Я села рядом с тобой на диван и вынула из кармана пальто новый сувенир — пляжный мяч. Уж поверь, не так просто раздобыть его в феврале. — Мы так и не дошли до пляжа, — сказала ты. — Я упала. — А-а-а… Но это не просто пляжный мяч, — отозвалась я, надувая его до тех пор, пока он не стал похож на живот беременной на девятом месяце. Я положила его между твоих ног, прижимая к гипсу, и похлопала. — Это, — сказала я, — бонго. Ты засмеялась и тоже застучала по пластиковой поверхности. На звук в комнату вошла Шарлотта. — Выглядишь кошмарно, — сказала я. — Когда ты в последний раз спала? — Боже, Пайпер, я тоже рада тебя видеть… — Амелия готова? — Для чего? — Для катка. Шарлотта шлепнула ладонью по лбу. — Совершенно вылетело из головы. Амелия! — крикнула она, а потом мне: — Мы только что вернулись домой от юриста. — И как? Шон все еще грозится засудить весь мир? Вместо ответа Шарлотта хлопнула по пляжному мячу. Ей не нравилось, когда я критиковала Шона. Твоя мать была моей самой лучшей подругой, а вот отец выводил из себя. Если он что-то вбивал себе в голову, то все, конец, — его уже было не переубедить. Шон видел мир в черно-белом цвете, а я обожаю всплеск красок. — Угадай что, Пайпер, — вдруг сказала ты. — Я тоже ходила на каток. Я взглянула на Шарлотту, которая кивнула мне. Подруга до ужаса боялась пруда на заднем дворе и всех его соблазнов. Я с нетерпением ждала истории об их приключении. — Если ты забыла о катке, то забыла и о распродаже выпечки? Шарлотта вздрогнула: — А ты что испекла? — Брауни, — ответила я. — В форме коньков. А вместо лезвий и шнурков — глазурь. Понимаешь? Коньки с глазурью? — Ты испекла брауни? — сказала Шарлотта, и я последовала за ней на кухню. — Сама! Остальные мамочки уже внесли меня в черный список, потому что я пропустила весеннюю встречу ради медицинской конференции. Стараюсь наверстать упущенное. — И когда ты взбила тесто? Пока накладывала швы после эпизиотомии? После полутора суток работы? — Шарлотта открыла кладовую и порылась на полках, пока не нашла упаковку чипсов «Ahoy!» и не высыпала их на блюдо. — Серьезно, Пайпер, тебе обязательно быть такой чертовски идеальной? Подруга вилкой потрогала кексы. — Ничего себе! — воскликнула я. — Кто подлил мочи в твой «Чириос»? — А ты чего ожидала? Влетаешь сюда на крыльях бабочки, говоришь мне, что я кошмарно выгляжу, а потом выставляешь меня и вовсе немощной… — Ты главный кондитер, Шарлотта. Ты можешь печь сутки на… Что ты, черт побери, делаешь?! — Придаю им более домашний вид, — сказала Шарлотта. — Я больше не главный кондитер. Уже довольно давно. Когда я познакомилась с Шарлоттой, ее только объявили лучшим шеф-кондитером в Нью-Гэмпшире. Впервые я прочла о ней в журнале, который расхваливал ее умение соединять несовместимые ингредиенты и выдавать самые удивительные кондитерские изделия. Именно Шарлотта раньше приходила в мой дом не с пустыми руками — приносила капкейки с глазурью из сахарной ваты, пироги с ягодами, которые взрывались как фейерверки, пудинги, напоминавшие пищу богов. Суфле у нее выходили легкими, как летние облачка, а шоколадное фондю стирало лишние мысли, накопившиеся в голове за день. Шарлотта рассказывала, что когда занимается выпечкой, то заглядывает внутрь себя, а все остальное утрачивает смысл, ведь она вспоминает свое истинное предназначение. Я ей завидовала. Я тоже могла похвастаться призванием — я была чертовски хорошим врачом, но Шарлотта обладала настоящим талантом. Она мечтала открыть кондитерский магазин и написать кулинарный бестселлер. Я даже представить себе не могла, что она может любить что-то больше выпечки. Пока не родилась ты. Я отодвинула поднос в сторону: — Шарлотта, ты в порядке? — Поглядим. На прошлых выходных меня арестовали, моя дочь замурована в гипс, а у меня пока даже не было времени принять душ. Конечно, все просто супер! — Она повернулась к дверному проему и лестнице, которая вела на второй этаж. — Амелия! Идем! — У Эммы тоже, когда ей надо, пропадает слух, — сказала я. — Клянусь тебе, она игнорирует меня намеренно! Вчера я восемь раз просила ее привести в порядок кухонную столешницу… — Знаешь что, — устало сказала Шарлотта, — меня сейчас мало волнует, какие у вас с дочерью проблемы. Моя челюсть уже распахнулась от удивления. Я всегда была доверенным лицом Шарлотты, а не грушей для битья, но она покачала головой и извинилась: — Прости. Не знаю даже, что со мной не так. Мне