— Точно! — победно воскликнула Саша после четвертой или пятой попытки. — Вот именно это он и делал! Вот точно как ты показал, начинал поднимать обе руки и где-то на уровне диафрагмы спохватывался и опускал. — Так, значит… — Мафей от волнения не смог договорить фразу, тем более и так все было понятно. Он перевел дыхание, опустился на краешек дивана и растерянно произнес: — И что же мне теперь делать? Глава 9 Опустим же завесу милосердия над концом этой сцены. М. Твен Виктор Кангрем давно перестал праздновать свой день рождения — частично оттого, что не видел поводов для радости, частично из-за все той же невезучести, которая в подобные дни исправно поставляла какие-нибудь неприятности. Не то чтобы выдающиеся, но даже обычные мелкие неурядицы в день личного праздника кажутся особенно обидными и удручающими. К тому же последние пять лет его день рождения весьма удачно ни разу не совпал с выходным. Свой сорок шестой день рождения агент Кангрем намеревался провести в полном соответствии с инструкциями, то есть погрузить в машину демонтированную контролку и чинно-благородно двигаться к точке эвакуации. Правда, вечером седьмого мая, аккурат перед этой великой датой, планы пришлось немного скорректировать и спешно искать в машине место для пассажира, но эта накладка не тянула даже на мелкую неприятность. Слава богу, уж одного-то человека на переднее сиденье втиснуть можно было, не так уж много оказалось того багажа. Другое дело, что приперся приятель до чертиков не вовремя. В первое мгновение, увидев на пороге обтрепанного похмельного отца Жана, Витька слегка обалдел, так как миссию вывезли еще позавчера и в настоящий момент непутевый служитель культа должен был второй день праздновать возвращение где-нибудь в недорогом кабачке на исторической родине. — Представляешь, — горестно возгласил вместо приветствия трезвый и несчастный миссионер, — они меня бросили! — То есть как — бросили? — удивился Кангрем, начиная уже понимать, что на самом деле произошло с этим обалдуем и почему у него такой вид, будто он перся пешком через пустоши. Даже учитывая, что святые подвижники Жан и Анджело ладили между собой примерно как кошка с собакой, напарник вряд ли способен был просто так его «бросить», каким бы закоренелым грешником ни считал. А вот если батюшка изволили где-то загулять, упиться до беспамятства и проспать условленное время — вот тогда действительно… — Всего-то на четыре часа опоздал! — пожаловался Жан, подтверждая его догадку. — Ну скажи, не подлец ли он? Кангрем неопределенно хмыкнул. Окажись на месте «подлеца» он сам, вряд ли он проявил бы такую же неуместную пунктуальность и невнимание, ведь проблемы пьянчуги-приятеля были ему в какой-то степени близки. Но ждать аналогичного понимания от истового трезвенника падре Анджело тоже довольно глупо… — Ладно, хорошо хоть, что ты меня еще застал, — дипломатично ответил он. — Завтра и я уезжаю, так что тебя с собой прихвачу. Только не вздумай опять напиться и проспать отъезд. — Разве я враг своему здоровью? — вознегодовал святой отец. — Никто не собирается напиваться, скромно и культурно посидим за бутылочкой. — У меня нету, — попытался избежать безобразия Кангрем. — Только местное пойло, но его я пить не могу совсем. Если хочешь, пей сам, а мне завтра за руль садиться, и я хочу хоть до завтра остаться здоровым. И все бы обошлось спокойно и без шума, если бы не принесли черти еще одного гостя. Убас, который тоже знал о предстоящем отъезде, с чего-то решил зайти попрощаться. Вот уж не думал скромный коммерсант Морковка, что господин начальник питает к нему настолько дружеские чувства. Пришлось спешно сочинять объяснение, дескать, сектант-собутыльник напросился в попутчики, потому что ему надо съездить по своим церковным делам и как раз в ту же сторону… И к окаянной местной отраве приложиться пришлось, потому как принесенный господином начальником вполне приличный спирт быстро закончился, а вдохновение нет. И безумную теологическую дискуссию пришлось выслушать, спасибо хоть на личном участии господа не настаивали, только обращались периодически за подтверждениями и довольствовались неразборчивым «мгм». Уставший за день Витька в самый разгар дискуссии умудрился заснуть за столом, предоставив гостям самостоятельно развлекать друг друга. Гости, похоже, от этого ничуть не страдали — когда он проснулся, они все еще о чем-то спорили. Убас — вполне внятно и разумно, священник — спотыкаясь на каждом слове и временами сбиваясь на неразборчивое бормотание. — Гады… — уныло проворчал Кангрем, прислушиваясь к знакомым ощущениям под ребрами. Из чего они ее гонят, в самом деле? И как ухитряются пить безболезненно? — Напоили все-таки… Гады не обратили на него внимания. Вот ведь засада, аптечку еще вчера сдал… И что теперь делать? Может, пойти прилечь, авось до утра попустит? Или не геройствовать, а перейти через улицу да постучать к доку Шакерифу? Который