– Пшла вон! – рявкнул Кивинов. – Пристрелю! – и показал пистолет. Собачонка нырнула под каптёрку. – Э, нет, молодой человек, подождите. Вы мне сначала фамилию свою скажите, я вам этого так не оставлю, понимаешь ли! – Ганс Дитрих Геншер, – ответил Кивинов, сплюнул на газон с укропом и пошёл к машине. Вернувшись в отдел, Кивинов упал в кресло. На Петроградку не поехали, сколько там на моих? Одиннадцать. Сейчас передохну и сгоняем. На метро, быстро. Надо всё-таки с Балдингом повидаться. Зазвонил телефон. – Алло, вы мне не подскажете, я щенка купила, спаниеля, чем мне его кормить? – раздался приятный женский голос. – А куда вы звоните? – Как куда? В милицию. – А при чём тут милиция? – не понял Кивинов. – Но ведь милиция с собаками работает. Так кому как не вам звонить? «Логично», – подумал Кивинов, почесав затылок. Чем кормить спаниеля, он не знал. – Вы дежурному перезвоните, – ответил он и продиктовал номер. «Сегодняшний дежурный – мужик простой, – подумал он, повесив трубку. – Он уж ей ответит, чем кормить щенков. У неё самой аппетит пропадёт. Всё – то наезды, то щенки – сваливать надо». – Миша! Составь компанию! – Ну и что ты у него узнаешь? С кем Аяврик пил? Или почему он удрал? Да может, у него живот схватило или про утюг невыключенный вспомнил, а ты версии строишь. — Ты слышал, что Дайнего сказал? Он из мафии, и к тому же судимый. С судимыми проще язык общий найти, чем с дилетантами. Они на своей шкуре всё испытали. Я тебе по дружбе секрет открою, так уж и быть. Кто нам, в основном, помогает? Стучит, то есть? Как ни странно, судимые. Во-первых, они знают больше, а во-вторых, многие таким образом откупиться хотят. Сам воруй, но и милицию не забывай, что-то доводят до сведения. Вроде как к ним и отношение другое – помягче. Так что Балдинг, может, что-нибудь и расскажет. Рыльце у него, чувствую, в большом пушку. Может, конечно, и не повезёт пошлёт нас подальше или вообще дверь не откроет. Бывает и так, но мы попробуем. Он пока единственный, кто того мужика может нам сдать, того, с которым Яковлев в «Иве» пил. Судя по всему, тот у Балдинга шестерит, как Молодцов говорил. Так, кажется, это его дом, ну-ка, найди номер. Большой красный дом на Зеленина, с колоннами на фасаде и гастрономом внизу. Ага, подъезд. Кажется, здесь. – Что будем делать, если его дома нет? – Подождём. – Сколько? Пару недель? А вдруг он тут вообще не живет? Прописан только? – Звони. В ответ – тишина. Миша дёрнул ручку. Дверь распахнулась. Замок – ригель, без ключа не закрыть. Заходи кто хочешь. Тук-тук. Хозяин, ау. В центре однокомнатной квартиры на пушистом ковре лицом вниз лежал Балдинг, голова его была закрыта подушкой. Кивинов на цыпочках подошёл к нему и откинул подушку в сторону. Говоря Мишиным языком, головная коробка была разнесена выстрелом в упор. В подушке виднелась прожжённая пулей дыра. Хороший глушитель. Кивинов оглянулся. А квартирка ничего – аппаратура «Тыр-пырсоник», «маде ин джапан», значит, Тайвань. Костюмчик крутой на покойном, девочки на стенах. Кивинов вздохнул, вспомнив про «наезд». А могли бы успеть. "Ну на фига я сюда влез, а? Не сунулся бы, глядишь, и Балдинг жив-здоров был бы. А так лежит тут с коробкой, вернее, с дыркой в коробке. Всё, завязал. Сейчас свалим отсюда и плевать на всё, а то самого грохнут, как Балдинга". – Миша, кончай курить и не гаси хапец о полировку. Значит так: если докопаются, что мы его в «Плакучей иве» искали, скажем, что он драку видел, хотели спросить. И всё. А про Аяврика ни слова. Тогда точно нам глухаря возбудят, Соловец меня прибьёт. – А как сообщить, что он умер? – Ты в детстве хулиганом не был? А я был. Пойдём покажу. Дверь пошире, настежь, звони соседям. А что теперь? Как что? Бежать! ЧАСТЬ 2 ГЛАВА 1 Прошло две недели. Министерская проверка уехала. Соловец истратил все