— Сейчас шашлык будет, — пообещал подобревший Черкес. — Ладно, говори, зачем приехал. Но Крюков не спешил перейти к делу. — Сначала скажи, что ты мне предъявить хотел? Мы же с тобой, вроде, нигде не пересекались. Или за Федю, царствие ему Небесное, решил вписаться? Черкес налил себе и сыщику по полному стакану водки. Что ему сто граммов спирта на сто с лишним кило живого веса? А Крюкову каково? Но сыщик стойко выпил до дна и аккуратно наколол на вилку соленый, весь в аппетитных сопельках, опенок. Пожевал и принялся не спеша мазать хлеб маслом, а затем черной паюсной икрой. Черкес закусывать не стал. Он хитро посмотрел на опера. — Ты правильно Федю вспомнил. Когда ты ему за наркоту хомут подвесил, сколько с ним груза принял? А ведь товар тот денег стоил. С Феди на кичи какой ответ? Так что бабки хозяину товара я возвращал, все до копеечки. А бабки были немалые. Вот из-за этого я на тебя зуб и держал. Ладно, проехали. И налил еще по стакану. Крюков пил и не пьянел. Видимо, сказался выброс в кровь адреналина во время драки с авторитетом. Ему удалось довольно внятно изложить тому свой план. Как ни странно, план его Черкесу понравился. — Значит, на живца ловить будем? Это дело. И сколько людей нам понадобится? — Всего трое, — просветил авторитета Крюков. — Чистильщик в качестве добычи, я как охотник и ты в виде живца. Ты выходишь, он стреляет, я его беру. — А потом? — с неподдельным любопытством спросил Черкес. — Все, — сказал Крюков. — Что ты не понял? — Что будет со мной после того, как он выстрелит? — Не будет никакого выстрела, — заверил авторитета сыщик. — Я убью его раньше, прямо в его же собственной засаде. И суд меня в который раз оправдает. — Но как ты узнаешь, где именно он устроит засаду? — Он профессионал, значит, выберет оптимальное место. А такое может быть только одно. Вот если бы мы имели дело с дилетантом, я бы не рискнул подставлять твой лоб под пулю. — Слушай, а если ты все равно уберешь его раньше, чем он примется в меня шмалять, может, мне вообще не надо туда ехать? — осторожно предложил Черкес. — Надо. За тобой внимательно наблюдают, Чистильщик наверняка перепроверит информацию. — Через кого? Кто эта сука? Крюков повертел в руках пустой стакан. — Я не уверен, но думаю, что это Дьякон. От смерти ваших авторитетов пока выиграл он. И ты. Но он больше, поскольку его не подозревают. — Так это Дьякон, сука, всех подставил! — скрипел зубами Черкес. — Хлебом клянусь, достану суку! Горло перерву! Сейчас же! Крюкову с большим трудом удалось его немного успокоить. — Остынь. Тебе что важнее — смерть Дьякона или собственная жизнь? Вот и давай решать проблемы по мере поступления. Сначала Чистильщик, потом Дьякон. Они договорились встретиться на следующий день, чтобы обсудить детали предстоящего дела. На прощанье Черкес махнул своим людям. — Пусть идет через главный вход, — сказал он с расстановкой, — мешок на голову больше не понадобится. — И подал Крюкову на прощанье руку. Как и предполагал сыщик, тайное прибежище Черкеса располагалось в подвале комплекса «Эльдорадо». Он распрощался с братками у выхода из пирамиды. И это было проявлением высшей степени доверия со стороны авторитета. * * * Рано утром следующего дня Крюков подъехал к дому Тарасова. С трудом отыскав для «рябухи» место в ряду разномастных автомобилей жильцов перестроенной иждивением Лужкова пятиэтажки, он поднялся по лестнице на верхний этаж и разбудил сослуживца длинным садистским звонком в дверь. Примерно через минуту тот выглянул на лестничную клетку. Вид у него был заспанный. — А мне говорили, что хорошо спят только люди с чистой совестью, — удивился Крюков. — На связь выходить не пора? — Свари кофе, у тебя это лучше получается, — зевнул Тарасов. — Что я должен ему сообщить? Крюков направился на кухню и зазвенел там банками, турками и прочими кофейными атрибутами. — Скажи, что сегодня он будет валить Черкеса. Назови место и время. Варианты засады вы с ним обсуждаете? — Никогда, — хмуро признался Тарасов. — Вообще-то я ему называю только имя клиента и отправляю по «мылу» портрет. Иногда по причине срочности называю место, где в указанное время будет находиться объект. Ладно, попробуем. Он вообще-то парень осторожный, но мне доверяет. Крюков колдовал над туркой, которую некоторые профаны ошибочно называют джезвой. Через несколько минут он разлил по чашкам сногсшибательно пахнущий кофе. Пили его молча. Тарасов не был расположен к разговору. Его ела совесть: как-никак, а сдавал он своего армейского дружка, хоть и киллера и преступника. Наконец Крюков посмотрел на часы и скомандовал: — Пора, звони. Тарасов взял трубку телефона и принялся набирать номер Чистильщика. * * * Толик любил свою старую снайперскую винтовку. Как-то