Днем Крюков заехал за Эльвиной. Она переночевала у себя дома. Теперь она могла позволить себе такую роскошь. Крюков разделял ее мнение. — Денег Ложкина не нашли, зато теперь тебе нечего бояться, — сказал он, когда Эльвина уселась к нему в «рябуху». На этом наши дороги, в общем, расходятся. Проживешь без меня? — Попробую, — ответила она. — Но на всякий случай запиши мои адрес. Есть бумага? — Поищи в бардачке, — предложил сыщик. Эльвина открыла крышку и ей на колени выпала фотография. — Что это? Это была фотография Волкова и дочери бизнесмена Ложкина. На ней они были молодые, счастливые. И живые. Крюков нахмурился. — Это так… Осталось на память от товарища. Он погиб очень давно. В самом начале всей этой истории. Эльвина перевернула фото и тихонько охнула. — Ты чего? — вздрогнул Крюков. — Опять, что ли, началось? — Это… — Эльвина указывала на оборот фотографии, — это реквизиты, коды и номера счетов Ложкина. Крюков некоторое время смотрел на нее дурак-дураком. — Получается, они все время валялись у меня в бардачке? И в овраге, и в автосервисе… Забавно… — Но как они попали к тебе? — Эльвина была ошарашена не меньше сыщика. Крюков так напряг извилины мозга, что они задымились. — Вероятно, они хранились у секретарши Ложкина. Мясники Щеглова заставили ее им отдать, но тут появился Волков, убил уродов, а номера счетов записал на обороте своей фотографии. Он подозревал, что может не дойти до дома, меня засвечивать не захотел. А может, просто подстраховался. Короче, он нашел мою машину и бросил фотографию в шелку между стеклом и дверной рамой, которую я всегда оставляю для вентиляции в машине. Нет, подумать только! Мы с тобой искали эти счета, нас из-за них чуть не угрохали, а я, как дурак, возил их все это время с собой в бардачке! Что ж, поздравляю тебя со счастливым концом нашей страшной сказки. Он запустил двигатель. — Куда мы теперь? — спросила Эльвина. — Надо же забрать твои вещи у Альбертыча. А то он завтра выписывается. * * * Открыв дверь в квартиру Альбертыча, Крюков сразу почувствовал, что в доме кто-то есть. Из кухни пахло вкусным и жареным. — Хозяин дома? — громко спросил сыщик. К удивлению его и Эльвины из кухни появился подполковник Тарасов, оборотень в погонах, который в настоящий момент находился в федеральном розыске. — А ты как сюда попал? — как бы между прочим поинтересовался у него опер. Тарасов пожал плечами. — Стреляли. В смысле — стреляли там, где я был. Пришлось перебраться сюда. Надеюсь, братцы, вы меня не заложите? Дело-то житейское. Вчера тебя ловили, сегодня меня. Кто знает, как завтра обернется? Я-то ведь знал, где вы прячетесь, но никому не сказал. Теперь надеюсь на взаимность. Крюков махнул рукой. Э, алаверды так алаверды. Живи, что с тобой делать. Как там в песне пели? Я не шкаф и не музей, чтоб вешать собственных друзей! Предоставим это другим. Только имей в виду, что завтра Альбертыча должны выписать из больницы. Он будет приятно удивлен твоим визитом. Так что с ним сам утрясай. Услышав мнение Крюкова, Тарасов повеселел. Он боялся другого ответа. — Завтра меня здесь не будет — заверил он. — Мне бы только день простоять, да ночь продержаться. Эльвина прошла в комнату и пнула объемистую сумку, стоявшую возле дивана. — А моего мнения никто не хочет спросить? Может, я не хочу покрывать преступника? Крюков поморщился. За последние дни он вымотался, как вьючная ацтекская собака. Эту ночь поспать тоже не удалось. Давили оборотней, давили… Он прямо-таки упал в кресло и закрыл глаза. — Знаете что, ребята? Разберитесь на этот раз без меня. Разбудите, когда договоритесь. Он вытянул ноги и моментально провалился в сон. Сколько он