Харган заколебался. — Господин наместник, — с нажимом произнес Шеллар, — не советую вам отказываться. Я всерьез боюсь за вас. В любой момент вы можете сорваться и наделать непоправимых глупостей. И если это произойдет на глазах у Повелителя, последствия будут фатальными. Для всех, не только для вас. Харгану, честно говоря, плевать было на все последствия, но он уже привык прислушиваться к мнению вечно правого и никогда не ошибающегося советника. Да и, как ни странно, видеть Повелителя ему и самому не хотелось. Ни сегодня, ни через два дня, вообще никогда. — Хорошо, — неохотно кивнул он. — Если ты считаешь, что так лучше… — Договорились. Тогда до вечера. Советник ушел, и, оставшись в одиночестве, Харган вновь погрузился в тягостные и бессмысленные думы. Теперь его даже бродить по дворцу не тянуло, и он, чтобы занять руки, то переставлял с места на место письменные приборы на столе, то перекладывал бумаги, коих за последние пару недель накопилось непостижимое количество, то бесцельно выдвигал и задвигал ящики стола. Зачем — сам не мог понять. Ящики были почти пусты — в них до сих пор валялись лишь старые вещи Шеллара, которые тот забыл забрать или счел мелочным ради них рыться в столе наместника. Харган ничего туда не добавил, мало у него было личного имущества, да и то состояло в основном из книг, одежды и магических инструментов, у которых есть свое место, и оно вовсе не в ящике рабочего стола. В девятый или десятый раз выдвинув верхний ящик и безучастно скользнув взглядом по нескольким серебряным стаканчикам, которые перекатывались из угла в угол, постоянно задевая тяжелый и неудобный местный пистолет, Харган хотел было задвинуть этот ящик и перейти к следующему (где сиротливо лежали пустая коробка из-под табака и стопка чистой бумаги), затем к нижнему, пустому, затем опять переставить чернильницу, переложить стопку толстых папок на другую сторону стола, выдвинуть ящики в левой тумбе… Огромные настенные часы неожиданно громко и назойливо принялись отбивать полдень, и их мерное «бамм! бамм!» напомнило наместнику, что время идет и что он должен что-то делать и где-то быть как раз сейчас. Правда, напомнить, где именно, часам было не под силу. Харган выпрямился в кресле и сердито потряс головой, словно таким способом можно было утрясти нужные мысли и вытрясти лишние. Что-то он совсем расклеился, неудивительно, что пошли слухи о его невменяемости. Что бы сказали подданные, если бы увидели, как он с отрешенным видом шарит по столу и двигает ящики туда-сюда? Особенно если учесть, что ничего достойного внимания в них нет… То есть как — нет? Окончательно проснувшийся демон рванул левый верхний ящик. Пусто. Не веря своим глазам, он лихорадочно проверил остальные пять. Затем вынул все ящики и проверил, не завалилась ли пропажа за них, хотя статуэтка — не лист бумаги, чтобы спрятаться между ящиками и задней стенкой. Мать Богов Пустыни исчезла. Вместе с лоскутом, в который была завернута. Несколько мгновений Харган оторопело пялился на пустой стол и сваленные в кучу ящики. Затем сорвался с места и ринулся прочь из кабинета, на ходу требуя немедленно, вот прямо сию секунду, найти ему советника. Шеллар нашелся в кабинете главы департамента, где эти братья по разуму, вдоволь натешившись разгадыванием корявой Ольгиной головоломки, успели перейти к обсуждению еще каких-то шпионско-розыскных дел. — И я подумал: если преступник был в перчатках, зачем ему понадобилось протирать ручку и ключ? — как раз излагал брат Чань. — Это наводит на мысль, что из усыпальницы он вышел уже без перчаток. К примеру, во время убийства или транспортировки они испачкались в крови и от них пришлось избавиться. Причем он не просто их снял — что мешало снять их позже? — а именно оставил внутри. И если хорошенько поискать… — Блестящая идея, брат Чань! — с энтузиазмом откликнулся Шеллар. Серый