающими. Вами, людьми западной цивилизации, брак воспринимается, как логическое продолжение любви. А для большинства мусульман это не так. Так что Хайтам, возможно, и влюбился в другую женщину – и презервативы, найденные при нем, свидетельствует о том, что он отправился на Нец для занятий сексом, для занятий любовью, с этим я не спорю, – но из этого вовсе не следует, что он намеревался отменить свое решение жениться на моей кузине. – Хорошо. На данный момент я с вами согласна. – Барбара отщипнула кусочек тоста и, наколов его на вилку, стала подчищать им остатки желтка на своей тарелке. Затем, отрезав ножом ломтик бекона, наколола на вилку и его. Она задумчиво жевала, обдумывая альтернативный сценарий. После недолгой паузы она заговорила, глядя ему в глаза и видя, как его лицо становится все более хмурым. Он – и в этом она не сомневалась – оценивал ее манеру вести себя за столом; а то, как она вела себя во время завтрака, оставляло желать много лучшего. Барбара привыкла есть второпях и никогда не могла избавиться от привычки глотать свой завтрак с такой скоростью, словно за ней гонятся боевики мафии. – А если какая-либо женщина от него забеременела? Ведь презервативы не дают стопроцентной гарантии. В них могут быть проколы, они рвутся, да и не всегда удается надеть их вовремя. – Если она забеременела, так зачем в ту ночь он брал с собой презервативы? Едва ли они могли ему понадобиться. – Да, вы правы. Если амбар сгорел, то и дверь запирать незачем, – согласилась Барбара. – Но ведь он мог и не знать о том, что она в интересном положении. Он отправился на свидание с обычным снаряжением, а при встрече она и сообщила ему эту новость. Итак, она беременна, а он помолвлен с другой. Что тогда? Ажар ткнул в пепельницу догоревшую сигарету. Зажигая другую, ответил: – Это было бы более чем скверно. – Согласна. Представим себе, что именно так все и было. А в этом случае Малики… – Но ведь Хайтам все еще считал себя помолвленным с Сале, – лекторским тоном заметил Ажар. – А семья посчитала бы, что ответственность за беременность целиком ложится на женщину. Поскольку она, вероятнее всего, англичанка… – Постойте, – прервала его Барбара. Высказанное им предположение разозлило ее донельзя. – Да какая разница, кто она? А как, по-вашему, он мог познакомиться с англичанкой? – Барбара, это ведь ваша гипотеза, а не моя. – Было видно, что Ажар чувствует ее раздражение, и было видно, что это его не волнует. – Она, по всей вероятности, была англичанкой, поскольку мусульманские женщины, в отличие от молодых англичанок, заботятся о том, чтобы сохранить девственность. Английские девушки податливы и доступны, и мужчины-азиаты, желающие приобрести сексуальный опыт, приобретают его с ними, а не с мусульманками. – Какие достойные джентльмены, – с кислой улыбкой заметила Барбара. Ажар пожал плечами. – В общине существует своя оценочная система того, что имеет отношение к сексу. Община ценит девственность женщины до брака и ее верность и безгрешность в браке. Когда молодой человек одержим желанием и занят поисками половой партнерши, он находит ее в среде английских девушек, для которых девственность не имеет большого значения. Так что, вот они-то и готовы к услугам. – А что, если Кураши случилось познакомиться с английской девушкой, которая не соответствует нарисованному вами обворожительному образу? Что, если он познакомился с такой девушкой-англичанкой, которая, вступив в сексуальные отношения с мужчиной – все равно какого цвета, расы или религии, – желает сохранить верность только ему, ведь может же такое случиться, черт возьми? – Барбара, вы напрасно злитесь, – сказал Ажар. – У меня и в мыслях не было вас обидеть. Поймите, спрашивая о наших традициях, вы наверняка и весьма часто услышите такие ответы, которые будут в явном противоречии с вашим установившимся мнением. Барбара резким движением отставила тарелку в сторону. – И вы не отказали себе в удовольствии потешиться над моим – как вы его назвали – установившимся мнением, отражающим в полной мере мою культурную традицию. Если Кураши обрюхатил английскую девушку, а потом, подобно заблудшему на какое-то время праведнику, озадачился тем, как ему теперь исполнять свой долг по отношению к Сале Малик – простите меня, но такое поведение не объяснить тем, о чем вы сейчас разглагольствовали, вовсю понося англичан, – как, по-вашему, ее отец и брат отреагировали бы на такую новость? – Думаю, они не обрадовались бы, – ответил Ажар. – Возможно, даже захотели бы его убить. Против этого вы не будете возражать? Барбаре вовсе не хотелось давать ему возможность завершить их беседу так, как он пожелает: обвинив во всем англичан. У него была мгновенная реакция, а у нее – упорство. – А что, если бы обо всем этом узнали Малики: о его неверности, о беременности? Что, если эта женщина – кто бы она ни была – сначала сообщила им о своих отношениях с их будущим зятем, до того как рассказать все Кураши? Они бы слегка опечалились? – Вы хотите спросить, не решились бы они на убийство, узнай они об этом? – уточнил ее вопрос Ажар. – Но ведь убийство жениха едва ли совместимо с намерением заключить брак по расчету, согласны? – Да какой там брак по расчету! – Зазвенела посуда: это Барбара в сердцах грохнула кулаком по столу. Несколько человек, еще не закончивших завтрак, как по команде повернули головы и с интересом уставились на них. Пачка сигарет Ажара лежала на столе; взяв из нее сигарету, Барбара сказала, но уже вполголоса: – Продолжайте, Ажар. Ведь ситуация может закончиться двояко, и вы это знаете. Вы же не будете спорить, что пакистанцы, а ведь мы именно о них и говорим, в первую очередь люди с обычными человеческими чувствами. – Вам очень хочется убедить себя в том, что это преступление совершил кто-то из семьи Сале, – возможно, сама Сале или кто-то вместо нее. – Я слышала, что Муханнад не очень-то сдержан. – Барбара, Хайтам Кураши был выбран женихом Сале по нескольким причинам. Главная из них – та, что он был нужен семье. Хайтам обладал знаниями, которых им не хватало на фабрике: в Пакистане он получил образование в области промышленного менеджмента и набрался опыта в управлении производством на крупной фабрике. Их отношения основывались на взаимной выгоде: он был нужен Маликам, а Малики были нужны ему. Даже разрабатывая версию о том, как Хайтам намеревался использовать презервативы, обнаруженные в его кармане, не следует забывать об этом. – И они не могли найти среди англичан никого, кто обладал бы подобными знаниями и опытом? – Конечно, могли бы. Но мой дядя хочет развивать свое дело как семейный бизнес. Муханнад уже работает на ответственной должности. Но он не может делать два дела сразу. А больше сыновей у дяди нет. Акрам мог бы нанять англичанина, но тогда это был бы уже не семейный бизнес. – Даже если Сале вышла бы за него замуж? Ажар отрицательно покачал головой. – Это совершенно невозможно. Он достал зажигалку, и только тут до Барбары дошло, что она так и не закурила сигарету, которую вытащила из его пачки, не в силах перебороть жгучего желания закурить. Она наклонилась к зажигалке. – Поймите, Барбара, – спокойно продолжил Ажар, – у пакистанской общины были все основания к тому, чтобы Хайтам оставался живым. Тех, кто мог бы желать его смерти, вы найдете только среди англичан. – Да что вы? – притворно удивилась Барбара. – Не будем торопиться с выводами, Ажар. Вы же знаете, что бывает с теми, кто спешит. Ажар улыбнулся. И эта улыбка получилась такой, словно он поступил наперекор внутреннему голосу разума, приказавшему не улыбаться. – Вы всегда с такой страстью отдаете себя работе, сержант Хейверс? – Когда