Киллеры, оглядываясь, вышли из подъезда. Уже начало смеркаться. — «Ждите распоряжений»! Только и знают, что распоряжаться! — недовольно ворчал первый. Второй зажимал рану на щеке носовым платком, который быстро темнел от крови. Убийцы быстрым шагом направились к оставленной в соседнем дворе машине. Минуя разделяющий дворы скверик, они заметили сидевшего на скамеечке старичка с палочкой. — Что еще за старый хрен тут загорает? Может, завалим деда? — предложил один. — Не стоит пачкаться. Место открытое. Да и не видел он ни хрена, — отозвался другой. Проходя мимо старичка, первый, тем не менее, не удержался от замечания. — Что, мудак старый, вылупился? Домой вали, там, поди, твою бабку сосед трахает. Старичок с укоризной покачал головой вслед нахалу и пробормотал вслед. — Эх, молодежь-молодежь… Он с рассеянным видом наблюдал, как двое грубиянов уселись в старенькую «БМВ». Когда они запустили двигатель и зажгли фары, старичок не спеша достал из кармана коробочку, похожую на пачку сигарет, но не закурил, а нажал еле заметную кнопку на крышке. Из-под днища БМВ полыхнуло пламя, машину подбросило взрывом, разломившим ее в воздухе пополам. В соседних домах из окон вылетели стекла, раздались и испуганные крики людей. Но старичка на скамейке уже не было. Он не спеша вышел на улицу, сел в припаркованный прямо под фонарем серый невзрачный «Москвич». Перед тем как тронуться, старичок так же, как и киллеры, позвонил по мобильнику. — Говорит Чистильщик. Все чисто, — сообщил он бесцветным, без интонаций, голосом. — Понял, ждите новых распоряжений. Отбой. — Услышал он в ответ. Старичок убрал трубку, отклеил бороду и усы, повернул ключ в замке зажигания и под аккомпанемент мотора замурлыкал вполголоса песню из старого восточного кинофильма: «Ко мне, друзья! Чистильщик я! И молодым и старым нужен мой веселый труд!». * * * На следующее утро весь личный состав получил приказ собраться в управлении. Причин никто не знал. Все толкались в курилках и коридорах, слонялись из кабинета в кабинет. Наконец Альпенгольд собрал всех в актовом зале и в свойственном только ему корявом стиле объявил: — У нас ЧП. Этой ночью насильственным путем ушел из жизни наш сотрудник оперуполномоченный Волков. Он уже висит в вестибюле. Подойдете и ознакомитесь. Командирам подразделении приказываю подготовить предложения по усилению бдительности сотрудников. У меня все. Все по рабочим местам, кроме капитана Крюкова. А вас, Крюков, попрошу остаться. Пока коллеги Крюкова расползались по рабочим места, ругая почем зря генерала-хронофага, отъевшего такой огромный кусок их рабочего времени, Альпенгольд распекал капитана за «неуставные кеды», именно так он назвал его дорогущие шикарные кроссовки. Затем в сопровождении, точнее, под конвоем генерала Крюков проследовал к его кабинету. Секретарша Альпенгольда отсутствовала. Возле ее стола Крюков увидел майора Нечаева-Тэтэ, который кадрил новую уборщицу. Веник и тряпка в руках этой красотки выглядели также гармонично, как у королевы Елизаветы на светском рауте. Увидев Альпенгольда, Нечаев вытянулся, как салага перед старшиной, а когда генерал прошел вперед, ухватил Крюкова за локоть и подмигнул ему, словно приятелю. — Слышь, Крюк, девочка тобой интересуется, — сообщил он шепотом заговорщика. Уборщица скромно потупила большие, как у шемаханской царицы, глаза. «Конечно, только не в том смысле, в каком ты думаешь» — подумал Крюков и многозначительно улыбнулся. И напрасно. Генерал обернулся — он явно не был расположен к благодушию. — О чем вы все время ухмыляетесь, Крюков? — вопросил он, стоя одной ногой в кабинете, а другой в приемной. — Товарищ ваш, Волков, доухмылялся. Я вам сейчас скажу такое, что вам тоже жить расхочется. Что вы вчера натворили с покойником на бензозаправке? Крюков вытянулся и щелкнул каблуками кроссовок. Вернее, попытался щелкнуть. — Производили задержание, вась-сиясь-тво! — Прекратите паясничать! И не стройте тут из меня буридановую козу! — вскипел генерал. — Буриданова осла, — поправил Крюков сдержанно. — Если речь идет о Буридане, то осла. А если коза, то Сидорова. А если ослица, то Валаамова. Генерал смерил сыщика взглядом, полным ненависти. — Осла, ослицу, да хоть козла! Я ведь знаю, в чем овца зарыта. Вы, Крюков, считаете, что только у вас имеются серые клеточки головного ума, а все остальные, особенно ваши начальники, варламовы козлы. Крюков промолчал, хотя в душе не мог не согласится. Это был первый случай, когда он безоговорочно признал правоту генерала. Тот тем временем продолжал. — Вы, Крюков, ждете не дождетесь, когда я голый и босый буду вам честь отдавать. Ждете? Не дождетесь! Крюков с огромным трудом сдержал приступ смеха. Он представил себе голого и босого толстяка-Альпенгольда в генеральской фуражке, проходящего четким строевым шагом и отдающего ему честь. — Не дождетесь! — брызгал слюной генерал. — Выплюньте эту идею из вашей головы. Это вы мне, голый и босый, будете