туман рассеялся, и верные подданные выжидающе уставились на взъерошенного наместника. — Шеллар, — торопливо выдохнул тот, — она пропала! — Кто? — хором откликнулись оба. Даже беспокойства не скрыли. Привстали даже. Харган остановился, вспомнив, что не намеревался обсуждать свою пропажу со всеми подряд и что глава департамента здесь лишний. Но не объяснять же ему теперь сей факт простыми словами, его и так уже сегодня из кабинета выставили, подумает еще чего-нибудь не то… — Не «кто», а «что», — поправил он, дабы хоть частично успокоить хина, решившего, поди, что пропала Азиль, и намекнуть Шеллару на истинное положение дел. — Я полез в ящик стола — а там пусто. — И обертка пропала или только сама вещь? — уточнил деловитый советник. — И обертка тоже. Ты не брал? — Я? Из вашего стола? — Ну мало ли, вдруг боялся, что я опять каких-нибудь глупостей натворю или в очередной раз забуду ее взять… — Нет, я намеревался всего лишь напомнить вам, чтобы вы не забыли, а контролировать вас подобным способом у меня и в мыслях не было. Вы не могли унести ее в свои покои? В спальню, например? — Да нет. — На всякий случай все же проверьте. Тот вариант, который пришел вам в голову первым, тоже проверьте — я не особенно верю в мистические перемещения предметов посредством сновидений, но могло статься, что вы действительно наведывались туда, однако по какой-то причине этого не помните. Если же оба предположения окажутся неверны, значит, кто-то банально пошарил в вашем ящике и прикарманил эту вещицу, возможно, не подозревая о ее истинной ценности, а возможно, и с какой-то целью, вряд ли благой. В этом случае я готов лично заняться поисками… — Ладно, подожди, я проверю… И Харган поспешил переместиться в свои покои, оставив советника самостоятельно изобретать объяснения для брата Чаня, который непременно пожелает сунуть свой нос в чужие секреты. При всем его уважении к мнению мудрого брата Шеллара у наместника были несколько иные представления о «мистических перемещениях», и поиски он начал с места, наиболее вероятного на его собственный взгляд. Наскоро набросив на себя невидимость, он наведался в пустынный храм и осмотрел алтарь. Как ни обидно, советник оказался прав и на этот раз — статуэтка не вернулась на место, сон остался всего лишь сном. Неохотно, но тем не менее добросовестно была проверена и вторая версия, предполагавшая, что божий посланник окончательно подвинулся рассудком, в состоянии помрачения таскает вещи туда-сюда и потом ничего не помнит. Харган тщательно обшарил спальню, лабораторию, кабинет, даже столовую, в которую не заглядывал уже больше цикла. Единственным утешительным результатом можно было назвать лишь тот факт, что он все еще в своем уме и память его не обманывает. Оставался последний вариант, самый неприятный. Кто-то осмелился покопаться в его столе и украсть его вещь. Кем надо быть, чтобы совершить подобное? Бесстрашным наглецом? Чокнутым идиотом? Или, напротив, хитрым расчетливым мерзавцем, уверенным в безнаказанности и, более того, имеющим на то основания? Умом Харган понимал, что валить все неприятности на ненавистного брата Аркадиуса и в каждой пакости подозревать одного его — глупо. Но именно он упорно лез в голову, стоило лишь подумать о чем-либо плохом. Даже в роли коварного шпиона, затаскивающего труп в усыпальницу, Харгану представлялся не кто иной, как глава ордена, хотя это и противоречило здравому смыслу. А уж спереть артефакт, утаенный от Повелителя заодно с нимфой, дабы потом торжественно предъявить и еще разок уличить наместника в нелояльности, — вполне в духе брата Аркадиуса, и ни логика, ни здравый смысл при этом не страдают. Стоило бы, конечно, дождаться Шеллара, и пусть бы искал как положено, основательно, со знанием дела, но навязчивая мысль о виновности первосвященника и непреодолимое желание его разоблачить не давали