там час? Три двадцать… Что уж тут осталось до утра… Он попытался встать и тут же засомневался, что считать истинным геройством — пять шагов до постели или непосильный поход за сомнительным исцелением. Заметив шевеление, собутыльники наконец обратили внимание на виновника торжества. — Морковка, тебе что, плохо? — слегка обеспокоился наблюдательный убас. — Кстати, ты говорил, что у тебя где-то еще есть! — напомнил Жан, приподнимая пустую бутылку. — В подвале… — выдавил Кангрем, борясь с внезапно накатившей тошнотой. Вот будет весело, если он еще и желудок посадил… Выгонят к чертям по состоянию здоровья… — Идите туда сами, берите, что хотите, пейте, сколько влезет, если жизнь не дорога… Я выйду на улицу… воздухом подышу… Вслед ему понеслось укоризненное: «И зачем пить, если здоровье не позволяет?» Выбравшись на условно свежий воздух, он повис на ближайшем заборе и попытался прочистить желудок, но там давно было пусто, и лучше от этой попытки не стало. Придется все-таки будить доктора, хоть и стыдно вламываться среди ночи с такими проблемами. Хоть бы он не упился вчера, а то ведь его хрен добудишься, когда он пьяный спит… «Великий поход», к Витькиному удивлению, дался намного проще, чем казалось. И док открыл дверь всего через каких-то десять минут, и даже пьян он не был, ибо успел проспаться после вчерашнего. Правда, с похмелья он тоже соображал туговато, но отличить печень от сердца еще был способен. С другой стороны, лекарства мог и перепутать. Во всяком случае, впоследствии, пытаясь вспомнить и привести в порядок события той ночи, Витька так и не понял, почему отключился на докторской кушетке прямо под капельницей. То ли расслабился, почувствовав облегчение, и просто уснул (опять же устал, выпил, а нескольких часов сна за столом недостаточно для отдыха после такого напряженного дня), то ли док Шакериф в похмельном помрачении ума вколол пациенту что-то не то, то ли ему просто во сне что-то тяжелое на голову свалилось. Как бы то ни было, вырубился бедный пациент настолько качественно, что даже не слышал всего, что происходило с трех до шести и долетало даже до ближних поселков. Ни предварительного минометного обстрела. Ни короткой перестрелки на стенах. Ни беспорядочной пальбы, беготни и панических воплей, коими сопровождались захват города и последующие грабежи. И проснувшись — или, вернее будет сказать, очнувшись? — долго не мог понять, где находится и что вокруг происходит, почему он лежит на полу и что за странная косая крыша над ним… Пока не очухался окончательно и не рассмотрел, что не крыша это вовсе, а покосившаяся стена, и не рухнула эта стена на забытого пациента лишь потому, что на пути ей попался стол, а стол устоял потому, что стена цельнофанерная. Но вот сверху на ней — если вид из окна не врет — лежит действительно крыша, и лучше из-под этого ненадежного бутерброда поскорей выбираться, пока все не рухнуло. И как только док не боялся жить в такой развалюхе?… И где он сам? Не придавило ли его? Осторожно перебирая локтями, Кангрем выполз через уцелевшую нижнюю половину двери и с трудом встал на ноги, оглядываясь по сторонам. Он все еще плохо соображал, что происходит, его до сих пор тошнило, а воспоминания о вчерашней пьянке и сегодняшней эвакуации были смутны и невнятны. Потом он увидел свой дом. Вернее, то, что от него осталось. Лицо и спину словно обдало морозом. Неосознанно Витька сделал несколько шагов на внезапно одеревеневших ногах, зачем-то уверяя себя, что его гости могли выйти на улицу или спуститься в подвал… Впрочем, вряд ли в подвале кто-то мог спастись… Он беспомощно оглянулся, словно пытался найти объяснение случившемуся, и увидел нацеленное на него дуло винтовки. И не одно. Солдат что-то сказал, красноречиво шевельнув стволом. Кангрем не понимал наречий Чигина, и в «лютике» они у него не значились, но жест был понятен без слов. «С днем рождения, Витек…» — горько сказал он сам себе и послушно поднял руки. Неизвестный строитель, создавший храм Белого Паука, наверное, был или сумасшедшим, или истинно избранным своего жестокого бога. Нормальный человек не смог бы построить здание и расчертить двор перед ним таким непостижимым образом, что, залитый солнцем, храм производил еще более гнетущее и устрашающее впечатление, чем во мраке ночи. Прежде Харган не обращал на это внимания, но сейчас, стоя посреди двора в ожидании очередного включения портала, он особенно остро ощущал тягостное, подавляющее воздействие этого места. Может быть, потому что Азиль рядом с ним не было. А может быть, потому что подсознательно чувствовал: несмотря на все его ухищрения, она рано или поздно все равно здесь будет. Он пытался. Честно пытался послушаться умных советов и сделать то, что должен, — для наставника, для дела, которому служил, для собственного ускользающего рассудка, в конце концов. Вчера он полдня разговаривал сам с собой у зеркала, окончательно уподобившись