честь отдавать! — Никак нет, товарищ генерал, — вставил Крюков. — Голым честь отдавать у нас по уставу не положено. Мы не в Америке, это там к пустой голове руку прикладывают. Генерал посмотрел на Крюкова, словно только что раскусил его, а до этого считал родным и близким по духу человеком. А тут бац — такое разочарование! — Вы, Крюков, не с того конца жизнь начинаете. Но мы это вам поправим. Хочу вас поздравить. Ваш дружок, заместитель начальника главка генерал Шабанов сегодня снят с должности и уволен по неслужебному соответствию за развал работы. С одним единственным киллером, с Дворником каким-то, не смог справиться. Позор. Так что покрывать вас, Крюков, больше некому. И после первого же замечания я вас выгоню в четыре руки. Альпенгольд, вероятно, представил себе эту картину, так как его настроение вдруг изменилось к лучшему. Он даже перестал кипеть и ругаться. Тон его стал сдержанным и даже сочувственным. — Вы, Крюков, хороший профессионал, компетентный офицер. Вы изобретательны и упорны там, где вам это надо. И с серыми шариками вас все в порядке. Не окончательный дурак. Но о субординации дисциплины не имеете зеленого понятия. Так что я ни под каким видом не хочу видеть такого сотрудника в составе вверенного мне управления. Короче, или уйдете вы или одно из двух. Можете ступать вон! — в подтверждение серьезности своих намерений он грозно нахмурил брежневские брови. «Обнадежил, что и говорить! — подумал Крюков и вылетел из кабинета окрыленным. На один бок. В приемной прогуливался Тэтэ. Видимо, ждал, пока Крюков уйдет, чтобы выложить генералу очередную порцию доносов. Сыщик решил не упускать случая и использовать нечаевскую осведомленность. Он дружески хлопнул стукача по плечу и наградил его обаятельной улыбкой. — Говоришь, мисс Швабра мной интересуется? Кстати, откуда она взялась? С такими данными ей бы не полы драить, а на Тверской клиентов окучивать. Нечаев не смог удержаться, чтобы не продемонстрировать свою осведомленность. — Так она же у нас срок отбывает. «Два по двадцать». Кажется, ситуация начала понемногу проясняться. Красавица-уборщица за какие-то прегрешения получила два года условно с обязательным привлечением к труду и отстежкой по двадцать процентов от зарплаты в доход государству. По идее, ее должны были направить в больницу или на завод. Но вместо этого она оказалась здесь, в секретном управлении. Что это — простое совпадение? Крюков задумался и не сразу понял, что Тэтэ продолжает ему что-то говорить. Он прислушался. — Поэтому следователь Кибальчич и выпустил твоих отморозков, — закончил Нечаев. — Постой, я не въезжаю. Как так выпустил? — возмутился сыщик. Тэтэ терпеливо, как для тугодумов, повторил. — Я же говорю. Задержали вы их незаконно, с применением недопустимых методов. Способом, опасным для жизни и здоровья третьих лиц. От показаний своих они отказались, побои зафиксировали. Волкову, можно сказать, повезло, а то бы под суд пошел. Ты тоже готовься в прокуратуре показания давать. Посадить, может, и не посадят, но уволят — сто пудов. Ну, бывай! — Стукач остался доволен обескураженным видом Крюкова и без стука прошел в кабинет генерала. Крюков поплелся к себе. Открыв дверь в кабинет оперсостава, он увидел, что ослепительная уборщица снова крутится возле его стола. Заметив Крюкова, она как ни в чем не бывало начала порхать между столами с веником в руке. «Эту порочную практику пора прекратить» — подумал сыщик. Подождав, пока красотка с веником отвернется, он извлек из щели между шкафом и сейфом большой бумажный пакет и решительным шагом направился к экспертам. Селимов был, как всегда, страшно занят. Он даже не вышел навстречу Крюкову и общался с ним из-за закрытой двери фотолаборатории. «Ловушку я поставил, — крикнул он, — теперь первый, кто залезет в ящик твоего стола, об этом пожалеет. Я скоро буду, подожди!». Через пару минут он и в самом деле появился перед Крюковым собственной персоной. — Гони пузырь. — Молодец! — Крюков протянул эксперту пакет с обещанным гонораром в виде бутылки «Джонни Уокера» с черной этикеткой. Селимов скорчил брезгливую гримасу. Крюков возмутился. — А ты бы что хотел за свою самодельную конструкцию? Синюю! — Ну, хотя бы золотую. — Перебьешься. Кстати, за ловушку спасибо, но в следующий раз когда поставишь, предупреждай. А если бы я сам туда залез? Селимов уже открыл бутылку, понюхал, налил в мензурку, посмотрел содержимое на свет и попробовал на язык. Почмокал. — Ладно, сойдет. А насчет предупредить… Ты же всегда, как минимум, на полчаса опаздываешь. А у меня ни минуты свободной нет. Крюков окинул взглядом рабочее место эксперта-криминалиста. В центре стола стоял раскрытый серебристого цвета кейс-футляр с восхитительным набором кухонных ножей и прочих поварских аксессуаров. Рядом с кейсом лежал обычный пластиковый пакет, из которого торчали один ствол и две рукоятки пистолетов. Кажется, это были новенькие тэтэшники. — Откуда дровишки?