Уортон кивнул и вошел в обшитый кедровыми панелями холл. Джейк замер на пороге. Он почувствовал легкий ветерок, обернулся и посмотрел в сторону Леса. На секунду ему померещилось, что кто-то там, в зеленых зарослях, тихо зовет его по имени. Там, конечно, никого не было, а Джейку стало холодно, и он вошел в дом. Высоко на ветке в кроне дуба, прислонившись спиной к стволу, стоял Гидеон. Он проследил за тем, как люди входят в убежище, прищурил зеленые, как мох, глаза и рассмеялся. Молодой человек часто смеялся просто так, чтобы убедиться в том, что еще не разучился. Потому что, когда он разучится смеяться, Ши завладеет им полностью. Мысль об этом была невыносима. Сначала девушка, теперь эти двое. Зимний мир постепенно становился густонаселенным. Гидеон спрыгнул с ветки и мягко приземлился на опавшие листья. Его плащ был сшит из бархатных и суконных лоскутов, а завязки – из обрывков кружев. Лицо и длинные волосы перепачканы. Скворцы заметили его, но не вспорхнули, только глазами-бусинками внимательно наблюдали за юношей. Саммер захочет узнать о гостях аббатства. Гидеон развернулся и под крики скворцов исчез в Лесу. Поддельной басней о моей кончине[3] 6 Рождество в Уинтеркомбе – это настоящее чудо! В холле огромная рождественская елка, горы подарков, а лестницы и приоконные банкетки украшены остролистом и плющом. В доме тепло, пахнет выпечкой и сладостями. Дорогая, я живу как в сказке! Из письма леди Мэри Венн сестре, 1834 год На следующее утро Сара ела тост в кухне, когда пришел Пирс. Он принес коробки с молоком и газету, следовательно, был в деревне. Но как сумел обернуться так быстро? Девушка с тревогой покосилась на газету: – Ну и кто они такие? – О ком это ты? – Мужчина и юноша. Приехали вчера вечером. Они еще в доме. И Венн… он не вернулся. Его всю ночь не было. Пирс торопливо готовил завтрак. – А ты наблюдательная. Это очень хорошо. Его сиятельству это пригодится. Только не забегай вперед. Венн делает что хочет, и поверь мне, в Лесу ему, в отличие от других, ничего не грозит. Сара нахмурилась – Пирс уходил от ответа. – А те, другие? Если они обо мне узнают… Пирс к этому моменту уже занялся готовкой на древней печи – заливал молоко в овсянку. – Не узнают. Паренек – сын старого друга Венна. Свалился как снег на голову. – Пирс насмешливо взглянул на Сару. – Они не здешние и ничего про тебя не знают. Так что ты здесь в безопасности. Ответ не удовлетворил девушку. Она села за пустой стол, большой, как будто его сработали на сорок человек прислуги. Сара представила кухню, когда в ней полно народу, слуги суетятся вокруг очага, такого огромного, что можно легко устроиться на скамье внутри. На почерневшей каменной кладке висели тяжелые и покрытые толстым слоем сажи сковороды, вертела и медные горшки. Между ними пауки соорудили целое поселение из паутины. На стуле рядом с очагом дремали, свернувшись в большой клубок, три одинаковые черные кошки. Сара повозила коркой тоста по тарелке. – Можно мне погулять по дому? – Да ради бога. Дом старый, гуляй – не нагуляешься. Но только не заходи на… – На Тропу монахов. Я в курсе. – Сара посмотрела на Пирса. – Вы именно там этим занимаетесь? Тот улыбнулся: – Чем – этим? – Хроноптикой. Пирс продолжал перемешивать кашу, только теперь немного быстрее. – Терпение, милая, скоро ты все узнаешь. Девушка встала и с грохотом поставила тарелку в раковину. – А про себя не расскажешь? Ты что, последний из прислуги? Когда-то здесь были и дворецкие, и лакеи, и горничные. Тьма народу. – Ты так говоришь, будто вживую всех видела. Сара пожала плечами: – Даже сумасшедшие иногда читают книжки. Коротышка как-то странно фыркнул и выловил из каши комочек сажи. – Неужели? Это хорошо. Что касается меня, я – раб его сиятельства. Он трет лампу, и я сразу появляюсь. Свиснет – я тут как тут. Венн купил меня на рынке в Калахари за тридцать верблюдов и бутылку виски. Снял с меня вечные заклятья колдуньи с острова. Это шутка? Если шутка, то невеселая. – Ты на него работаешь? – Я ему принадлежу, – кисло ответил Пирс. И как она должна это понимать? – Ты участвовал в его экспедициях? – Много раз. В Андах. В Антарктике. Он всегда любил путешествовать. Можно сказать, мы с ним вместе обогнули земной шар. Сара решила рискнуть и спросила: – Но все изменилось после смерти его жены? Пирс перестал размешивать кашу и повернулся к Саре. Лицо его было серьезным – никакого намека на юмор, пусть и своеобразный. – Дам тебе совет: не упоминай о ней при Венне. Поняла? Сара пристально посмотрела на Пирса: – Этот дом полон секретов. А Венн? Его стоит бояться? – Когда он в гневе, лучше держаться подальше. Но правда в том, что его гложет стыд и чувство вины. Не хочу, чтобы еще и ты его изводила. В коридоре звякнул колокольчик. Девушка, желая покончить с этой темой, выглянула в коридор. Там на старых спиралях в два ряда висели колокольчики, и на каждом золотыми буквами написаны названия комнат на верхних этажах. Надписи поблекли от времени и едва читались, но это не проблема – она хорошо их помнила. На том колокольчике, который зазвонил, было написано: «Утренняя столовая». – Они что, думают, здесь обслуживание как в отелях? – с неприязнью в голосе проворчала Сара, вернувшись в кухню. – Может, и так. – Пирс поставил на поднос овсянку, тосты и чай. – И возможно, в первое утро нам стоит проявить к ним снисхождение. Почему бы тебе не отнести им завтрак? – Пирс открыл дверь. – Заодно познакомишься со злым парнем и крутым учителем. Уортон снова дернул за шнур колокольчика. – Зря время теряете, – заметил Джейк. – Они не станут обращаться с нами как с гостями. Учитель вздохнул и подошел к столу. Оперся на него руками и посмотрел в окно. После холодной ночи на газонах появилась изморозь. Если по ним пройтись, подумал Уортон, земля захрустит под ногами. – Как спалось? – спросил он. Джейк пожал плечами. На самом деле он всю ночь ворочался с боку на бок, дважды садился на кровати и прислушивался к шорохам и скрипам чужого дома.