на олимпиаде спецподразделений армий-союзниц по антитеррористическому блоку американские снайперы смеялись над его заслуженной «СВДшкой», называя ее музейным экспонатом. Тогда он перепробовал разные системы: «штайр», «беретту», «эклер и кох», «ЗИГ», «сетме», «галид», «армалайт». Приходилось ему делать работу из накрученных современных «винторезов» и конструкций компоновки «буллпап». Но он предпочитал именно ее, старую и проверенную. Для транспортировки оружия киллер использовал футляр от музыкального инструмента или длинную спортивную сумку. Итак, Черкеса он решил работать из винтовки. В последнее время тот прятался в убежище, а если выходил, то со всеми предосторожностями и в окружении многочисленной охраны. После обеда авторитет собирался навестить свою любовницу, адрес которой Гарамнов получил утром у Тарасова. Он не любил работать в режиме цейтнота. Но сейчас выбора не было. Не известно, когда еще Черкес выползет из своего логова. Он остановил машину метров за пятьдесят от подъезда двенадцатиэтажной башни, выходившей окнами на квартиру любовницы Черкеса. Здесь он внимательно осмотрелся. Дом как дом, двор как двор. Пестрели цветными нецензурными надписями стены гаражей-ракушек. Под деревом курили молодые матери с колясками. В песочнице под грибком писал карапуз лет сорока с гаком. Двое его друзей на детской спортплощадке увлеченно занимались спортом — били друг другу пьяные морды. Гарамнов подошел к «писающему мальчику». Тот наряду с основным занятием извлекал ногтем указательного пальца из трехдневной щетины на щеке неприятный звук, отдаленно напоминающий шелест туалетной бумаги. Типичный забулдыга, каких в таком изобилии, наряду с Платонами и Невтонами домашней выделки, рожает русская земля. — Эй, мужик, ты здешний? — вежливо спросил гость двора. — Мужики на промке план дают, — отозвался тот с чувством собственного достоинства. — Чего надо? Киллер извлек из кармана припасенную бутылку водки. — Вмажем? — Вмажем, если нальешь. А что взамен? Гарамнов посмотрел на окна дома. — Ты из этого подъезда кого-нибудь знаешь? — Я сам из этого подъезда, — гордо сообщил небритый. — Меня тут все знают. А звать меня Ильичом. Слыхал песню? На-а-аш да-а-арагой И-и-ильи-и-ич! Говори, что надо? — Да как тебе сказать? Ильич окинул складную фигуру незнакомца в длинном пальто, задержал взгляд на большой спортивно-челночной сумке в его руке. — Так и говори. Баба, небось, выгнала? Жить негде? Ладно, пошли. Только у меня закуси нет, и не рассчитывай. — Пошли-пошли, — подтолкнул его в спину убийца. — У меня тут все найдется, и закусь. А окна у тебя на какую сторону выходят? Люблю, знаешь, по вечерам на закат смотреть. — На обе, — буркнул гостеприимный хозяин. Они поднялись на четвертый этаж. Ильич принялся возиться с замком. Наконец справился и распахнул дверь. — Заходи. В это время внизу послышались сигналы подъехавшей кавалькады машин. Это мог быть только Черкес. Медлить было нельзя. Гарамнов толкнул алкаша в спину с такой силой, что тот пушечным ядром влетел в коридор. Киллер быстро вошел следом и закрыл за собой входную дверь. Служение муз не терпит суеты, особенно музы Убийства, и Гарамнов не любил спешки в своем деле, но иногда его охватывал охотничий азарт. В такие моменты он ощущал, что у него все получается, и чувствовал вдохновение, близкое к оргазму. Вот и сейчас он словно видел себя со стороны: как четкими, отработанными движениями извлекает из сумки и собирает винтовку. Как занимает позицию на окне. Как видит объект, ловит его в оптику прицела. Как, затаив дыхание, медленно выбирает свободный ход спускового крючка и… нажимает. Выстрел. Тяжелая пуля со стальным сердечником входит в голову… Но сначала следовало устранить небольшую помеху — хорошего мужика по имени Ильич. Прихлопнуть его, походя, как муху пли таракана, просто потому, что он оказался не в то время не в том месте. Одной рукой Толя Гарамнов опускал на пол сумку с разобранной винтовкой, а другой уже выхватывал из-под пальто газовый «макар» с переточенным под боевой патрон стволом и навинченным на него глушителем. В таких случаях он стрелял навскидку, не целясь, и никогда не промахивался. В самый последний момент он вдруг с удивлением увидел, что алкаш каким-то непостижимым образом увернулся и уходит с линии стрельбы в неудобную правую сторону. В долю секунды он оказался за холодильником в кухне, и оттуда же прямо в киллера уставились стволы обреза охотничьей двустволки. Дуплет жаканом с дистанции в два метра раскрошил его плечо за долю секунды до того, как пули его пистолета взрыли пол крошечной кухни. Ильич с любопытством высунулся из-за холодильника, подул в стволы обреза и пробормотал как бы сам себе. — «Комет» и микробов убивает наповал.