Конкурс поэзии – беритесь за перья, детки! Обезглавленная карета в Лунном Свете! Большая весенняя охота: Драконы точат когти Неужели уже весна? Как быстро пролетело время… Офелия перевернула страницу, чтобы посмотреть сводку погоды. Двадцать пять градусов мороза. Казалось, термометр ковчега навсегда застыл на этой цифре. Станет ли климат мягче с приходом весны? Честно говоря, девушка не спешила узнать это. Каждый истекший день приближал ее к свадьбе, назначенной на конец лета. У Офелии, поневоле вовлеченной в бурную жизнь Беренильды, оставалось слишком мало времени, чтобы думать о Торне. Она была совершенно уверена, что и он так же редко думал о ней. «Ваша судьба крайне важна для меня», – сказал он. Ну что же, если жених и впрямь заботился о судьбе невесты, то лишь на расстоянии. Со дня ее приезда в Лунный Свет он ни разу не показался здесь. Офелия ничуть не удивилась бы, узнав, что он и вовсе забыл о ее существовании. Девушку одолел кашель, разрывающий грудь. Она подождала, пока приступ закончится, и лишь затем открыла дверь, ведущую в белый будуар. Этот маленький женский салон был самым уютным и самым изящным во всем замке: бархат и кружева, мягкие диваны, подушечки… И поэтичная иллюзия: с потолка падали хлопья снега, никогда не достигавшие напольного ковра. Беренильда и сестры Арчибальда собрались здесь, чтобы оценить последнюю коллекцию шляп барона Мельхиора. – Вот эта обязательно вам понравится, – уверял он Дульчинетту, вручая ей нечто вроде цветочной композиции. – Розы распускаются и цветут в течение всего бала, до самого конца. Я назвал ее «Вечерний апофеоз». Дамы зааплодировали. Барон Мельхиор, величественный толстяк из семьи Миражей, некогда решил открыть собственный салон высокой моды. О бароне говорили: «У него золотые руки!» Иллюзорные ткани, из которых он создавал наряды, были одна фантастичнее другой. Чем более дерзкими оказывались его идеи, тем большим успехом они пользовались у покупателей. Панталоны, менявшие цвет в течение дня. Музыкальные галстуки для торжественных случаев. Женское белье, становившееся невидимым ровно в полночь… – Ах, как мне нравится вон тот чепец из шелкового тюля! – восхищенно сказала Беренильда. Теперь она старательно подбирала платья, способные скрыть ее беременность, но округлявшийся живот становился все заметнее. Стоя в углу будуара, Офелия наблюдала за хозяйкой. Она не постигала, каким образом та сохраняет свою ослепительную красоту, несмотря на ежедневные бурные развлечения. – О, я вижу, вы знаток истинно прекрасного! – польстил ей барон, разглаживая свои нафабренные усики. – Я всегда считал вас исключением среди вашей родни. Ваш изысканный вкус достоин только Миражей, мадам! – Ну-ну, барон, не обижайте мою семью! – возразила красавица, залившись хрустальным смехом. – А вот и свежие новости! – воскликнула Фелиция, схватив газету с подноса Офелии. Она грациозно опустилась в кресло и тут же нахмурилась. – О, я вижу, эта газета слишком близко познакомилась с утюгом. – Мим, сегодня я лишаю тебя отдыха! – объявила Беренильда. Расстроенная Офелия меньшего и не ждала. Тетушка Розелина, подававшая дамам чай, на мгновение застыла от гнева. Она не прощала Беренильде ни одного наказания из всех, что сыпались на Офелию. – Слушайте, слушайте, они все-таки написали об этом! – воскликнула Фелиция. – «Дефиле карет в садах Лунного Света всегда превосходило размахом все остальные. Вчера вечером бедная графиня Ингрид доказала это на своем примере. То ли она выбрала слишком большую карету, то ли велела впрячь в нее слишком горячих лошадей, но факт остается фактом: ни кнут, ни окрики кучера не смогли их сдержать, и графиня пролетела по главной аллее, как пушечное ядро, истошно вопя от испуга». Подождите смеяться! – продолжала Фелиция. – Самое интересное – в конце: «То ли карета оказалась чересчур высокой, то ли арка слишком низкой, но у экипажа срезало крышу быстрее, чем была написана эта строка. К счастью, безумная гонка окончилась благополучно, и графиня отделалась лишь испугом да несколькими синяками». – Боже, какой минорный финал! – воскликнула Мелодина. – Ну, если смешное убивает… – вздохнула Фелиция, многозначительно оборвав фразу. – Ничего, в следующий раз она выберет себе карету поскромнее, – философски заключила Клермонда. – Или рысаков посмирнее, – подхватила Гурманда. И сестры Арчибальда расхохотались так неудержимо, что им пришлось вынуть платки и утереть слезы. У Офелии гудела голова; она находила это кудахтанье идиотским. А Беренильда благосклонно взирала на веселившуюся молодежь, обмахиваясь веером. – Ну, довольно же, милые мои малютки, не нужно так жестоко насмехаться над бедняжкой Ингрид. – Мадам Беренильда права, – строго сказала Пасьенция, – уймитесь же, дурочки. Как-никак, графиня – наша гостья. Сестры Арчибальда вполне соответствовали по складу характера своим именам. Пасьенция была образцом сдержанности, Фелицию все смешило, Мелодина в любом происшествии искала параллель с музыкой, Грациэлла уделяла больше всего внимания изяществу движений, Клермонда просвещала слушателей мудрыми суждениями, а Гурманда сводила жизнь к наслаждениям. Что же касается маленькой Дульчинетты, она выглядела такой нежной и кроткой, что даже самые неприятные слова казались в ее устах драгоценными жемчужинами. При взгляде на сестер становилось понятным название их клана: Паутина. Несмотря на разницу в возрасте и темпераменте, они являли собой семь ипостасей одной-единственной девушки. Если одна из них протягивала руку, другая тут же клала в нее пудреницу, щипчики для сахара или перчатки. Для этого даже не требовалось слов. Если одна начинала фразу, другая ее непринужденно заканчивала. А иногда все они дружно смеялись без всякого видимого повода. Тем временем у Офелии не выходило из головы случившееся в библиотеке. Ей было не по себе. Она смутно чувствовала, что коснулась чего-то очень важного, но никому не могла рассказать об этом, особенно Беренильде. Чем больше она размышляла, тем яснее понимала: фаворитка задумала брак Торна, чтобы при помощи Офелии упрочить свои отношения с Фаруком. А сейчас, пока Мим боролся с непреодолимым желанием чихнуть, дамы болтали, смеялись, пили чай, примеряли шляпы. – Мадам Беренильда, вам следовало бы отослать своего лакея, – внезапно заявил барон Мельхиор. – Он так кашляет и сопит, что прямо-таки оскорбляет наш слух. Если бы Офелия могла заговорить, она горячо поблагодарила бы барона. Беренильда собралась было что-то сказать, но внезапно раздался осторожный стук в дверь. – Иди открой! – приказала она Миму. Офелия отворила дверь, и увиденное так потрясло ее, что она даже забыла поклониться. Невероятно высокий, в черном мундире с золотыми эполетами, еще более худой и суровый, чем обычно, перед ней стоял Торн, заводивший свои часы. Он вошел, даже не взглянув на Офелию, и буркнул сквозь зубы в качестве приветствия: – Сударыни… В маленьком будуаре воцарилась мертвая тишина. Беренильда перестала обмахиваться веером, тетушка Розелина икнула от испуга, сестры замерли, не донеся чашки до рта, а маленькая Дульчинетта спрятала лицо в юбках Пасьенции. Одно лишь появление этого высокого мрачного человека нарушило уютную атмосферу женской компании. Беренильда пришла в себя первой. – Боже, ну что за манеры! – шутливо упрекнула она племянника. – Неужели нельзя было послать слугу объявить о своем приходе! Ты застал нас врасплох. Торн выбрал кресло, не занятое грудами подушечек и кружев, и уселся, с трудом согнув слишком длинные ноги. – Мне нужно было доставить кое-какие документы в кабинет посла. Заодно я пришел узнать, как вы себя чувствуете, тетушка. Я ненадолго. Услышав это, сестры Арчибальда облегченно вздохнули. А Офелия, стоявшая в углу, с трудом заставляла себя придерживаться роли лакея и не глядеть в лицо Торну. Она слышала, что его недолюбливают, но одно дело – слышать, и совсем другое – видеть это своими глазами. Интересно, знал ли он, кто скрывается за личиной Мима? Догадывался ли о том, что невеста находится в комнате и видит его непопулярность? Но, казалось, Торн был совершенно безразличен к тому, что внушает робость окружающим. Положив на колени портфель, он разжег трубку, не обращая внимания на укоризненное покашливание вокруг себя. И одним движением бровей отказался от чашки чая, которую поднесла ему тетушка Розелина. Трудно было понять, кто из них двоих при этом более презрительно поджал губы. – Господин интендант! – с сияющей улыбкой воскликнул барон Мельхиор. – Я счастлив вас видеть, вот уже много месяцев я добиваюсь вашей аудиенции! Торн обратил на него стальной взгляд, который напугал бы кого угодно, но только не толстяка-барона. Он с довольным видом потирал руки, украшенные кольцами. – Мы все ждем не дождемся вашей свадьбы, знаете ли! Однако столь торжественная церемония не терпит импровизации, не устраивается в последний момент. Я уверен, что это хорошо известно такому пунктуальному человеку, как вы. Так вот, я мечтаю создать для избранницы вашего сердца самое очаровательное подвенечное платье на свете! Офелия поперхнулась и с трудом подавила приступ кашля. – Я оповещу вас ближе к делу, – мрачно ответил Торн. Ловким движением фокусника, достающего кролика из цилиндра, барон вынул из своей шляпы блокнот. – Только один вопрос. Вы можете сообщить, какой размер носит ваша избранница? Офелия была готова провалиться сквозь землю: она попала в самую щекотливую ситуацию в своей жизни. – Я этим не интересовался! – громко отрезал Торн. Нафабренные усики Мельхиора поникли, улыбка угасла, а татуированные веки растерянно заморгали; он убрал свой блокнот. – Как вам будет угодно, господин интендант, – сказал барон со зловещей кротостью. Он закрыл свой саквояж с лентами и собрал шляпы в картонку. Офелия была уверена, что барон смертельно оскорблен ответом Торна. – Желаю дамам здравствовать, – пробормотал он и удалился. В будуаре воцарилась тягостная тишина. Маленькая Дульчинетта, прижавшись к коленям старшей сестры, с отвращением глядела на шрамы Торна. – А ты совсем исхудал, – посетовала Беренильда. – Неужели не успеваешь поесть на всех этих министерских приемах? Гурманда подмигнула сестрам и с хитрой улыбкой подошла к креслу гостя. – Нам не терпится увидеть вашу юную невесту с Анимы, господин Торн, – проворковала она. – Вы такой скрытный! Офелия начала волноваться всерьез. Ей не хотелось быть предметом обсуждения, и она молила Бога, чтобы девицы не проговорились о ее встрече с Арчибальдом. Торн молчал и смотрел на свои часы. – Может, вы хотя бы скажете нам, на кого она похожа? – расхрабрившись, спросила Гурманда. Торн устремил на нее такой свирепый взгляд, что она перестала улыбаться. – Я могу вам сказать, на кого она НЕ похожа.