Я намотала на руку пружину телефонного провода, представляя, какие слова передам по нему, отправлю в мир, сделаю их реальными. — Миссис О’Киф? — Меня интересует… судебный иск. Последовала недолгая пауза. — Почему бы нам не назначить время встречи? Я попрошу секретаря позвонить вам завтра. — Нет. — Я покачала головой. — В смысле, все в порядке, но завтра меня не будет дома. Я сейчас в больнице с Уиллоу. — Мне жаль это слышать. — Нет, с ней все в порядке. Не то чтобы в порядке, но это обычная процедура. Мы будем дома к четвергу. — Я запишу себе. — Хорошо, — выдохнула я. — Хорошо. — Передавайте мои самые лучшие пожелания вашей семье. — У меня всего один вопрос, — сказала я, но адвокат уже повесила трубку. Я прижала ее к губам, ощущая привкус металла. — Вы бы это сделали? — прошептала я. — Сделали бы на моем месте? «Если вы хотите совершить звонок, — сказал механический голос оператора, — пожалуйста, повесьте трубку и попытайтесь снова». Что сказал бы Шон? Ничего, поняла я, потому что я не расскажу ему о своем поступке. Я прошла по коридору до твоей комнаты. Ты тихонько посапывала на кровати. Фильм, под который ты уснула, отбрасывал красные, зеленые, золотые пятна на твою кровать, напоминая ранний ковер осени. Я легла на узкую койку, переделанную из гостевого кресла доброжелательной медсестрой. Она оставила мне потертый плед и подушку, которая хрустела, словно лед. Фреска на дальней стене представляла собой древнюю карту с пиратским кораблем, который шел под парусом прочь от границ. Не так давно моряки верили, что моря заканчивались обрывом, что компас мог показывать места, где за краем их ожидали драконы. Я с любопытством подумала об исследователях, которые шли на кораблях к краю мира. Как, должно быть, им было страшно, когда они рисковали упасть за край, и как же они удивились, обнаружив места, которые видели лишь в своих мечтах. Пайпер Я познакомилась с Шарлоттой восемь лет назад на одном из самых холодных катков в Нью-Гэмпшире, когда мы одевали наших четырехлетних дочерей, как восходящих звездочек, ради сорокапятисекундного выступления в зимнем ледяном шоу нашего клуба. Я ждала Эмму, чтобы зашнуровать коньки, пока другие матери отчаянно затягивали волосы дочерей в тугие пучки и повязывали ленточки сверкающих костюмов на запястья и щиколотки. Они болтали про распродажу рождественской упаковочной бумаги, которую устраивал ледовый клуб для сбора средств, и жаловались на мужей, которые не зарядили видеокамеру. Шарлотта держалась в стороне от этого хвастливого соревнования, пытаясь убедить очень упрямую Амелию завязать длинные волосы. — Амелия, — говорила она, — твой тренер не пустит тебя на лед в таком виде. Все должны соответствовать требованиям. Шарлотта выглядела знакомой, но я не помнила, где встречала ее. Я протянула ей несколько шпилек и улыбнулась: — Если нужно, у меня еще есть супергель для волос и корабельный лак. Мы уже не первый год в нацистском ледовом клубе. Шарлотта рассмеялась и взяла шпильки: — Им всего по четыре года! — Очевидно, если начать позже, то не о чем будет говорить на сеансе терапии, — пошутила я. — Кстати, я Пайпер. Гордая и дерзкая мать чемпионки по фигурному катанию. Она протянула руку: — Шарлотта. — Мам, — сказала Эмма, — это Амелия. На прошлой неделе я рассказывала о ней. Она только переехала. — Мы переехали из-за работы, — объяснила Шарлотта. — Твоей или мужа? — Я не замужем, — сказала она. — Я новый кондитер в «Каперсе». — Вот откуда я тебя знаю. Читала о тебе в журнальной статье. Шарлотта покраснела: — Не верь всему, что говорят в прессе… — Тебе стоит гордиться собой! Я вот не могу даже испечь по рецепту Бетти Крокер, ничего не напутав. Но в моей работе это и не требуется. — А чем ты занимаешься? — Я акушер-гинеколог. — Что ж, преклоняю голову. Когда я работаю, женщины набирают вес. А когда ты работаешь, они его теряют. Эмма заметила на костюме дырку. — Мой костюм свалится, потому что ты не умеешь шить, — упрекнула она меня. — Он никуда не свалится, — вздохнула я, потом повернулась к Шарлотте. — У меня не было времени зашивать костюм, и я заклеила швы. — В следующий раз, — сказала Шарлотта Эмме, — я зашью и твой костюм, когда буду делать это для Амелии. Мне понравилось, что мы так быстро подружились. Нам было суждено стать сообщниками преступления, родителями-бунтарями, которых не волновало мнение общественности. Как раз в этот момент в дверном проеме появилась голова тренера. — Амелия! Эмма! — прикрикнула она. — Мы все вас ждем! — Девочки, вам лучше поторопиться. Вы слышали, что сказала Ева Браун. Эмма нахмурилась: — Мамочка, ее зовут мисс Хелен. Шарлотта засмеялась и, когда девочки поспешили на каток, сказала: — Ни пуха ни пера! Или так говорят только на обычной сцене? Не знаю, можно ли заглянуть в прошлое и увидеть, подобно скрытым символам, вплетенным в карту сокровищ, путь, который указывает на твой пункт назначения, но я много раз вспоминала тот момент, когда Шарлотта пожелала удачи. Помню ли я это из-за твоего рождения? Или же ты родилась благодаря этому напутствию? Роб склонился надо мной, раздвигая мои ноги, целуя меня. — Мы не можем, — шепнула я. — Эмма еще не спит. — Она не войдет сюда… — Ты этого не знаешь… Роб уткнулся лицом в мою шею: — Она знает, что мы занимаемся сексом. Если бы мы этого не делали, ее бы не было на свете. — А ты бы хотел думать о том, что твои родители занимаются сексом? Роб скорчил мину и откатился от меня: — Хорошо, ты убила весь настрой. Я засмеялась: — Дай ей десять минут, пусть уснет, и я снова разожгу это пламя. Он подложил руки под голову, уставившись в потолок: — Как думаешь, сколько раз в неделю занимаются сексом Шарлотта и Шон? — Не знаю! Роб взглянул на меня: — Конечно же знаешь. Вы, девчонки, любите о таком болтать. — Во-первых, нет, не любим. А даже если и так, я не стану любопытствовать, как часто моя лучшая подруга спит с мужем.