* * * Мотопехота, следовавшая за танками, дом за домом зачищала окрестности Познани. А то немногое, что еще способно было к сопротивлению, расстреливалось полковыми орудиями. Через три часа передовой отряд легких танков вышел на самую западную часть города, блокировав все сопутствующие дороги. – Тут самолеты! – неожиданно услышал Катуков по рации голос командира танковой разведки. – Какие еще такие самолеты? – спросил Катуков. – Уточнить! – Разные… Есть «Юнкерсы», много «Мессершмиттов». Да тут их сотни две! А может, даже и больше. Я никогда не видел столько самолетов сразу. Два часа назад танковые разведподраздения были отправлены по круговой дороге с заданием выведать обстановку. В их задачу не входило вступать в полномасштабный бой, рекомендовалось избегать очагов сопротивления и как можно дальше продвинуться по западной дороге, чтобы прощупать глубину немецкой обороны. Проехав тридцать километров, полковник Егоров, командир танковой разведки, сообщал о незначительных группах пехотинцев, пробивающихся на запад и оказывающих разрозненное нескоординированное сопротивление. Еще через полчаса он доложил о том, что на пути следования были подавлены четыре долговременные огневые точки, уничтожено шесть артиллерийских батарей, стоявших прямо у дороги, раздавлен один наблюдательный пункт и уничтожен зенитный расчет, контролировавший въезд в город. Задача была выполнена. Немецкий фронт раскололся на сотни нескоординированных, неуправляемых очагов сопротивления, которые без особого труда можно было передавить танками. Основные силы двигались по направлению к Одеру, чтобы там воздвигнуть оборонительную линию. Оставалось только выявить, на каком именно отрезке немцы намерены окапываться. Очень хотелось бы отодвинуть эту линию как можно дальше на запад, поближе к Берлину. – Ты где находишься, Егоров? – спросил генерал-полковник Катуков. – На аэродроме в квадрате «четырнадцать А». Ваше задание выполнено, товарищ командующий. На пятьдесят километров по дороге в сторону Одера отсутствует всякое активное сопротивление со стороны немцев. Встречаются только разрозненные потрепанные части, лишенные единого командования. Хотели проехать дальше, но натолкнулись на военный немецкий аэродром. Не оставлять же такое добро без присмотра… Аэродром принадлежит городу. Еще вчера на него садились транспортные самолеты и доставляли оружие и продовольствие. Танк уверенно колесил дальше по асфальту, покореженному тяжелыми танками. Катуков продолжал пристально посматривать по сторонам. Присутствовал немалый риск натолкнуться на пехотинцев с противотанковыми ружьями. В любых развалинах могла затаиться противотанковая пушка. Тяжелый танк командующего двигался в центре сопровождающей группы, готовой при необходимости в любой момент подавить орудийным огнем всякую угрозу. Танковый полк, шедший впереди, старательно расчищал дорогу – по обе стороны от нее лишь разбитые снарядами орудия. Встретилось несколько немецких танков, практически догоравших, пускающих в посеревшее небо клубы тяжелой копоти. Немало было подбито и советских танков, в своем большинстве с пробоинами в башнях и с разбитыми гусеницами, встречались и обгоревшие. Бой проходил нешуточный, на полное истребление. Какой-то час назад все это – поломанные орудия, куски разорванного металла, трупы немецких солдат, устилавшие взрыхленную землю, – представляло единое целое: стреляло, думало, любило и называлось усиленной линией обороны. – Хорошо. Выдвигаемся в четырнадцатый квадрат, – сообщил командующий. – Посмотрим, что у тебя там за самолеты. – И уже водителю, слегка сбавившему скорость перед развилкой, приказал: – Поднажми давай, едем к лесу. Городская окрестность оставалась позади. Впереди, изгибаясь в неровную ленту, тянулся темный лес с голыми ветками, а к нему вела серая проселочная колея, уже утрамбованная советскими танками. Здесь тоже следы войны. Потемневший на поле снег изъезжен танками, изрыт воронками, а в центре стояла сожженная немецкая самоходка с коротким стволом. В сотне метров от нее «Т-34» с несуразно повернутой башней и с уткнувшимся в землю стволом. Оставалось только надеяться, что экипаж остался в живых. Хотя кто его знает… В такой танковой войне уцелеть бывает непросто. А немного поодаль, там, где тянулась линия траншей, валялись изувеченные трупы немецких и советских солдат, подчас лежавших совсем рядышком, друг против друга, как если бы они и по ту сторону бытия продолжали выяснять сложные отношения. Танковая колонна слаженно повернула к лесу. Танки, вышедшие на простор, опасаясь стать добычей зенитной артиллерии, развернули стволы по сторонам. В готовности пресечь любую возможную угрозу. Углубились в лес и километров десять катили по укатанной грунтовке, наблюдая по сторонам следы короткого, но жестокого сражения. На бетонированной, почерневшей от копоти площадке стояла покалеченная зенитка, подле которой на посеревшем снегу валялись разорванные взрывом тела расчета. Проехали по темно-красной куче битого кирпича, какую-то минуту назад называвшейся контрольно-пропускным пунктом. Устремились к разреженному лесу, за которым просматривался аэродром со стоявшими на нем самолетами, укрытыми маскировочной сетью. С некоторых из них сеть сползла на землю, и можно было увидеть вздутые очертания фюзеляжей и тонкие, напоминающие лезвие ножа крылья. С полчаса назад на аэродроме произошел скорострельный бой. С длинного двухэтажного служебного помещения аэродрома была сорвана крыша, и расколоченная черепица валялась по всему полю. – Разрешите доложить! – подскочил тридцатилетний полковник. – Докладывай, Егоров, – разрешил генерал-полковник, оглядывая оставленные немцами самолеты. Самолетов действительно было немало, многие десятки. Стояли вразброс, внешне неаккуратно, но в действительности это была хорошо продуманная тактика. Самолеты, стоявшие в ряд, легче засечь с воздуха, а при искусно созданном беспорядке легко замаскировать и взлетную полосу, и сами машины. – Силами разведотряда шестьдесят четвертой танковой бригады захвачен Познаньский военный аэродром. Уничтожен охранный отряд и захвачено несколько сотен самолетов. – Улыбаясь, добавил: – Здесь около двухсот. А вон за теми ограждениями еще самолеты стоят. – И сколько? – Примерно столько же. – Молодец, полковник, – похвалил командующий танковой армией. – Я смотрю, твоя бригада проявила себя куда более эффективно, чем средства противовоздушной обороны. Ладно, разберемся, что вы там за материальную часть нам предоставили. – Товарищ генерал-полковник! – подскочил адъютант. – Вас командующий восьмой гвардейской армией генерал-полковник Чуйков вызывает. – Чуйков? – невольно подивился Катуков. – А он-то здесь откуда? – Не могу знать, товарищ командарм, – бодро ответил адъютант. Катуков внимательно посмотрел на адъютанта, вытянувшегося перед командующим верстовым столбом. – Я у тебя и не спрашиваю, – хмыкнул командующий и уверенно зашагал к передвижному командному пункту, разместившемуся в крытом фургоне «Студебеккера», следовавшего за колонной танков. Поднявшись по короткой шатающейся лестнице, распахнул бронированную дверь и вошел в нутро фургона. В правом углу на прежнем месте сидел радист. Увидев вошедшего генерала, протянул ему телефонную трубку. – Василий Иванович, спрашивал меня? – Есть такое дело, на подмогу к тебе пришел со своей армией. Слышал, что не справляешься. – Не ожидал тебя увидеть. Думал, Колпакчи со своей армией подойдет. – Так и должно было быть. Но замешкался немного Колпакчи, а дело не терпит. – Понятно, Василий Иванович. – Значит, сообща будем действовать? – Со всей охотой… Мы расчистили дорогу твоим молодцам до самых ворот крепости, а дальше тебе самому придется в город входить. Два раза штурмовал город и два раза отходил с большими потерями. Жгут наши танки, как спичечные коробки, даже не знаю, что у них там за оружие такое. Попробуем вот как… Мы тут снаружи будем танками бить вкруговую, а ты попробуй в город прорваться. Панцирная пехота у тебя есть, свое дело знают. Для артподготовки в поддержку я тебе зенитную артиллерийскую дивизию дам. – Вот за это спасибо. Командир по-прежнему генерал-майор Груздев? – Он самый. Поладите. – Договорились, Михаил Ефимович, – сказал Чуйков. – Ну, будь здоров! До связи. * * * Восьмой механизированный корпус 1-й танковой армии, отступив от города метров на пятьсот, опоясал его плотным бронированным обручем. Танки укрылись в небольших рощицах, заплатками раскиданных под городом; спрятались за строениями. Другие накрылись маскировочными сетками и ветками в окопах. Трудно было поверить, что по обе стороны Варны разместилась едва ли не целая армия, она будто бы растворилась на местности среди разбитых и уцелевших домов. Несколько часов назад в пригороде прошел бой. Улицы и дороги еще не убраны от трупов, а танкисты готовились к следующему рывку: заправляли опустевшие баки, меняли пообносившиеся траки. Оттаскивали в ремонтно-восстановительный батальон поврежденные танки. Подкатила даже кухня. Спрятавшись за разбитый костел, двое поваров усердно в огромных баках длинными половниками размешивали закипевшее варево. Командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник Чуйков с наблюдательного пункта обозревал высокие городские стены с башнями по углам. Цитадель с бетонными площадками на крыше, на которой, оскалившись многими стволами, расположилась вражья артиллерия. Заприметил даже стволы гаубиц, искусно упрятанных в проемах стен. Взору предстала настоящая твердыня. И это только снаружи. Страшно было представить, что может ожидать бойцов в пределах крепостных стен. – Молодцы танкисты, – проговорил командарм Чуйков, осматривая пригород. – Катком прошли! И мост под огнем построили. – Вот только город им так и не удалось взять, – напомнил начальник штаба армии. – А ведь два раза штурмовали. – Им не удалось, а вот нам удастся. Ударим с восточной стороны по самому входу. Танкисты здесь крепко постарались. Вся стена в щербинах. Кое-где и обрушилась… Нам только поднажать покрепче, и стена сама рассыплется. Сколько же там пулеметов… Раз, два, три… На башне еще четыре, в обе стороны смотрят. И не сосчитать… А левее зенитки упрятаны. А там, в редуте, пушки полковые стоят. – Чуйков отложил в сторону бинокль. – Не будем тянуть время. Постараемся ударить с ходу, пока они в себя не пришли от недавней танковой атаки. – Посмотрев на командира зенитной артиллерийской дивизии генерал-майора Груздева, продолжил: – Начнем с артподготовки. Твоя задача, Семен, ударить по восточному форту. С полчаса ты их обстреливаешь и понемногу затихаешь, и сразу вперед идет пехота. Залегает она через пять минут. Ты снова долбишь их полчаса из всех зениток и пушек, и в конце огневого вала опять пехота поднимается и залегает через пять минут. И потом наступает твоя очередь. И так будет до тех самых пор, пока пехота не войдет в город. Тебе все понятно? Генерал-полковник Чуйков всякий раз совершенствовал огневую поддержку. В Сталинграде промежуток между артиллерийской артподготовкой и атакой составлял всего-то две-три минуты. В Донбасской операции бойцов поднимали, как только огонь перемещался в глубину обороны. Во время штурма Лодзи артподготовка еще более совершенствовалась, и в атаку шли уже в конце огневого налета. – Так точно, товарищ генерал-полковник, – улыбнулся Груздев. – Тогда по местам! Глава 19 Звонок рейхсминистра Гиммлера Установилось относительное затишье. Продолжалась всего-то перестрелка без каких-то штурмовых действий, в которой русские пробовали нащупать в стенах города наиболее ослабленные места и, убедившись, что таковых не существует, законопатили город артиллерийскими и зенитными расчетами. Русские не откажутся от своего замысла взять город, оставалось только гадать, насколько долго установится затишье. На день или на два? А может, всего-то на несколько часов… Сразу после завершения танковой атаки генерал-майор Эрнст Гонелл в сопровождении начальника штаба и заместителей осмотрел город. Разрушения, несмотря на тонны выпущенного по крепости металла, были несущественными. На вокзале было сожжено две цистерны с мазутом – немедленно велел оттащить их на запасные пути, а оставшиеся спрятать в укрытие. Завалы, образовавшиеся на дорогах, приказал немедленно растащить, чтобы дать возможность транспорту свободно передвигаться по городу. Бреши в крепостных стенах и фортах распорядился немедленно заделать, а в наиболее уязвимых местах произвести дополнительную кладку. Приказания коменданта Познани исполнялись незамедлительно, в гарнизоне были наслышаны о его требовательности. Даже при самых серьезных испытаниях солдат должен быть занят делом, именно на этом держатся дисциплина и боевой дух. Высокий, подтянутый, в длинной генеральской шинели с меховым воротником, он был виден отовсюду. Прошел к восточному форту, наиболее пострадавшему во время танковой атаки русских. Отметил, что разрушения значительные, но вполне могут быть устранимы за несколько часов при должной организации. Бетонированные площадки у ворот разбиты тяжелыми снарядами, а орудия, стоявшие на них прежде, – уничтожены, от них осталось всего-то покореженное железо. Его оттащили в сторону, а артиллеристов – точнее, то, что от них осталось, – похоронили на ближайшем кладбище. Еще через два часа на вновь отстроенное место гусеничный тягач подкатил зенитное орудие 88-мм. Оно прекрасно проявляло себя не только против самолетов, но и на поле брани против танков и пехоты. Совсем не случайно зенитчики прозвали его «убийцей танков». На другой стороне улицы в окопе, вырытом прямо на перекрестке, стоял вкопанный танк. Его ствол, оцарапанный осколками, хищно посматривал в большое каменное строение, отстоявшее на километр, в котором укрывались русские минометчики. Где-то в самой середке нейтральной зоны лежали убитые немецкие и русские солдаты. Вповалку, один на другом, сошедшиеся врукопашную в своем последнем бою. Сейчас не было возможности их вытащить и достойно похоронить. И они продолжали лежать, принимая на себя все новые осколки и пули. – Господин генерал-майор, вам звонят из рейхсканцелярии, – подскочил адъютант.