проспал, неизвестно, но когда открыл глаза, никакой сонливости не испытывал. Проснулся, как по тревоге. Почему? Сработал инстинкт? С кухни время от времени доносились тихие сдержанные голоса. Значит, Эльвина с Тарасовым пришли к консенсусу? Но что же тогда его насторожило? Он понял это через секунду, когда Володя Тарасов вполголоса, видимо автоматически, не отдавая себе отчета, пропел: «Ко мне, друзья, чистильщик я!» Одним прыжком Крюков вылетел из кресла и оказался возле двери. И здесь он услышал кое-что любопытное, от чего кровь застыла у него в жилах, а волосы встали дыбом. — Его нужно убить, — громким шепотом настаивала Эльвина. «Вот это хохма. Интересно, кого это нужно убить»? — подумал сыщик, и отказался от мысли немедленно войти на кухню и прямо об этом спросить. — Тихо! Услышит, — зашипел в ответ Тарасов. Эльвина ответила чуть громче, в ее голосе слышалось пренебрежение. — Ни фига он не услышит. Он двое суток не спал, его из пушки теперь не разбудишь. Повторяю, твоего придурка необходимо грохнуть! Сейчас он единственный, кто реально может нам помешать. И тогда год работы пойдет псу под хвост. Тебе хорошо говорить. Не ты же спал с этим козлом Ложкиным. До сих пор как вспомню, так дрожь пробирает! Но Тарасов стоял на своем. — Все равно я не согласен. Давай просто его отключим. Он же до сих пор ничего не понял. И дальше не поймет. А временно обезвредить его можно, даже нужно. Клофелина в водку, что ли, подсыпать? Эльвина вдруг превратилась в настоящую фурию. Крюков никогда бы не подумал, что она может стать такой гадиной. И это после всего хорошего. что он хотел для нее сделать! — Может быть, у тебя есть клофелин? — прошипела она. — Нет? И у меня нет. Поэтому заткнись. А если тебе сопли не позволяют, это сделаю я. Войду и убью, пока он там храпит. По крайней мере, он умрет счастливым. Тут Крюков окончательно убедился, что разговор, как ни странно, идет о нем. Сунув руку под куртку, он вспомнил, что пистолет с золотым курком и обрез остались в машине. Не повезло. Только он решил было переместиться к входной двери, как на пороге комнаты появилась Эльвина. В ее руке чернел газовик с переточенным стволом. — Проснулся? — спросила она недовольно. — Жаль. Говорят, во сне умирать легче. Но так даже лучше. Не придется обыскивать твой хладный труп. Не люблю мертвецов. Давай фотографию. За ее спиной показался смущенный Тарасов. Крюков оживился. — Володя, а что это за песню ты пел? Тарасов смутился еще сильнее. — Услышал? Это песня такая. Из старого фильма. Про чистильщика. Крюков покачал головой с укоризной. — Ай-яй-яй! Володя, как не стыдно? Так это ты? Ты был Чистильщиком? Столько народу завалил. Тарасов не счел нужным отпираться: какой смысл обманывать без пяти минут покойника? — Ну, допустим, я! И что это меняет? Крюков пожал плечами. — В общем, конечно, ничего не меняет. Все логично и предельно ясно. Ты же служил вместе с Гарамновым, то есть осваивал ту же науку убивать. Значит, ты все это время подставлял его. Ты же его и повесил? Тарасов усмехнулся. — Конечно. Я же знал, что ты в курсе, что все наши уедут на стрелку. И не упустишь случая заглянуть на базу, чтобы освободить Эльку. Вот и оставил вам подарок. Признаюсь тебе, что и Щеглова я замочил. Он собирался наделать глупостей. Представляешь, дом взорвать хотел… — Ну, допустим, дом взорвать собирался ты, а не Щеглов, — перебил его Крюков. — Вон, дистанционный пульт для взрывателя на столе лежит. Ты Щеглова замочил и хотел замести следы. Не так? — А хотя бы и так! Но учти, я был против того, чтобы убивать тебя. Это все Элька… Крюков потер глаза, вытирая невидимые слезы, и всхлипнул. — Спасибо. Ты настоящий друг.