деньги с оперрасходов, впрочем, как и предполагалось. Курьер «отделение-магазин» работал без перерыва. Когда же ревизоры уехали, Соловец так и не понял, что они проверяли. Опер 22-го убойного отдела Главка, а если официально – отдела по раскрытию убийств, Гриша Борисов развалился на диване у Соловца. Рядом сидел Петров и смолил сигарету. – Я к вам из Петроградского района, посадили на убийство Балдинга. Глухо как в танке, даже не установить, где работал. А когда перспективы нет, я не люблю, поэтому и сбежал оттуда. Если начальство искать будет, я где-нибудь тут, старое убийство раскрываю. Как говорится, старый труп лучше новых двух. Ха-ха-ха. Гриша был слегка не в форме. В его «дипломате» что-то перекатывалось с характерным позвякиванием, причём по тембру угадывалось, это «что-то» уже почти пустое. – Знаешь, Георгич, как говорится в армии, все наши беды от незастёгнутой верхней пуговицы. – Ты это к чему? – не понял Соловец. – Да вот к чему. Я недавно в Выборгском районе был – там жена мужа по пьяни ножом пырнула, он кровью истёк и помер. Местные опера девчонку до полусмерти затра… замучили. Она сидит, ревёт и ничего не говорит, а потом вообще какую-то ерунду стала выдумывать насчёт того, что он сам себя. А я взял её, заперся в кабинете, поговорил ласково, успокоил, ну, она мне явку с повинной и написала. Я это к чему – в нашей работе не крик и кулак нужны, а голова. Нужно к человеку в душу влезть, понять его, посочувствовать, а то мы по старинке, нахрапом. Молодёжи учиться и учиться у нас, стариков. Вот ты, – обратился он к Петрову, – когда я к тебе заглянул, с кем мучился? – Так, с мужиком одним. Он деньги у соседки по коммуналке спёр, а признаться не хочет. – Давай его ко мне, сейчас я с ним спокойно поговорю, и он мне всё расскажет. Главное – убедить. Миша снял трубку местного телефона. – Это Петров. Там, в камере, человек за мной сидит, его сейчас Борисов возьмёт поработать. – Где тут у вас место есть, чтобы не мешали? – Оставайся у меня, – сказал Соловец. – Я всё равно скоро уеду, а пока у Миши посижу. Борисов привёл человека из дежурки и заперся у Соловца. Тот перешёл к Петрову. Минут пятнадцать в кабинете Соловца было тихо. – Интересно, расколет? – спросил Петров у начальника. Тот пожал плечами, и в этот момент сокрушительный удар потряс стену кабинета. – Ого, – удивился Соловец. – Это где? – Где, где – у тебя! К Петрову заглянул Кивинов. – Это у вас? – Нет, – ответил Соловец, – Это Борисов в душу влезает, и кажется, очень настойчиво. Правильно это он сказал – в нашем деле без головы нельзя, без чужой. От второго удара со стены Мишиного кабинета рухнул портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. – Слушай, он что там, стены ломает? – Да, чьей-то головой. Заглянул Волков. – Мужики, там в камере один орёл мой сидел, а сейчас нету. Вы не забирали? Петров с Соловцем дружно переглянулись. – За что? – спросил Соловец. – Да я с улицы его притащил, он прямо под моими окнами гадил, хотел мозги ему прочистить. – Как твоего фамилия? – обратился Соловец к Петрову. Стена снова вздрогнула. – Он прибьёт его там. Мартынов – фамилия. Соловец схватил трубку телефона: – Алло, это Соловец, спроси у мужика в камере, как фамилия. Мартынов? А другой где? Борисов забрал? Всё, отбой! Черт, он не того колет! Соловец бросил трубку, и в этот момент дверь распахнулась, и в кабинет зашёл потный и усталый Гриша. Рукава его рубашки были засучены, в зубах торчал потухший окурок. – Фу! – Он упал в кресло. – Всё, расколол. Вот паразит, а сначала: «Какие деньги? Какие деньги? Я, говорит, вообще в отдельной квартире живу, и соседки у меня нет никакой». Видал я подлецов, но таких! Ну, ничего, я тоже не лыком шит. Он сейчас явку с повинной строчит. Я уточнить зашел, сколько денег там было, а то он почему-то не помнит.