Потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться окончательно и обрести утраченное душевное равновесие. Более всего помогал крепкий индийский чай – небывалая редкость в военной Москве. Такой чай можно было купить только на рынке, и оставалось лишь удивляться, какими путями он попадает на прилавок, за него приходилось отдавать едва ли не половину профессорской зарплаты. Но обойтись без чая Велесов не мог, в последние годы крепкий чай был для него едва ли не единственной отрадой. Поднявшись, он прошел на кухню и поставил на газовую плиту чайник с водой и, слушая шум уже закипающей воды, нарезал хлеб и закурил папиросу. На столе лежал свежий номер «Правды», на первой странице которой были запечатлены портреты командующих армиями 1-го Белорусского фронта, успешно осуществляющих наступление на реке Висла. Вторым рядком ниже и немного поменьше в размерах были напечатаны портреты командиров корпусов и дивизий, отличившихся при взятии населенных пунктов. На острие наступления находилась 8-я гвардейская армия под командованием генерал-полковника Василия Чуйкова. В этой армии в одной из стрелковых дивизий служил его однокашник капитан Константин Балабанов, променявший студенческую скамью на учебу в военном училище. А ведь подавал большие надежды… На фронте находится с первых дней войны, сполна хлебнувший горечи, что пришлась на Красную Армию. Дважды родителям на него приходили похоронки: в августе сорок первого, когда дивизия, в которой он служил, оказалась в «котле», а другая в декабре сорок второго, когда Костя воевал в составе шестьдесят второй армии под Сталинградом. За все годы боев он не получил даже легкого ранения, избежал и контузии. А ведь воюя в штурмовых отрядах, он был из тех людей, кто встречает опасность с открытым забралом. На фронте подобное везение редчайший случай, и одной матушкиной молитвы, чтобы уцелеть в этой беспощадной мясорубке, было явно недостаточно. Это просто судьба. Фарт. Выпадает он только на баловников судьбы, Константин Балабанов был как раз из их числа. Михаил поднял газету, чтобы ознакомиться со статьей, как вдруг из глубины страниц выпал фронтовой треугольник. Подняв его, он увидел, что письмо было адресовано его жене, Полине. На обратном адресе был написан четырехзначный номер полевой почты, под которым было подписано «капитан К. И. Балабанов». Не успел о нем подумать, а он тут как тут. Не очень далеко и запрятался. Наверняка очень пытливо вслушивался в его мысли. Впрочем, за них Михаилу не было стыдно, в них не было ничего крамольного, и о своем бывшем друге, воевавшем за тысячи километров от родного дома, он никогда не думал скверно. А то, что в последние годы они не общались… На то были серьезные причины. В какой-то момент Велесов испытал необъяснимое и очень острое желание развернуть треугольник и прочитать то, что в нем было заключено. Возможно, что треугольный конвертик ответил бы на многие вопросы, мучавшие его и досаждавшие последние несколько лет, отметив рубеж окончания их дружбы, некогда крепкой. А может, он вникнет в тайну, знать которую ему не следовало? Все может быть… Не без труда преодолев соблазн, Михаил сунул письмо обратно в сложенную вчетверо газету. Читать статью как-то сразу расхотелось. Отпало желание и баловаться чайком, а чайник, недовольно гремуче позвякивая крышкой, требовал к себе внимания, пускал через узкий носик упругую раскаленную струю пара. Приподняв чайник, Михаил отставил его в сторону. Отсутствовала охота дописывать лекции. Как-то все разом смялось, покоробилось. Неприятно было думать о том, что у Полины от него существуют какие-то тайны. Ведь могла бы обмолвиться хотя бы словом о том, что переписывается с Константином, и ведь можно было бы ее понять – парень воюет на фронте, нуждается в поддержке и добром слове, тем более если оно будет исходить от женщины, которая по-прежнему оставалась для него небезразличной. А письмо с родины – это всегда большая радость. Но Полина промолчала, окутав переписку некой завесой секретности. Балабанов Константин был из потомственных архитекторов. До революции в Московском строительном институте, называвшемся в то время Первыми московскими строительными курсами, преподавал еще отец Кости. И конечно же, он рассчитывал, что сын продолжит семейную династию. Но ожидаемого не произошло – Константин ушел с третьего курса института и поступил в военное училище, так и не признавшись опечаленному родителю, в чем была причина столь неожиданного решения. А имя этой причины – Полина Артамонова, кареглазая девушка с короткими русыми волосами и