не следовало срываться на тебе. — Все в порядке. В тот момент старшие девочки сбежали по лестнице и понеслись мимо нас, смеясь и перешептываясь. Я положила ладонь на руку Шарлотты. — Чтобы ты знала, — решительно проговорила я, — ты самая преданная мать, какую я когда-либо видела. Ты посвятила всю свою жизнь заботе о Уиллоу. Она опустила голову и кивнула, прежде чем снова посмотреть на меня: — Помнишь ее первое УЗИ? На секунду я задумалась, потом улыбнулась: — Мы видели, как она сосет свой большой палец. Мне даже не пришлось говорить об этом вам с Шоном, все было ясно как день. — Точно, — повторила твоя мать. — Ясно как день. Шарлотта Март 2007 года А что, если кто-то все-таки виноват? Эта мысль, как сорное семя, поселилась в глубине моей души, когда мы выходили из офиса юристов. Лежа рядом с Шоном и не в силах уснуть, я слышала пульсацию в крови, словно барабанную дробь: что, если, что, если, что, если. Целых пять лет я любила тебя, опекала, носила на руках при очередном переломе. Я получила именно то, чего отчаянно желала: прекрасного ребенка. Разве могла я признаться кому-то, а уж тем более себе, что твое рождение было не только самым замечательным событием в моей жизни… но еще и самым изнурительным, самым невыносимым? Люди жаловались, что их дети грубят, или сердятся, или даже попадают в переделки, нарушая закон, а я слушала и завидовала. Когда их детям исполнится восемнадцать, они будут сами по себе, совершать собственные ошибки, сами нести ответственность. Но ты не из тех птенцов, что вылетают из родительского гнезда. А что, если ты упадешь? И как ты будешь жить, когда меня не будет рядом, кто подхватит тебя? Прошла неделя, за ней еще одна. Я поняла, что юридическая фирма Роберта Рамиреса, должно быть, питает ко мне то же отвращение, что и я сама, за все эти тайные мысли. Я решила отвлечься и порадовать тебя. Мы играли в скрэбл, пока я не выучила наизусть все слова из двух букв, смотрела передачи по «Энимал планет», пока не запомнила весь текст. Твой отец вернулся к рабочей рутине, Амелия снова пошла в школу. Утром мы с тобой оказались в тесной ванной на первом этаже. Я держала тебя на руках лицом к себе, балансируя над унитазом, чтобы ты могла сходить в туалет. — Пакеты, — сказала ты. — Они мешают! Одной рукой, пыхтя под тяжестью веса, я поправила мусорные пакеты, обернутые вокруг твоих ног. После нескольких неудачных попыток я поняла, как пользоваться ванной комнатой, когда на тебе гипсовые штаны, — еще один любопытный нюанс, о котором забыли сказать врачи. От родителей в онлайн-форумах я узнала, что нужно подложить пластиковые мусорные мешки под край гипса, где было открытое место, своего рода прокладка, чтобы гипс оставался сухим и чистым. Нет нужды говорить, что поход в ванную комнату с тобой занимал около получаса. После нескольких провалов ты стала предугадывать, когда тебе нужно в туалет, а не терпеть до последнего. — Каждый год в туалете травмируются сорок тысяч человек, — сказала ты. Я стиснула зубы. — Ради всего святого, Уиллоу, сосредоточься, чтобы не было сорок тысяч первого. — Хорошо, я все. Искусным маневром я передала тебе рулон туалетной бумаги и подождала, когда ты вытрешься. — Молодец! — похвалила я, нажимая на смыв, и с радостью попятилась из узкой ванной. Но зацепилась о коврик кроссовкой и поняла, что теряю равновесие. Изогнулась так, чтобы упасть первой и смягчить своим телом твое падение. Не знаю, кто из нас первой засмеялся, а когда одновременно зазвонили в дверь и телефон, мы лишь захохотали еще громче. Стоило поменять сообщение на автоответчике: «Простите, я не могу ответить прямо сейчас. Я держу над унитазом дочь в пятидесятифунтовом гипсе». Я приподнялась на локтях и увлекла тебя за собой. Дверной звонок снова нетерпеливо задребезжал. — Иду! — выкрикнула я. — Мамочка! — завизжала ты. — А мои штанишки! Ты все еще была полуголой после нашего похода в ванную комнату, а одеть тебя во фланелевые пижамные штаны заняло бы еще десять минут пыток. Вместо этого я взяла мусорный пакет, засунутый за гипс, и обмотала вокруг твоей талии наподобие черной пластиковой юбки. На крыльце стояла миссис Дамброски, соседка, жившая на нашей улице. У нее было двое внуков-близнецов твоего возраста, которые в прошлом году навещали ее. Когда она уснула, они украли ее очки и подожгли сухую листву — огонь перекинулся бы на гараж, если бы в самый нужный момент не пришел почтальон.