– Вот, что я должен был сказать тебе: этот второй эликсир, который он давал тебе на протяжении десятилетий, был неверно синтезирован. Констанс невольно поднесла руку ко рту. Ее губы зашевелились, но с них не слетало ни звука. – Какое-то время он и вправду работал. И ты – живое тому доказательство. Но мои исследования показывают, что через определенное количество лет – особенно, если перестать принимать эликсир, как это сделала ты – возникнет обратный эффект. Человек начнет стремительно стареть. – Это смехотворно, – резко ответила Констанс, снова обретя дар речи. – Я не принимала эликсир с момента смерти Еноха Ленга. Это было пять лет назад. Естественно, я постарела, но только на те же самые пять лет. – Констанс, прошу, не обманывай себя. Ты, должно быть, уже начала замечать эффекты преждевременного старения. Особенно… ментальные эффекты. – Ты лжешь! – воскликнула Констанс, но произнеся это, она вспомнила все те незначительные изменения, которые она стала замечать в себе недавно. Небольшие проблемы со сном, которые начались еще с поездки в Эксмут… или даже раньше. Бессонница, периодическая усталость, снижение остроты чувств и восприятия. Но более того она почти постоянно ощущала растущее чувство рассеянности и беспокойства, с которым она не могла справиться. Она списывала все это на стресс от смерти Алоизия. Но, похоже, дело было не только в этом. И еще, если Диоген прав: ужаснее всего будет тихо сидеть в подвалах особняка и чувствовать, что рассудок покидает ее. Но нет! Это лишь очередная вычурная ложь Диогена! И снова его тихий голос прервал ее размышления. – Вот, в чем суть дела. Благодаря большому количеству времени и усилий мне удалось сделать две вещи. Во-первых, я раздобыл формулу Ленга, чтобы воссоздать первичный эликсир. Мой брат считал, что уничтожил единственный оставшийся рецепт, но он ошибался. Сохранился еще один, и я нашел его. Это заняло больше времени, чем я рассчитывал, к тому же, потребовалось хорошенько изучить уникальное строение этого дома, но мне, в конце концов, удалось. Я сделал это для тебя. Во-вторых, я смог синтезировать и усовершенствовать формулу, которая не потребует больше человеческих жертвоприношений. И я отдам ее тебе, моя дорогая. Повисла короткая пауза. У Констанс голова шла кругом: для нее это было уже слишком. Она чувствовала, что силы покидают ее, а ноги предательски подгибаются. Рассеянно поискав взглядом место, чтобы сесть, Констанс лишь теперь вспомнила, кто стоит перед ней, и, собрав всю силу воли, она снова сосредоточила на нем свое внимание. – Конечно же, для этого мне потребовалась лаборатория, ученые и деньги, но результат того стоил. Моя работа закончена. У меня есть новая синтетическая формула. Тебе не придется преждевременно стареть. Не придется чувствовать, как разум постепенно покидает тебя. После краткого курса лечения моим эликсиром твое тело придет в норму. Ты сможешь прожить оставшуюся жизнь без каких-либо побочных эффектов. Мы оба будем стареть, как обычные люди. И все, чего я хочу взамен от тебя, это простое слово: «да». Но Констанс ничего не ответила. Глядя на нее, Диоген многозначительно прищурился – даже выложив все свои доводы, он все еще опасался, что она отвергнет его предложение. Не выдержав молчания, он вновь заговорил: – Какая жизнь ожидает тебя в этом огромном доме без моего брата? Даже если ты выйдешь из этой добровольной изоляции, какую компанию тебе, по-твоему, смогут составить Проктор и миссис Траск? Вообрази: только они – из года в год. Смогут ли они помочь тебе во время твоего одинокого упадка, от которого ты будешь вынуждена страдать не по своей вине? Он замолчал. Если то, что он говорил, было правдой, то Констанс могла ясно представить себе свое будущее: пустота, непрерывная скука, сидение сутками напролет в мрачной библиотеке, перемещение между книгами и клавесином, благонамеренный Проктор, несущий службу у двери, и миссис Траск, которая подавала бы ей переваренные макароны. А при этом она будет день ото дня терять рассудок, а двое верных слуг Пендергаста станут тихими стражами ее смерти. Мысль о потере умственных способностей вызвала у нее всепоглощающий страх – этого она не могла перенести. – Все эти годы, – произнес Диоген, словно читая ее мысли, – все эти годы, которые ты провела под опекой моего великого прапрадяди Ленга… неужели они стоят того, чтобы позорно позволить столь могучему разуму и столь большой сокровищнице знаний попросту сгинуть? Он ожидал, внимательно глядя на нее и желая узнать, что она ему ответит. Но она промолчала. Наконец, он вздохнул: – Мне очень жаль. Пожалуйста, поверь, что я понимаю твою нерешительность, и никогда бы не стал принуждать тебя к чему-то против твоей воли. Как только курс лечения будет завершен, если ты обнаружишь, что действительно несчастлива со мной на Халсионе, я не стану стоять у тебя на пути. Хотя я надеюсь… нет, я уверен, что там нас с тобой ждет прекрасная жизнь. Но если ты не сумеешь усмирить свою ненависть ко мне, взращенную моими же ужасными поступками, если не сможешь поверить, что любовь преобразовала даже такого человека, как я… мне придется лишь смириться с твоим решением. После этого он отвернулся от нее. Когда он произнес последние слова, Констанс испытала странное прозрение, которое посетило ее во время этого его последнего монолога. Диоген раньше относился к ней с отвращением. Она ненавидела его с почти нечеловеческой яростью. Но правда также заключалась в том… – она содрогнулась от почти запретной мысли, – что в Диогене находилась частичка Алоизия. Он приходился Алоизию родственником и, ко всему прочему – как бы она ни отрицала это – действительно был близок ей по духу. Возможно, что он понимал ее даже лучше, чем его брат когда-либо смог бы понять. И если Диоген действительно изменился… Он снял свои перчатки. Констанс взглянула на клавесин, на крышку которого Диоген положил стилет. И он все еще находился там. Это был лишь вопрос пары мгновений – схватить клинок и вонзить его ему в грудь. Но, разумеется, он распознал эту возможность еще раньше, чем она. – Я, – начала Констанс, но запнулась. Почему она не могла выразить свою мысль? Собравшись с силами, она произнесла лишь, – мне нужно время… Диоген взглянул на нее, и на его лице вдруг расцвела надежда, которую – как внезапно поняла Констанс – просто невозможно было подделать. – Конечно, – произнес он. – Сейчас я оставлю тебя. Ты, должно быть, очень устала. Думай столько, сколько тебе потребуется. И он потянулся к ее руке. Медленно, но при этом сознательно, она позволила ему коснуться себя. Диоген взял ее за руку, медленным, ласковым движением перевернул ее ладонью вверх и поцеловал ее. Затем, немного отстранившись, он взял и на долю секунды зажал между губами кончик ее пальца, и тут же по всему ее телу словно пробежал электрический разряд. Затем, улыбнувшись и быстро кивнув, Диоген Пендергаст растворился в темноте. 25 В закоулке одного из худших деловых районов Катутура, Намибия – в пригороде Виндхука, название которого переводилось как «место, где люди не хотят жить» – стояло трехэтажное жилое здание, зажатое между радиостанцией и швейной фабрикой. Здание выглядело захудалым и находилось в запущенном состоянии: штукатурка на стенах растрескалась и пошла пузырями, а крошечные, однобокие балконы сильно проржавели. Все этажи были выкрашены в разные цвета – бирюзовый, желтый, серый – что наряду с окнами разного размера и неуместными архитектурными деталями придавало строению странный и тревожный вид. Было два часа дня, и все окна были открыты в тщетной попытке поймать хотя бы легкий ветерок. Лазрус Керонда сидел у окна двухкомнатной скудно меблированной квартиры на втором этаже. Спрятавшись за проемом, он стратегически расположился так, чтобы видеть все происходящее на шумной улице, раскинувшейся внизу, оставаясь при этом незаметным. Ресторан, находившийся этажом ниже, специализировался на чипсах из мопановых червей[104] тушенных в рагу из томатов, обжаренного лука, куркумы и зеленых чили. Резкий дым от вонючих червей поднимался вверх, заставляя его глаза слезиться. Но даже это не заставило Керонду оторвать взгляд от окна. Он потянулся за бутылкой Тафеля Лагера, придержав ее только слегка, чтобы его раненная рука не запротестовала, и сделал большой глоток. Свежий горький вкус пива немного помог притупить тревогу и боль. Может, он и был чересчур осторожен, но все же не хотел рисковать. Еще три дня – может быть два – и тогда покинуть город будет безопасно. У него был сводный брат в Йоханнесбурге. Керонда мог затаиться на пару месяцев под крышей его семьи. С наличными деньгами, которые он получил, у него было достаточно средств, чтобы начать новое предприятие. Местный автосалон погряз в долгах, поэтому бросить его сейчас, как крыса бросает тонущий корабль, было не столь большой потерей. Вдруг за спиной раздался тихий звук – одинокий скрип половицы – и он обернулся. – Вы! – воскликнул он. Пивная бутылка выпала из его руки и покатилась по полу, разбрызгивая янтарную пену. – Я, – раздался мягкий голос. Из тени выступила молодая женщина. На вид ей было чуть больше двадцати лет. У нее были светлые волосы, голубые глаза и четко очерченные скулы. Гостья была одета в черные лосины и джинсовую рубашку с хвостами, крест-накрест опоясывавшими ее талию и открывающие плоский мускулистый живот и проколотый пупок с пирсингом в виде кольца с бриллиантом. Несмотря на жару, на ее руках были надеты латексные перчатки. Керонда вскочил на ноги. Он сразу же осознал всю безысходность своего положения. На ум пришла сотня оправданий, сотня всевозможных вариантов лжи, отвлекающих маневров, извинений. Вместо этого он пролепетал: – Как вы меня нашли? – Это было нелегко. Он заметил, что ее поясная сумка сидела низко, почти на бедрах, и когда она сделала еще шаг по направлению к нему – движение вышло гладким и гибким, как у пантеры – сумка немного приподнялась, а затем опустилась. Во рту Керонды мгновенно пересохло. Что было не так с этой девушкой с этим дурацким пирсингом, и почему она вызывала в нем такой страх? Она была не выше пяти футов и трех дюймов, а Керонда весил, по крайней мере, вдвое больше, чем она. И все же его накрыла паника. Было нечто холодное в ее голубых глазах и в хитрой жестокой улыбка. Он приметил эти особенности с первой их встречи – и с тех пор они так и не стерлись из его памяти. – Вы забросили автосалон, – произнесла она. – Мне пришлось, – стал оправдываться он. – Меня вынудили! – Вам заплатили, чтобы вы остались. Вместо этого вы оставили ворота открытыми, а офис незапертым. Вдобавок ко всему вы не убрали лужу крови со своего рабочего стола. Теперь этим делом заинтересовалась полиция. – Он ранил меня и угрожал мне, – Керонда с мольбой протянул к ней руку. – И вам щедро возместили это материально. Вам заплатили, чтобы вы стоически вытерпели боль, которую он неизбежно причинил бы вам. Чтобы снесли все его угрозы, а после – продолжали придерживаться нашего сценария. Керонда начал лепетать, почти плача: – Я так и делал. Я придерживался его! И сказал ему именно то, что вы хотели, в точности так, как вы мне сказали. Я отдал ему «Лэнд-Крузер» и проследил, чтобы он уехал на нем. – Тогда почему вы сбежали, как испуганный кролик? И снова он поднял перевязанную руку. – Посмотрите, что он со мной сделал! Пока ее холодные голубые глаза блуждали по его окровавленной одежде, ее улыбка становилась все шире: – Почти как стигматы. Но это все никак не объясняет, почему вы отклонились от плана. За то, чтобы вы строго ему следовали, вам заплатили большие деньги, – она прервалась, как будто специально позволяя этим словам усвоиться в его сознании. – Что мы вам сказали? Убрать за собой весь беспорядок. Пройти курс лечения. Остаться на работе и торговать как обычно. Но что вы сделали вместо этого? Оставили после себя беспорядок и сбежали. – Посмотрите, что он со мной сделал! – повторил Керонда, на это раз демонстрируя ей обе раненые руки. – Как вы думаете, мы теперь поступим? – раздался ее шелковый голос. Когда вместо ответа последовало только хныканье, девушка печально покачала головой. – Мы предупредили вас, что он вернется только через неделю. А может быть, не вернется никогда. Вы должны были нас слушать. – Я… – начал он, и тут же осекся. Движением, которое внешне выглядело таким обычным – можно даже сказать, бессознательным – и все же ужасающе быстрым, девушка потянулась к своей поясной сумке и извлекла из нее нож. Он оказался не похож ни на один нож, который раньше видел Керонда: зазубрены на его лезвии напоминали четыре идущих в ряд изогнутых наконечника стрелы, а его узкая рукоятка была неоново-зеленого цвета. Увидев испуганный взгляд Керонды, направленный на оружие, девушка улыбнулась еще шире. – Понравился ножик? – спросила она. – Он называется «Зомби Киллер». Мне он тоже очень нравится. Особенно зубья. Он как член кота – больнее выходит, чем входит. По крайней мере, они так утверждают. – Член? – невнятно переспросил Керонда. – Впрочем, это не важно. Затем – еще более быстрым движением – ее рука метнулась вперед и вогнала нож меж его ребер. Лезвие оказалось настолько острым, что он едва ощутил толчок, но, опустив взгляд, увидел, что нож вошел в его тело по самую рукоять. – Я довольно хорошо разбираюсь в анатомии, – сказала она, – почти настолько же хорошо, насколько и управляюсь с клинками. Она кивнула на ручку. – Если я не ошибаюсь, он только что разорвал вашу диафрагмальную артерию. Это конечно не одна из главных артерий, – но вы все равно истечете кровью в течение пяти минут, плюс-минус.