наместнику покоя. Он даже успел в красках вообразить себя, объясняющего Повелителю, кого тот пригрел на груди и как сей мерзкий таракан распорядился его высочайшим доверием, а рядом советник цитирует свой любимый уголовный кодекс с комментариями, а напротив презренный вор пытается оправдываться, жалко и косноязычно, но Повелитель ему больше не верит… И так соблазнительно все это смотрелось в воображаемом варианте, что Харган не выдержал и все-таки отправился в храм, хотя какая-то уцелевшая часть рассудка и пыталась робко напомнить, что даже если брат Аркадиус и в самом деле так низко пал, у него хватит и ума, и наглости от всего отпереться, выставить себя невинной жертвой, свалить все на самого же Харгана, да так умело, что Повелитель ему за милую душу поверит. И надо бы хоть советника с собой взять, ибо самому господину наместнику бесполезно тягаться с первосвященником по части лживых речей, подстав и интриг. Но Харгана уже понесло, и от голоса разума он только раздраженно отмахнулся. В храме было почти пусто — утренняя служба давно закончилась, и народ разбежался. Помнится, брат Хольс очень этим возмущался — дескать, как на проповедь, так надо их силком сгонять, а как домой — так в момент разбегаются, что твои тараканы. Несколько младших служителей, занятых уборкой зала, не обратили на Харгана никакого внимания, глядя на него, словно на пустое место. «Невидимость снять забыл!» — догадался он. Что ж, так даже лучше. Очень удобно. Можно спокойно обыскать все, что потребуется, не боясь, что кто-то войдет и застанет его роющимся в чужих вещах. А он непременно обшарит все комнаты первосвященника, и рабочие, и жилые. Даже если статуэтку он и не брал, там обязательно найдется что-нибудь интересное. Какие-нибудь мерзкие секреты, доносы, тайная переписка… Витающий в радужных фантазиях наместник переступил порог и растерянно замер. В своих мечтах он как-то не учел, что упомянутые комнаты не обязаны быть пустыми лишь потому, что ему так хочется. В кабинете сидел сам брат Аркадиус, вдохновенно что-то кропая на аккуратном белом листе. Услышав, как за его спиной открылась дверь, он испуганно подскочил на стуле и оглянулся, мимоходом прикрыв свое творчество промокашкой. Пару секунд он настороженно всматривался в открытую дверь, за которой никого не было, затем, видимо, поверив, что она отворилась сама, резво кинулся закрывать. Харган едва успел отпрыгнуть, чтобы не столкнуться с ним. Первосвященник высунул голову в коридор, воровато огляделся, плотно прикрыл дверь и запер на задвижку. Огляделся еще раз, с подозрением осматривая комнату. Харган затаил дыхание и бесшумно отступил на шаг, уже сомневаясь, правильно ли он поступил, метнувшись внутрь, а не наружу. Не будет же он обыскивать кабинет, когда здесь сидит хозяин. Брат Аркадиус не такой дурак, чтобы списывать летающие предметы на проказы сверхъестественных сил, зная об умении наместника становиться невидимым. И выйти незаметно теперь не получится… Разве что дождаться, когда этот гад опять погрузится в творчество, и исчезнуть телепортом. Что он там пишет, интересно, с такими предосторожностями? Поди, опять какую-нибудь жалобу или донос. Харган осторожно подошел поближе и заглянул через плечо главы ордена, который как раз успокоился, убрал промокашку и макнул перо в чернильницу. Во первых строках своего письма презренный кляузник возносил хвалы божественному Повелителю, припадал к его стопам и просил простить за дерзость, каковой, с его точки зрения, являлось обращение в письменном виде и просьба не открывать коробочку до отбытия делегации. Самой просьбы в письме не было — наверное, собирался высказать устно. Коробочка лежала в сторонке. Даже следовало слезное объяснение причин такой суровой конспирации. Два или три абзаца мерзавец расписывал, как третирует его злопамятный наместник, как, не имея возможности