– Теперь нужно понять, как в эту новую ситуацию вписывается наш подозреваемый Денис Шоув. Если исходить из версии, что Мелисса Купер и Ричард Линвилл стали жертвами одного и того же человека, то мы должны понять мотивы Шоува… Калеб бросил на нее предостерегающий взгляд. Никаких деталей в присутствии Кейт. Обсудим это позже. Джейн поняла и кивнула. Впрочем, Кейт их явно не слушала, по-прежнему предаваясь своим мрачным мыслям. Калеб взглянул на часы. – Уже поздно. Вы как, Джейн, сможете остаться здесь на ночь? Не стоит оставлять ее одну. Джейн с сожалением покачала головой. – Простите, но мне нужно к Дилану. С ним сейчас соседка; она и так будет в бешенстве, потому что я задержалась. А мне нельзя с ней ссориться. – А Шон не может выручить вас в порядке исключения? – Мы не общаемся, – ответила Джейн коротко и отстраненно. Калеб счел за лучшее не настаивать. – Ладно, – вздохнул он, – тогда поезжайте. Хотелось, чтобы в жизни Кейт кто-то был – кто-нибудь близкий, кого можно было бы поставить в известность. Все это время, с тех пор как он встретил ее в аэропорту, эта мысль не выходила у него из головы: мало хорошего в том, что Кейт целыми днями, неделями сидит одна в этом доме. Разве можно быть таким одиноким в ее возрасте? Она слишком много размышляла и, как виделось Калебу, предавалась опасному чувству полной безнадеги, которое могло быстро вылиться в депрессию. Сначала убийство отца, а теперь и очернение его личности – так, во всяком случае, представлялось Кейт. В глазах Калеба репутация Ричарда Линвилла даже не пошатнулась. Ну, интрижка на стороне, делов-то – но при этом он был первоклассным полицейским, профессионалом своего дела. И если в личной жизни оказался не так безупречен, как считалось, это ничего не меняло. Конечно, Кейт смотрела на это иначе. В ее глазах отец был если не равным Богу, то уж точно вторым после него. Кейт вознесла его на пьедестал над всеми людскими слабостями и грехами. И теперь этот самый пьедестал дал трещину, такую глубокую, что монумент готов был рухнуть – если уже не рассыпа́лся на части. Кейт испытала глубокое потрясение. И это после всего, что выпало на ее долю в последние месяцы, а теперь и в последние часы. Калеб был убежден, что сейчас ей нельзя оставаться одной. – Я побуду немного с ней, – сказал он. – Потом вызову такси. Джейн с видимым облегчением вышла из дома, и уже через мгновение Калеб услышал, как завелась машина. Половина первого. Было бы несправедливо требовать от нее большего. Кейт, до сих пор сидевшая молча на диване, подняла голову. – Шестнадцать лет назад, – произнесла она. – Знаете, что было шестнадцать лет назад? У мамы обнаружили рак груди. Она прошла всю программу: операция, химиотерапия, облучение… Для нее это было мучением – в физическом и душевном плане. Я старалась по возможности чаще приезжать из Лондона, но получалось далеко не всегда. Я утешала себя тем, что отец прикладывает все усилия, чтобы быть рядом с ней в больнице. Но бывало, он звонил мне и говорил, что снова задержится, не сможет вырваться с работы. Работы! – она пронзительно рассмеялась. – Он, должно быть, разрывался. Работа, больная жена, любовница… Неудивительно, что он выглядел тогда таким усталым. Кейт поднялась с дивана, взяла с буфета бутылку, откупорила и сделала большой глоток. Калеб взглянул на этикетку. – «Чивас Ригал»[1]… Кейт, аккуратнее, он неслабо бьет в голову. – По-вашему, это правда? То, что говорит сын Мелиссы Купер? – Я не вижу оснований не верить ему. Но это его ви́дение вещей. Само собой, он не объективен. Как было на самом деле, мы уже вряд ли узнаем. И ваш отец, и Мелисса мертвы. – Как он мог? Его жена боролась со смертельной болезнью, а он… – Не судите его слишком строго. Уверен, для вашего отца это было непростое время. Он искал выход, и, наверное, ему не пришло на ум лучшего варианта, кроме как… Кейт сделала еще один глоток. – Лучшего варианта? Но вполне себе мужской вариант, не правда ли? Жизнь так уныла, на работе тяжело, жена проходит мучительный курс терапии… Ну что может быть лучше, чем пара часов в постели с другой женщиной? – Понимаю, как это ранит вас, – сказал Калеб. – Но, Кейт, сейчас вы только мучаете себя нападками на отца. Мы же ничего не знаем. Возможно, между Ричардом и Мелиссой была любовь, а не только сексуальная связь. Подумайте, в то время это была уже не молодая девица, с которой ваш отец мог блеснуть в обществе. То была зрелая женщина, вдова, в одиночку вырастившая двух сыновей. Полагаю, для него она значила куда больше, чем просто любовница. Кейт снова приложилась к виски. И внезапно сорвалась на крик: – И это должно меня утешить? Калеб шагнул к ней и попытался забрать бутылку, но Кейт так крепко вцепилась в нее, что ничего не вышло. – Кейт! Не стоит вам так пить. Боюсь, вы непривычны к алкоголю. – Вам ли не знать! – съязвила Кейт. Калеб вздрогнул. Он-то считал, что она не знает… И в тот же миг удивился, как мог быть таким наивным. Подобное всегда просачивается наружу. И в конечном итоге об этом узнают все. Старший инспектор совладал с собой. – Да, – произнес он сдержанно, – я, можно сказать, эксперт. И потому знаю, что это ничего не дает. Отдайте мне бутылку, Кейт. Вместо того чтобы исполнить его просьбу, та сделала еще несколько больших глотков. Запах виски достиг ноздрей Калеба – и в тот же миг он ощутил его вкус на языке, почувствовал, как он обжигает горло, по животу разливается тепло, в голове появляется легкость, четкие линии расплываются… Кажется, что все проблемы разрешимы. Утраты уже не столь печальны. Жизнь обретает мягкие контуры, и не верится, что еще минуту назад все выглядело таким безнадежным. Калеб поспешно отступил, чувствуя, как на лбу у него выступил пот, а сердце заколотилось в бешеном ритме. Его слегка замутило. «Вы навсегда останетесь алкоголиком, Калеб. Навсегда, – раздался в голове голос терапевта из клиники. – Не стоит предаваться иллюзиям, что будет легко. Вы всегда будете физически реагировать на алкоголь, даже на запах». Возможно, он зря пытался образумить Кейт. Она, в отличие от него, ничем не рисковала. Порой полезно как следует напиться и следующим утром помучиться от последствий. – Кейт, у вашего отца была своя жизнь, – сказал он. – И теперь, оглядываясь назад, вы имеете о ней лишь ограниченное суждение. У вашей матери тоже была своя жизнь. Также их объединял брак, некая общность. И возможно, вы знаете о них гораздо меньше, чем вам кажется. – Они были счастливы! – Возможно, это была видимость, рассчитанная на вас, – предположил Калеб. Кейт метнула на него полный злобы взгляд. – Да, и вы, конечно, можете судить об этом? Точно знаете, что родители передо мной притворялись? – Нет. Конечно, я не имею об этом никакого представления. Я лишь усомнился, что ваше видение верно. Вы пытаетесь судить о жизни других людей. И пусть речь идет о ваших родителях, лучше поостеречься от поспешных выводов. – Это и моя жизнь. Наши с отцом жизни были тесно связаны, мы всё знали друг о друге. – Ну, насчет Мелиссы Купер вы, к примеру, не знали, – заметил Калеб. – И когда мы рассуждали о том, возможно ли, что вашему отцу угрожали перед убийством, вы сказали, что он не стал бы говорить вам об этом, дабы не выставлять себя на посмешище. Разумеется, вы не могли знать друг о друге всё. Кейт сделала очередной глоток из бутылки и посмотрела на него с вызовом. – Ага, а вы теперь чувствуете себя победителем? Ибо доказали мне, что мой отец… что я с отцом… что мы… У нее уже заметно заплетался язык. Она запиналась и, очевидно, не могла вспомнить, что именно хотела сказать. – Думаю, ваша проблема в том, что вы питаете нездоровую привязанность к отцу, – сказал Калеб. – Даже после его смерти. Складывается впечатление, будто у вас просто нет своей жизни. Ничего такого, в чем вы нашли бы поддержку. Кейт слегка покачивалась. – У меня-то? Нет своей жизни? И с чего вы это взяли? Я сержант полиции Лондона! Я… Она запнулась. – Ну, продолжайте. Кто вы? Где же человек, который позаботился бы о вас? Кому вы небезразличны? Который поддержал бы вас, когда вы хоронили отца? Вы уже месяц сидите совершенно одна в этом доме, упиваясь своим одиночеством и воспоминаниями. Насколько я могу судить, к вам ни разу не заглянула какая-нибудь подруга. Или друг. Или, на худой конец, кто-то из коллег. Соседи из Лондона. Черт возьми, Кейт, вы не назовете ни единого человека, которому были бы интересны, и вы называете это жизнью? – Убирайтесь! – процедила Кейт. И повторила, громче и резче: – Убирайтесь! Калеб кивнул. – Я уйду. Сочувствую вам, но видимо, ничем не смогу помочь. Он направился к двери. В следующий миг Кейт бросилась за ним. Позабытая бутылка выпала у нее из руки. По ковру растеклась золотистая жидкость. – Нет! Прошу, Калеб! Останьтесь! Он остановился, повернулся к ней. – Кейт, вам лучше… – Не оставляй меня. Я не могу остаться сейчас одна. Я боюсь. Я так боюсь! – она заплакала. – Пожалуйста, останься со мной! Прошу, обними меня. Мне нужен тот, кто… кто не отпускал бы меня. Кейт вдруг прильнула к нему. Калеб не хотел стоять истуканом и потому обнял ее. На следующий день ей, конечно, будет ужасно стыдно, но на этот краткий миг он все же мог дать ей то, о чем она так просила. Сцена представлялась ему несколько странной: глубокая ночь, он стоит в доме бывшего шефа и держит в объятиях его нетрезвую, отчаявшуюся дочь… «Все-таки лучше бы осталась Джейн», – подумал Калеб. – Все будет хорошо, Кейт. – Он говорил так, словно успокаивал неутешного ребенка. – Вот увидите, все утрясется. Все будет хорошо. Кейт подняла голову. Широко раскрытые глаза казались слишком большим на ее исхудалом лице. – Пойдем наверх, Калеб. Пойдем! Он резко выпустил ее из объятий, как если б обжегся, и отступил на шаг. Кейт быстро схватила его за руку и потянула к двери. – Пойдем, Калеб. Прошу! Он тщетно пытался высвободить руку. У нее была железная хватка. Как и предполагал Калеб, она плохо переносила алкоголь. С другой стороны, она выпила почти половину бутылки – и, вероятно, на пустой желудок. Да еще в ускоренном темпе. – Кейт, вы не отдаете себе отчета. У вас выдался ужасный день, и спиртное явно не пошло вам на пользу. Вам лучше лечь спать. У вас тут есть аспирин?