так работаешь, время пролетает незаметно, – язвительно отреагировала Барбара на его подкол. Таймулла кивнул и постучал сигаретой о край пепельницы. Обеденный зал почти опустел, последние пожилые пары брели к двери. Базил Тревес склонился над столешницей серванта с посудой. Приглядевшись, Барбара поняла, что он, держа в руках пластиковую бутылку с маслом, наполнял шесть стоявших перед ним стеклянных графинчиков. – Барбара, а вам известно, как умер Хайтам? – тихо спросил Ажар, сведя глаза на кончик зажатой в губах сигареты. Его вопрос удивил Барбару. Удивил потому, что она вдруг почувствовала желание рассказать ему правду. Хейверс взяла секундную паузу на то, чтобы спросить себя, чем вызвано это желание, и поняла, что причиной было то наносекундное ощущение теплоты, возникшей между ними, когда он спросил ее о страсти, проявляемой в работе. Но она уже в совершенстве владела тяжелым, травмирующим душу способом подавлять в себе любое теплое чувство к другому человеческому существу, в особенности к мужчине. Теплота порождает слабость и нерешительность. А эти два качества таят опасность для жизни. А когда возникает угроза убийства, могут стать фатальными. Желая закончить разговор миром, она ответила: – Вскрытие должно быть сегодня утром. Она была уверена, что он спросит: «А когда они пришлют вам протокол?» Но Ажар не спросил. По все видимости, он прочитал ответ на ее лице, выражение которого, благодаря ее стараниям, не сулило никаких надежд на получение более подробной информации. – Папа! Барбара! Смотрите! Спасительный удар колокола, мелькнуло в голове Барбары. Она посмотрела в сторону двери. На пороге, вытянув руки в стороны, стояла Хадия, держа на голове тот самый красно-синий пляжный мяч. – Я не могу пошевелиться, – объявила девочка. – Я не могу пошевелить ни одним мускулом. Если я шевельнусь, мяч упадет. Папа, ты так можешь? Барбара, а вы? Вы можете удерживать равновесие? Это был хороший вопрос. Барбара провела салфеткой по губам и встала из-за стола. – Спасибо за приятную беседу, – сказала она Ажару и добавила, обращаясь к дочери: – Настоящие жонглеры держат предметы на носах. Я уверена, что ты освоишь это к обеду. – Затянувшись в последний раз, она ткнула окурок в пепельницу и, кивнув Ажару, вышла из зала. Базил Тревес вышел вслед за ней. – Ааа, сержант?.. – Сейчас он словно перескочил в диккенсовскую эпоху, походя голосом и позой на Юрайю Хипа[43]; правда, руки его, как обычно, были прижаты к груди. – У меня есть минута? Давайте прямо здесь?.. Прямо здесь было помещением портье – маленькая, похожая на пещеру будочка кубической формы, втиснутая под лестницу. Тревес пролез за барьер и, согнувшись, достал что-то из ящика. Это была пачка листиков бумаги розового цвета. – Список звонков и сообщений, – наклонившись к ее лицу, шепотом поведал он. Барбаре подумала, что ее рьяный помощник выдохнул из себя облако, состоящее из паров джина. Взглянув на протянутую пачку листков, она поняла, что они вырваны из книги и представляют собой копии зафиксированных в отеле телефонных вызовов. На мгновение Барбара задумалась о том, как за столь короткое время ей звонило такое множество людей, тем более никому из ее лондонских знакомых не известно, что она здесь. И тут она увидела, что это были звонки в отель, но не ей, а Х. Кураши. – Я поднялся сегодня еще до первых петухов, – прошептал Тревес. – Проштудировал книгу регистрации телефонных сообщений и выбрал все, касающиеся его. Я еще не закончил отбор его исходящих звонков. Сколько времени для этого у меня есть? А как насчет его почты? Вообще-то мы не регистрируем письма, приходящие проживающим, но если я напрягу память, то, возможно, вспомню кое-что полезное для нас. Барбара невольно обратила внимание на то, что притяжательное местоимение он употребил во множественном числе.