помешанному, и убеждал себя во всем том, в чем днем раньше убеждал его советник. Вернее, та его часть, которая еще сохранила способность мыслить разумно, убеждала ту, которая уже рехнулась окончательно. Увы, первая значительно уступала второй в живой силе и технике и была тупо задавлена количественным превосходством. Вечером он опять пришел к Азиль. Прекрасно зная, что не должен, что губит себя, что его не любят, не ждут и принимают только из жалости, — все равно ничего не смог с собой поделать. Рано утром, нежно лизнув на прощание спящую нимфу, он попытался последовать еще одному совету и наведался в тот самый храм посреди пустыни, хотя особых надежд на милости чужих богов не питал. Невидимый для одинокого служителя, подметающего зал, Харган стоял на коленях у пустого алтаря и честно просил прощения у мстительной богини, уверял, что все понял и больше так не будет, обещал вернуть украденную статуэтку, как только ему самому ее вернет Повелитель… Видимо, либо советник ошибся и богиня не имела отношения к его несчастьям, либо она просто не приняла его извинений. Никакого просветления в мозгах не наступило. Когда настал час собираться, он честно зашел к Азиль — или, вернее будет сказать, сам себя силком притащил, — постоял, посмотрел в ее полные недоумения глаза, безмолвно вопрошающие, не одурел ли он окончательно — днем являться? Даже открыл рот, чтобы объяснить. И опять не смог. Молча развернулся и вышел вон. Солнце почти добралось до зенита. До открытия портала оставалось три минуты. Высочайшая делегация в лице брата Аркадиуса и брата Хольса, а также человек двадцать провожающих терпеливо ждали, напряженно переминаясь с ноги на ногу и поминутно поглядывая то на часы, то по сторонам. Брат Шеллар был, как всегда, абсолютно прав, когда предвидел коварное устранение своей персоны завистливыми иерархами, и сейчас Харган только опасался, не зашли ли братья слишком далеко в своих честолюбивых стремлениях и не найдут ли потом бедного советника в нетрудоспособном виде. О том, что его не найдут вообще, он старался не думать. Мрачных мыслей у него и без того хватало. Тщетно пытаясь от них отвлечься, он украдкой рассматривал провожающих, пытаясь угадать, кто из этих постылых соратничков позаботился о Шелларе и как именно. — Время, господин наместник, — деликатно намекнул первосвященник. — Сам вижу, — огрызнулся Харган и в который раз оглядел строй провожающих, взиравших на него с тайной надеждой. — Мы не можем больше ждать, возьмите кого-нибудь для количества и пойдемте. По возвращении разберемся, что случилось с советником. Харган скрипнул зубами, еще раз оглядел страждущих и вдруг понял, что не желает никого из них видеть и уж тем более оказывать им честь лицезреть Повелителя. Уж слишком явно читалось на их лицах безмолвное: «Меня! Меня возьмите!» Взгляд наместника чуть задержался на неподвижном лице главы департамента, который не присоединился к общему порыву и выглядел скорее озабоченным, но чести предстать перед Повелителем брат Чань все же не удостоился. Не для того Харган тут постигал искусство интриги и избавлялся от Шеллара, чтобы заменить его еще одним таким же верноподданным умником. Он беспомощно огляделся и наткнулся взглядом на брата Лю, смиренно стоявшего в стороне от остальной братии, скромно опустив глаза, по своему обыкновению. В отличие от прочих телепортист находился здесь по делу, а не мозолил глаза наместнику в надежде привлечь высочайшее внимание. — Брат Лю! — решительно скомандовал Харган. — Подойди сюда. Ты едешь с нами. И пусть кто-нибудь посмеет сказать, что верный хин, служивший наместнику еще в Мистралии, менее достоин высочайшей аудиенции, чем этот сброд зажравшихся бездельников! Сказать никто не посмел. В особенности не посмел брат Чань, по личному указанию которого брат Лю десять минут назад телепортировал советника немножко не туда, куда должен был, намереваясь впоследствии выдать все случившееся за досадную ошибку и искренне в оной раскаяться. — А как же… — растерянно крикнул вслед уходящим кто-то из братьев, первым сообразивший, что запасного телепортиста прихватить никто не догадался. — Как же мы домой попадем? — Подождете полчасика, не полиняете! — зло огрызнулся Харган и шагнул в портал. Среди обманутых братьев поднялся недовольный ропот, все принялись вполголоса жаловаться на несправедливость и выяснять между собой, кто из присутствующих должен был оказаться на месте счастливчика, если бы наместник выбирал не наобум, а действительно достойного… Только брат Чань молча отошел в сторонку, присел на каменную скамью и употребил обещанные полчасика на анализ ситуации и поиск ошибки в своих планах. Что до пропавшего советника, то он тоже не терял времени на бесполезные глупости. Оглядевшись по сторонам и заметив неподалеку группу вампиров, заинтересованно на него уставившихся, он мгновенно сообразил, где находится, и решительным шагом направился к ним.