расправиться физически, всячески уничтожает морально. Изводит угрозами и насмешками, публично унижает, пользуясь своей неограниченной властью, и даже открыто заявил: «Я тебя (нехорошее слово) пальцем не трону, раз Повелитель имел глупость этого пожелать, но я тебе (нехорошее слово) такую жизнь устрою, что ты (нехорошее слово) через луну сам удавишься». «Ах ты, крысий сын!» — мысленно взвыл Харган, не выкрикнув этого вслух лишь оттого, что у него от возмущения перехватило дыхание, и продолжил чтение. Далее гнусный лжец доводил до сведения всемогущего и божественного, что наместник, полагая себя несправедливо наказанным, позволял себе возмущаться действиями Повелителя, отзываться о нем непочтительно и высказывать угрозы в его адрес. И как раз сейчас лживое перо грязного доносчика выводило: «Еще раз прошу простить меня за дерзость, но я не могу молчать, видя, как этот неблагодарный негодяй опять пытается вас обмануть и присвоить то, что по праву принадлежит вам. Находящийся в коробке артефакт был добыт воинами ордена еще две луны тому назад, но до сих пор…» — Ах ты, ворюга! — не выдержал Харган и, позабыв обо всех предосторожностях, одним ударом смахнул брата Аркадиуса со стула. Первосвященник проехался по полу, впечатался головой в шкаф, но сознания не потерял и еще попытался что-то прокричать — то ли звал на помощь, то ли поминал Повелителя в надежде, что наместник опомнится и не посмеет усугублять нарушение приказа. Сломанная челюсть не шибко способствует внятности речи. Да если бы он и смог сказать что-то членораздельное, сейчас Харгана не остановили бы ни воля Повелителя, ни весь личный состав ордена, попытайся братья действительно прибежать и вмешаться. Знакомая багровая мгла залила глаза, и не осталось ни проблеска разума, ни единой осознанной мысли, ничего, кроме чистой, незамутненной ненависти и звериной жажды крушить, кромсать, рвать на части… Со второго удара брат Аркадиус повторил судьбу Шеллара — вылетел из кабинета вместе с дверью и задвижкой. Хотя на этом он умолк и больше не пытался протестовать, он был еще жив, и взбешенный демон с радостью ринулся исправлять эту досадную несправедливость. Он проволок бесчувственное тело по коридору, пиная его впереди себя. Затем протащил по ступенькам, методично пересчитав каждую болтающейся головой. В главном зале ему попался на глаза ряд пустых постаментов, оставшихся от прежних статуй, и в процессе движения через зал Харган с наслаждением приложил свою жертву остатками лица о каждый постамент… Опомнился он на кухне. В одной руке у него был здоровенный мясницкий нож, в другой — тяжелая чугунная сковорода. Под ногами лежало то, что осталось от клеветника и доносчика брата Аркадиуса. Во всяком случае, основная его часть. На забрызганных кровью столах валялись опрокинутые миски, недорезанные овощи, разбитые яйца, размазанное тесто, брошенные убегающими поварами ножи и половники, среди которых кое-где попадались более мелкие части брата Аркадиуса. У самой двери, уткнувшись лицом в корзину с булочками, лежал в обмороке молодой послушник, не успевший удрать вовремя. Харган медленно разжал пальцы и не глядя уронил свое нехитрое оружие. Разум неохотно возвращался, и вместе с ним наступало мучительное осознание случившегося. Он нарушил приказ Повелителя. Пусть не нарочно, в невменяемом состоянии, кого интересуют подробности и тонкости? Он нарушил приказ. И Повелитель с полным на то правом обрубит ему крылья. Даже если он попытается что-то объяснить, даже если покажет клеветническое письмо и привезет эту проклятую статуэтку… Его никто не поймет и не станет делать скидку на его обиды, страдания и вспыльчивый характер. Не поймет, потому что не пожелает понимать. Харган горько рассмеялся и заметил, как в дверях мелькнуло и в панике исчезло чье-то лицо. Ну почему сейчас? Почему не неделей раньше? Почему все происходит не вовремя? Почему он не взбунтовался, когда еще было можно? Что толку уходить от Повелителя и спасать Азиль теперь, когда ее жизнь все равно в его руках? Почему он такой недотепа и дурак? Думал, мучился, страдал, переживал, творил что попало, и в результате — ни себе, ни людям… Повелитель разочарован, Азиль умрет, сам он останется без крыльев, все несчастны, и он во всем виноват… В дверях опять мелькнула чья-то испуганная физиономия. Сейчас братья поймут, что он уже не опасен, осмелеют, позовут советника, как они это обычно делают… Лучше отсюда убраться. Харган не мог даже вообразить, что скажет Шеллар, но ему уже заранее было стыдно. С трудом сосредоточившись, он очертил полукруг телепорта и вернулся в кабинет, выглядевший разгромленным после сегодняшних поисков. Спотыкаясь о расставленные вокруг стола ящики, пробрался к креслу. Рухнул в него, закрыл глаза. Что делать? Что вообще можно сделать в его положении? Ничего. Даже хитроумный советник еще утром это сказал. Ни-че-го. А сейчас — еще более ничего, чем утром. Теперь уж точно все кончено. Харган открыл глаза, уныло оглядел разруху в кабинете. В этот момент и попался ему на глаза тот самый верхний ящик из правой тумбы, в котором катались стаканчики и обстоятельно, увесисто возлежал забытый пистолет Шеллара. Что можно сделать, когда ничего сделать нельзя? Ты хотела мою жизнь, Мать Богов? Не знаю, зачем тебе понадобилось нечто настолько ненужное и бесполезное, но, если желаешь… Он протянул руку и без колебаний выхватил из ящика пистолет. Заряжен. Прекрасно… Нет, в висок, как люди, нельзя… Там же броня и гребни, не хватало еще выжить и опозориться… Харган повертел оружие в руке, пристраиваясь поудобнее. Затем засунул ствол поглубже в рот и нажал на спусковой крючок. Сначала Шеллар подумал, что скандал и переполох как нельзя лучше соответствуют его замыслам. Во-первых, брат Чань немного отвлечется, и некоторое время ему будет не до шныряния по чужим усыпальницам. Конечно, если он и найдет перчатки, всегда можно сказать, что их украли, но все же удобнее действовать, когда у противника нет на руках даже таких ненадежных улик. Во-вторых, как только одуревший наместник очухается, он потребует к себе советника и выставит вон всех благожелателей. При известной сноровке можно повернуть дело так, что они оба увильнут от визита к Повелителю без всяких порошочков. Наместник будет малость не в себе, а в таком состоянии его побоятся трогать и даже напоминать о визите к Повелителю не рискнут. Особенно если его сегодняшнее буйство вылилось в жертвы и разрушения. А верного советника он якобы от себя не отпустит. Брат Шеллар будет беспомощно оглядываться и делать вид, будто искренне пытается найти способ улизнуть. Так, чтобы брат Чань и его соглядатаи поверили — рушится весь план коварного шпиона, и ничего он с этим поделать не может. И пока он не придумал, как ему выкрутиться, надо срочно хватать нимфу и волочь к Повелителю, а то брат Шеллар — он хитер и изобретателен, не успеешь оглянуться — а уже ни его, ни нимфы, ни наместника… Перепуганный храмовый телепортист, примчавшийся в департамент с вытаращенными глазами, заикающийся от испуга (эх, как уместнее был бы в этой ситуации невозмутимый брат Лю!), проблеял что-то невнятное о погроме и реках крови. Советник и глава департамента молча переглянулись и без слов согласились, что источник информации ненадежен, сама информация противоречит здравому смыслу, а чтобы уяснить, что там происходит на самом деле, надо идти самим и проверять. В главном зале их встретила толпа таких же перепуганных священнослужителей. К счастью, паника, блеяние и заикание поразили не всех поголовно, и нагрянувшему начальству сумели объяснить, что наместник спустился вон оттуда и побежал вон туда, насчет погрома они не уверены, а жертвы точно есть, как минимум одну все видели.