гибкой лебединой шеей. Как он мог оставаться учиться дальше, когда девушка, которую он любит, предпочла ему другого. Видеть ее каждый день и понимать, что они никогда не будут вместе, было для него очень мучительно. Чего же обрекать себя на такие страдания… Михаил Велесов и Константин Балабанов учились в одной школе, были закадычными друзьями. Костя всегда хотел стать архитектором, как и его отец, чтобы, отучившись, строить красивые и удобные дома на широких проспектах. После окончания школы у него не было другого пути, как отправиться по стопам родителей в строительный институт. А Михаил, у которого не было призвания, пошел поступать с ним за компанию. Никто тогда из них не мог предположить, что конец их дружбе положит светлое улыбающееся существо по имени Полина. А ведь поначалу ничто не предвещало разлада. Дружили втроем, сидели на лекциях вместе. Трудно было даже представить их по отдельности. По мере их взросления развивались и отношения между ними, все более усложняясь. Юношество ушло, а вместе с ним легкой дымкой улетучились и прежние беззаботные отношения. Возникла любовь, все изменившая. Однажды, преодолев себя, Константин признался Полине в своих чувствах. Девушка не ответила отказом, а лишь растерянно произнесла: – Я думала, что мы останемся друзьями. Константин понял все, а Полина ответа не ждала. А вскоре неожиданно для всех он забрал документы из института. Лишь только через год они узнали, что Костя поступил в военное училище. У Михаила Велесова с Полиной все сложилось благополучно. Сразу после окончания вуза они поженились. Он был распределен на кафедру в институт, в котором успешно проучился, и с большой охотой включился в научную работу. Все это время у Михаила оставалось странное чувство, как если бы он проживает не свою жизнь, а чужую, возможно, именно по такому пути пошел бы Константин, бредивший с малолетства архитектурой, не откажи ему в чувствах милое чудо с карими глазами. Даже средневековыми замками он занялся лишь потому, что ими когда-то очень интересовался Костя, написавший две блистательные курсовые по раннесредневековой архитектуре. Неожиданно для себя Михаил Велесов скоро переродился, и архитектура теперь являлась для него главным делом его жизни, вне которой он себя просто более не представлял. Михаил Велесов почувствовал на своих плечах теплое прикосновение мягких женских ладоней. – Почему ты не спишь? – спросил Михаил. – Хочу побыть с тобой. – Я не читал этого письма, – произнес Михаил, зная, что Полина понимает, о чем он говорит. – Я это знаю, – спокойно отозвалась Полина. – Там нет ничего такого, что могло бы тебя обидеть или хоть как-то задеть. – Костя ведь так и не женился? – Да… Ему сейчас нелегко. Он ведь по-прежнему мой друг. Ушел честно, не стал вбивать между нами клин. Хотя говорят, что в любви и в войне все средства хороши. – Не знаю, как в войне, но в любви… Это не про него. Он просто другой. – Хорошо, что ты меня понимаешь. В дверь квартиры негромко, но очень уверенно постучали. – Кто это может быть? – тревожно посмотрела Полина на мужа. За годы войны они успели отвыкнуть от вечерних визитов. Поводов для веселья не существовало. А горе, успевшее войти едва ли не в каждый дом, каждый предпочитал переживать в одиночестве. – Ты никого не ждешь? – Нет, – удивленно произнес Михаил Велесов. От дурного предчувствия внутри все похолодело. Стук повторился, но в этот раз он прозвучал сильнее и требовательнее. Человек, стоявший на лестничной площадке, не любил ждать. – Пойду открою, – сказал Велесов. Женские ладони соскользнули с плеч. – Михаил… Повернувшись к жене, Велесов успокоил: – Не переживай, все будет хорошо. – Кто там? – спокойно спросил Велесов, подойдя к двери. – Это из милиции. Здесь проживает гражданин Велесов? – спросил строгий официальный голос. Дурное предчувствие усилилось. Стараясь не показать своей растерянности, Михаил сглотнул тугой комок, подступивший к самому горлу, и негромко отвечал: – Здесь. – Открывайте, нам нужно с вами поговорить, – произнес все тот же уверенный басок. Неслышно подступила Полина. Глянув на ее побелевшее лицо, Велесов попытался взбодрить жену улыбкой. Осознавал, что получилось неубедительно. Больше смахивало на ребячью браваду. Помнится, когда в далеком детстве прыгал с высокого обрыва в воду, то, желая продемонстрировать свое бесстрашие мальчишкам, стоявшим на берегу, улыбался вот такой же благодушной улыбкой, не осознавая, что через растянутые в стороны губы проступала самая настоящая гримаса страха. Оставалось последнее – сделать решительный шаг… Тогда ему хватило смелости. Помнится, вниз летел едва ли не целую вечность, потом кожу обжег холод, а над головой сомкнулась потревоженная вода. Нечто похожее он должен был совершить и сейчас. Нынешняя ситуация отличается от той, что произошла с ним в детстве. Тогда у него был выбор, никто его не принуждал, он мог не прыгать и спокойно уйти с края обрыва, вот только в этом случае прослыл бы трусом, чего допустить Михаил никак не мог. Сейчас же у него не оставалось выбора даже на отступление. Провернув в замке ключ, Михаил широко распахнул дверь, как если бы принимал самых желанных гостей (пусть войдут, ему скрывать нечего). – Прошу, товарищи. Проходите. Шаг с обрыва был сделан. Голос прозвучал убедительно твердо. Где-то над головой сомкнулась колыхающаяся темень, но ни холода, ни страха он не почувствовал. Прямо перед ним стояло двое мужчин в гражданском: один был круглолицый, одетый в серый мешковатый костюм; второй, с крупным носом, носил черный пиджак в едва различимую белую полоску и темного цвета брюки. У обоих на ногах коричневые ботинки. Немного в стороне, прижавшись спиной к стене, ощущая в обществе двух мужчин в гражданской одежде полнейшую беспомощность, стоял шестидесятилетний участковый капитан Марусев. Для Велесова просто Петрович. С ним у Михаила как-то сразу сложились приятельские отношения – встречаясь где-то на улице, им всегда было о чем перемолвиться. Сейчас Петрович на Михаила не смотрел и всем своим видом демонстрировал, что человек он подневольный, служивый и к происходящему не имеет никакого отношения. Была бы его воля, так остался бы сидеть дома, лежал бы на печи да поплевывал в потолок. – Гражданин Велесов Михаил Игоревич? – спросил человек в сером мешковатом костюме. – Он самый, а в чем дело? – Собирайтесь, вам нужно проехать с нами. Сказано равнодушным тоном. Ничего такого, что могло бы насторожить. Парни выполняют рутинную работу, порядком им осточертевшую. – Куда? – Вам объяснят. – По какому праву вы забираете моего мужа?! – срывая голос, выкрикнула Полина, отважно шагнув в проем двери. – Он ничего не совершал! – Полина, успокойся, – ласково проговорил Михаил, – ничего не случилось. Я скоро вернусь. – Я сообщу товарищу Щербакову[31]. Я напишу товарищу Калинину[32]! Пусть разберутся! – Полина, не нужно никому ничего писать и сообщать, – сдержанно попросил Велесов, – все образумится. – У товарища Калинина и без вас дел полно. Постыдились бы! – попытался урезонить мужчина в черном костюме. – Постыдиться?! – вскричала Полина. – Вы забираете из дома моего мужа, уводите его неизвестно куда, и я должна еще постыдиться?! На лестничной площадке скрипуче приоткрылась дверь напротив. В проеме показалось высушенное временем старушечье лицо. Некоторое время она подслеповато и внимательно разглядывала людей, стоявших на лестничной площадке, а потом дверь так же скрипуче закрылась. Михаил Велесов невольно сглотнул: в появлении ветхой старухи, в скрипе, резанувшем установившуюся тишину, усматривался какой-то остерегающий знак. Экая карга! Теперь уже ничего не поделаешь. Пусть случится так, как предопределено. – Все будет хорошо, Полина, – успокоил Михаил и, взяв с вешалки пальто, вышел в подъезд. * * * Никто не причинял Велесову неудобств или хоть как-то пытался ограничить его свободу. Сидел он на заднем сиденье автомобиля рядом с человеком в черном пиджаке и в темных брюках. Круглолицый в сером мешковатом костюме удобно устроился на переднем кожаном пассажирском кресле и немигающим взором смотрел вперед. Водитель, парень лет двадцати пяти, был гладко выбрит и строг. В Москве наступило время комендантского часа, город враз обезлюдел. Встречались лишь отдельные прохожие, возвращающиеся с работы, и военные патрули, бдительно несшие службу. Проезжающую машину всякий раз провожали внимательными взглядами, но останавливать никто не отваживался. Миновали заснеженный Филевский парк. Свернули с главного шоссе и по узкой асфальтированной дороге с сугробами снега по обочинам заколесили в сторону Матвеевского леса. – Послушайте, куда мы едем? – с тревогой спросил Велесов, посматривая по сторонам. Разомкнув глаза, носатый лениво посмотрел на обеспокоенного Михаила. Хмыкнул каким-то своим явно невеселым мыслям и отвечал безрадостно: – Куда нужно, туда и везем. Сейчас узнаешь, потерпи. Прокатили еще километра два, пока дорога не уперлась в КПП, подле которого стояли два автоматчика в шинелях сотрудников госбезопасности. Что все это значит? Автоматчики внимательно проверили документы у водителя и у двух сопровождающих, а потом, показав на Михаила, спросили: