Атропос хмыкнула. — Эта проблема появилась из-за тебя. — И я же ее исправлю. — Лахесис повернулась к Скайле: — А если бы ты могла вернуться? — Вернуться? — Скайла нахмурилась. — Я не поним… — В мир людей. В мир людей. У Скайлы голова пошла кругом. Да. Она ведь была человеком. — Не каждый получает возможность выбора… — Да никто не получает, — пробурчала Атропос, сложив руки на груди. — …но ты особенная. — Лахесис сердито зыркнула на сестру и снова обратилась к Скайле: — Ты пожертвовала своей жизнью ради другого. — Правда? Ради кого? Скайла не помнила. — Этого ты не имеешь права ей говорить, — вмешалась Атропос. — Ей нужно сделать выбор, не зная, к чему возвратиться. Лахесис вздохнула. — Сестра права. Существуют правила, которые даже мне не нарушить. Тебе придется решить, ничего не зная о той жизни, что ты вела прежде. — И о том, что тебя там ждет, — добавила Атропос. — Возможно, ты скучаешь по растлителю малолетних или насильнику. Лахесис снова зыркнула на сестру. — Или царю. Атропос хмыкнула. — Да какой прок от царей? — Так или иначе, — сказала Лахесис, снова обращаясь к Скайле, — тебе придется решить сейчас. — Она протянула руку. — Острова блаженных или то, что ты боишься забыть. Блестящий свет на горизонте манил Скайлу. Но выбор мойр… Как же решить? Она попыталась мыслить логически и пришла к единственно возможному выводу. — Если я здесь, значит, вела благопристойную жизнь. — Необязательно, — ответила Лахесис. — Человек может все исправить в последний момент и искупить совершенные грехи. — Проклятая лазейка, — пробурчала Атропос. — Если пожертвует собой, спасая жизнь. — Пустота в груди Скайлы стала почти пугающей. — Если я взойду на корабль… — Тогда перестанешь чувствовать боль, — пояснила Атропос. — И станешь свободной, разумом, телом и душой. Больше никаких страданий, одиночества и боли. Острова блаженных — Елисейские поля. Рай. — Но я забуду, — постаралась все прояснить Скайла. — Да, — ответила Лахесис вперед сестры. — Забудешь. — А если вернусь?.. Атропос нахмурилась. Скайла взглянула на Лахесис. Глаза беловолосой мойры смягчились. — Нынешняя боль пропадет. И ты все вспомнишь. — А я когда-нибудь сюда вернусь? — Зависит от тебя, дитя, — сказала Лахесис. — От той жизни, которую ты проживешь в мире людей. Только ты можешь принять это решение. Скайла оглянулась на воду. Ей отчаянно хотелось подняться на борт блестящего корабля. Медленно, очень медленно дыра в груди затягивалась, даря покой, которого она не знала ранее. Покой, заставлявший забыть, что же ее удерживает. — Время вышло, — заявила Атропос. — Что ты выбираешь, дитя? Глава 28 Орфей никогда в жизни так не уставал. Он провел весь день с Ником и его подручными, выискивая признаки активности демонов. Остатки разбежавшейся армии Аталанты куда-то рванули. Либо кто-то другой собирает тварей, чтобы создать новую армию, либо богиня вырвалась из Преисподней. Последняя мысль беспокоила Орфея больше, чем ему хотелось. И бессвязная болтовня Грифона о том, что Аталанта «на свободе» уже не казалась бредом безумца. Орфей провел вечер в комнате Грифона, как делал каждый день за последнюю неделю, разговаривал с братом, играл с ним в карты и пытался вывести из коматозного состояния. Однако ничего не помогало. Грифон не хотел выходить из комнаты. Он едва обращал внимание на карты. И дрожал все сильнее. Орфей потер лоб пальцами. Грифон ворочался на большой кровати. На комоде горела лампа, а отодвинутые занавески пропускали в комнату лунный свет. Но для Грифона этого было недостаточно. Высокий, крепкий аргонавт, который никогда ничего не боялся, теперь страшился темноты. Орфей сидел с Грифоном, пока брат не уснул, а потом накрыл его одеялом до подбородка. У Грифона во сне разгладился лоб, и исчезли все признаки волнения. На мгновение он снова превратился в того, прежнего Грифона. Младшего брата, что совершал лишь геройские поступки. Орфей тихо выключил лампу и подкрался к двери. Оглянувшись в последний раз, убедился, что Грифон спит, и вышел, тихо закрыв дверь. Он направился к лестнице. Было поздно, почти полночь. Орфей знал, что можно воспользоваться лифтом, но не желал никого будить. А еще ему нужно на свежий воздух. Он спустился на три пролета, вышел во двор и направился через сад к южному входу. Внезапно Орфей заметил Мэйлию, что в одиночестве огибала фонтан, заколебался и скрылся в тени. Вампирочка вроде бы привыкала к жизни в колонии, но по-прежнему держалась особняком. И выходила из своих комнат поздно ночью. Она была странной по всем статьям. Дочь Зевса и Персефоны, смешение света и тьмы. Каждый раз при виде Мэйлии Орфей вспоминал шрамы, которые она нанесла сама себе. «Я к ней привыкаю, демон. Чем больше времени провожу рядом с нею, тем больше она мне нравится». Голос Скайлы. Так неожиданно. Однако Орфей радовался подобным вспышкам, потому что таким образом любимая как бы оставалась здесь. И с ее мнением нельзя было не согласиться. Он тоже проникался симпатией к Мэйлии. Но не сегодня. Сегодня Орфей ни с кем не хотел общаться. Мэйлия села на каменную скамейку у фонтана и уставилась на журчащую воду. Но внезапно повернулась к замку, будто что-то привлекло ее внимание. На мгновение Орфею показалось, что она услышала его, но тут он понял: вампирочка смотрит на окно на третьем этаже. Пару секунд она не шевелилась, а потом подобрала юбки, поспешно прошла по двору и исчезла в полутемном здании. Охваченный любопытством, Орфей вышел из тени, поднял голову и заметил у окна третьего этажа брата. Грифон пялился вниз все тем же пустым взглядом. Брат несколько секунд смотрел в глаза Орфея, а потом отвернулся. В одинокой тьме, где слышалось лишь журчание фонтана, Орфей знал, что нужно вернуться и попытаться успокоить Грифона. Убедиться, что он в порядке. Но последняя неделя не прошла даром и для самого Орфея: глухая боль в груди после смерти Скайлы становилась все сильнее и сильнее. Он зажмурился и представил свои покои. Несколько секунд спустя аргонавт стоял в башне, рассматривая убежище, созданное для него Скайлой. Боль усилилась. Он подошел к кровати и улегся на спину, свесив одну ногу с матраса. Орфей даже не снял сапог, не включил свет и не сбросил покрывало. Просто уставился на высокий потолок и выдохнул, в надежде, что если ни о чем не думать, боль утихнет и он уснет. Какая ирония. Проведя почти триста лет в одиночестве, он намеренно сторонился всяких отношений, чтобы не стать уязвимым. А теперь, в окружении колонистов, Ника, брата, аргонавтов, Орфей чувствовал себя одиноким, как никогда. Он провел рукой по лицу и обозвал себя трусом, когда ощутил влагу на коже. Орфей покончил бы с собой, если бы это помогло, но увы, ничего подобного. Ему придется жить дальше и поступать правильно, чтобы когда-нибудь снова ее увидеть. И последние слова Скайлы, умоляющей его быть лучше, не позволяли выбрать вариант попроще. Он зажмурился, сделал три глубоких вздоха, но тут проблеск света снаружи привлек его внимание. Орфей сел и уставился на ряд окон и темный балкон. Наверное, молния или метеор. Он все равно поднялся, радуясь возможности отвлечься. Открыл стеклянную дверь. В лунном свете возникла фигура в черном плаще с капюшоном. Орфей стиснул зубы. Сейчас ему никого не хотелось видеть. Он снова потер глаза, кашлянул и постарался заговорить как можно устрашающе: