Я задыхалась. — Да, — признал он своим холодным британским тоном, и единственным намеком на его возбуждение было небольшое понижение голоса. —Хорошо, что тебе нравится вкус. Это единственная еда, которую ты будешь получать с какой-либо регулярностью, пока не узнаешь свое место. А теперь сцепи руки за спиной, раскройся шире и впусти меня внутрь. Напряжение собрало каждый мускул в моем теле и связало их в спутанный шнур, которым он манипулировал каждым движением руки в моих волосах. Мои плечи сгорбились и горели от напряжения, когда я открыла рот до предела и почувствовала, как широкая головка его члена скользит по моему языку прямо к задней части горла. Он вздохнул с облегчением, когда я подавилась им, затем судорожно сглотнула, непреднамеренно проведя его через границу моего рвотного рефлекса глубоко в мое горло. Насаженная на его член, я протестующе застонала и изо всех сил пыталась освободиться. Если его шипение удовольствия было каким-то признаком, моя борьба только доставила ему еще большее удовольствие. Носок его ботинка слегка пульсировал у моей лобковой кости, затем слегка опустился, чтобы скользнуть по моей мокрой киске. Давление на мой клитор было приятным, и я извивалась, пытаясь сосредоточиться на этом, а не на гротескном ощущении Александра, глубоко погрузившегося в мой рот. Наконец, когда в уголках моего зрения начали появляться пятна, он медленно стащил меня за волосы со своего члена. Я задыхалась и отплевывалась, втягивая огромные вдохи в свои сдутые легкие. —Ничего не стоит делать сначала, без труда, — отчитывал он меня, какой-то вопиюще извращенный пророк, извергающий мудрость, в то время как с его члена капала моя слюна. —Дыши через нос, когда я у тебя в горле, если не хочешь задохнуться от моего члена. Я открыла рот, чтобы возразить, но он заменил мои невысказанные слова гладким скольжением своей эрекции, снова вдавившейся в мое горло. Слезы навернулись на мои глаза, когда я боролась с вторжением, мое горло открывалось и закрывалось от него. — Да, Мышонок, — выдохнул он, глядя на меня сверху вниз, как на божество. —Заработай свою награду. Поклоняйся своему Мастеру. Я была против его титула. Ненавидела, что меня заставили встать перед ним на колени, поработить человека, чье высокомерие и права не знали границ. Но было и что-то темное и любопытное, выглядывающее из глубины моей души, что-то более животное, чем дух, и даже не близкое к человеческому. Его заинтриговала динамика между этим богоподобным мужчиной и моей распростертой личностью. Было что-то глубоко возбуждающее в том, чтобы чувствовать себя полностью уязвимой и знать, что твоя единственная сила может быть найдена в том, чтобы доставлять удовольствие более сильному человеку. Невольно второй пульс начал биться в моем опухшем клиторе, которым беззастенчиво манипулировала дорогая туфля Александра. Его руки манипулировали моими движениями быстрее, хлопая своим толстым членом по моему горлу и обратно, не заботясь о моей неспособности дышать, моем постоянном рвотном позыве и удушье. На самом деле, я думаю, ему это нравилось. —Однажды,скоро,ты полюбишь сосать меня так сильно, что испытаешь оргазм одним прикосновением к своему клитору после того, как доставишь мне удовольствие, — сказал он мне, ничто в его клиническом голосе не выдавало его желания, хотя я могла чувствовать его пульс, который сильно колотился о мой язык каждый раз, когда он скользил по моему горлу. Он вышел полностью, его член неприлично блестел, когда он сердито подпрыгивал перед моим лицом. Я сплюнула немного слюны изо рта на землю у его ног и посмотрела на него со слезами на горящих глазах. —Vaffanculo a chi t'è morto, — выругалась я, говоря ему, чтобы он пошел трахать своих мертвых членов семьи. Это было ужасное оскорбление на итальянском языке, которое, как я думала, плохо переведено на английский, но лицо Александра мгновенно скривилось от ярости при моих словах, настолько ясно, что он понял. Глядя мне в разъяренные глаза, он медленно и твердо притянул меня обратно к своему члену, проникая глубоко в заднюю часть моего горла и крепко прижимая меня к своему слегка покрытому мехом паху. Одна рука соскользнула с моей головы вниз по щеке и легла на мое горло, где его толстая длина увеличилась. Я протестующе забулькала, когда его пальцы сомкнулись на моем пульсе, совершенно не в состоянии дышать или пройти сквозь двойные препятствия. Не покидая моего горла, он входил и выходил из моего рта, его хватка становилась все сильнее с каждым толчком, пока он злобно не выругался и не кончил прямо мне в глотку. Я не могла ощутить его вкус на своем языке, и на одну ужасающую секунду он меня разочаровал. Он прижимал меня к себе, его член медленно смягчался, пока не оказался наполовину набухшим у меня на языке. Я была удивлена ​​и смущена, когда он начал гладить меня по волосам, но он продолжал это делать достаточно долго, чтобы я немного расслабилась, прижавшись щекой к внутренней стороне его бедра. В тот момент, когда я это сделала, он вцепился жестокими пальцами в мои волосы и откинул мою голову назад, чтобы я могла посмотреть в его холодные яростные глаза. — Если ты еще хоть раз упомянешь о моей покойной семье, Мышонок, я приковаю тебя к стене и буду бить, пока твоя кожа не покроется золотыми лентами. Это понятно? Я чувствовала его угрозу костями. Мой кивок был прерван плотью во рту, но он принял это за обещание. Его руки исчезли с моей кожи, его член вырвался изо рта так быстро, что меня чуть не вырвало на пол к его ногам. Я уперлась в холодный пол, пока кашляла, а затем посмотрела на Александра с ненавистью и страхом в глазах, похожих на мигающие неоновые вывески. —Почему я? — спросила я, вытирая влажный рот тыльной стороной ладони. Мое горло горело от его использования. —Зачем мне это? Я спасла этому человеку жизнь, а он отплатил мне сексуальным рабством? Это не имело смысла. —Почему ты? — спросил он с бессердечным шипением. —Ты не сделала ничего, чтобы заслужить ответ на вопрос. Моя кожа вспыхивала то горячим, то холодным от стыда и страха, мощная смесь, которая дезориентировала меня больше, чем любой наркотик. Ситуация была слишком сюрреалистичной, чтобы я могла ее понять. Месяц назад я была девочкой-подростком, живущей бедной, но приятной жизнью со своей семьей в Неаполе. Теперь я была рабыней, стоящей на коленях у ног своего Хозяина в стране, которую я не знала, не имея ничего в моем имени, кроме того, что он считал нужным мне выделить. Не говоря больше ни слова, Александр заправил брюки и, развернувшись на каблуках, направился к двери. Только когда он достиг ее, он повернулся, чтобы посмотреть на меня, мой подбородок все еще был влажным и дрожащим, мои колени плотно сжаты, но их внутренности блестели от моего предательского возбуждения, того же возбуждения, что покрыло носок его левого ботинка. — Вот что я тебе скажу, Козима Ломбарди, Мышонок, моя рабыня, — сказал он печально. —Твое принятие этой роли так же важно для твоей жизни, как и для моей. Даже хищник становится жертвой чего-то, даже я. Мне снова приснился сон, в котором Персефона была похищена безжалостно красивым Аидом, который затащил ее в сырой подземный мир и заставил занять трон рядом с ним. Только на этот раз Богиня Весны и Королева Мертвых не сопротивлялась. Она восхищалась красотой темного мира и находила удивительное очарование в силе, дарованной ей как его правительнице. Единственное, в чем она не могла найти удовольствия, так это в холодном, загадочном мужчине рядом с ней. —Кто ты — спросила она темного бога. — Кем ты хочешь, чтобы я была для тебя? Когда я проснулась от звука звенящих цепей, эти вопросы жгли в моей душе. Кем Александр Дэвенпорт хотел, чтобы я была для него? Это должно было быть нечто большее, чем сексуальные отклонения. Он был графом, черт возьми. Красивый, титулованный и богатый, я сомневаюсь, что ему нужно было привозить бедную девушку из Италии, чтобы получить свое справедливое удовольствие. Если только его извращенность не унизила атавистических неаполитанских девочек-подростков. — Доброе утро, дорогая, — поприветствовал женский голос, немного смягченный британским акцентом, очень отличающимся от живого голоса Александра. Я развернулась, неловко перекатываясь по свернутой цепи, и столкнулась с первым новым лицом, которое я увидела в своей новой жизни в этом доме. Она была округлой женщиной, с пухлыми щеками, крепкой грудью и округлыми бедрами, похожими на полумесяцы. Ее спирали бледных светлых волос обрамляли лицо, говорящее о мягком, естественном старении, а ее выцветшие голубые глаза были совершенно добрыми, когда они сморщились в улыбке при виде меня. — Что ты здесь делаешь? — спросила я, но тут же решила, что другой вопрос более насущный. — Пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда. — О, не суетись, дорогая девочка. Я должна помыть тебя и позаботиться о тебе днем, чтобы подготовиться к сегодняшнему ужину. Лорд Торнтон хотел бы, чтобы ты присоединилась к нему в столовой, — сказала она мне, как будто я была обычным гостем, за которым ухаживали в былые времена. Я поднялась на ноги, цепи громко протестовали против моего движения. — Я бы предпочла есть отдельно. Ее губы сжались, но все остальное лицо оставалось упрямо веселым. — Что ж, к лорду Торнтону нужно привыкнуть, но тебе будет полезно выбраться из этого сквозняка. Я бы предпочла отвести тебя комнату, но, по-видимому, ты недостаточно хорошо себя вела, чтобы получить это благо. Она цокнула мне языком, а затем указала направо от меня, где стояла огромная медная отдельно стоящая ванна, верхняя часть которой скручивалась лентами горячего пара. —Поэтому я приказала поднять ванну. Давай искупаем тебя, пока она не потеряла тепло. Я хотела протестовать против ванны, потому что хотела восстать против всего в моем новом существовании, но я не была настолько глупа, чтобы отрезать себе нос назло своему лицу. — Кожа да кости, бедняжка, — снова закудахтала женщина. Я посмотрела на себя, заметив непристойную выпуклость моей большой груди на фоне вогнутого живота и следы костей, торчащие из-под моей кожи. — Во-первых, мне нечего было терять, — мягко призналась я, более огорченная видом своей худобы, чем чужим видом члена Александра или длинной цепи, соединявшей меня с полом неизвестного дома. Это живо напомнило мне тот период в моей жизни, когда я меньше всего любила себя, когда позволяла другому человеку контролировать свое тело до физической боли и умственной неспособности. Я чувствовала, что этот цикл начинается снова, на этот раз с новым мужчиной. По крайней мере, у этого хватило приличия прямо назвать себя моим Мастером. Лэндон Нокс всегда притворялся моим другом и наставником только для того, чтобы использовать меня в своих личных и финансовых целях. До сих пор Александр Дэвенпорт, казалось, хотел только трахнуть меня. Они оба были отвратительны. Я хотела отправить всех людей к черту, но цеплялась за доброту, которая, как я знала, была заложена в сердце Себастьяна. Он был самым любящим мужчиной, которого я когда-либо знала. Самые смелый, самые верный и, безусловно, самые красивый внутри и снаружи. Мысль о моем близнеце согревала мое сердце, даже когда оно рассыпалось по краям, прогнивая от пренебрежения. У меня не было многого в детстве, но я всегда любила свою мать, братьев и сестер. Сейчас у меня даже этого не было. —Позволь мне помочь тебе, малыш, — женщина скользнула рядом со мной, обняв меня теплой рукой за талию, пока мы шли к ванне. — Ты встретишь свою смерть такой, какая ты есть. У меня есть намерение взять мастера Александра через колено, как я это делала, когда он был крохой. Мысль о том, что эта невысокая, мягкая пожилая женщина шлепает взрослого мужчину, не говоря уже о таком отъявленном хищнике, как Александр, была почти возмутительной, чтобы заставить меня рассмеяться. Вместо этого я позволила ей держать меня за руку, а сама погрузила одну ногу в жгучий жар воды в ванне. Аромат горячего имбиря, ванили и мускуса окружил меня, когда я с глубоким вздохом погрузилась в горячую шелковистую воду. Вода с запахом масла достигла моих выступающих ключиц, но этого было недостаточно. Прежде чем мой смотритель успел возразить, я окунула голову и поплыла ко дну, мои волосы завились, как чернила в жидкости. Даже цепь, привязанная к моей лодыжке, казалась прозрачной в бархатных глубинах. Погруженная, я могла крепко зажмурить глаза и представить, что перерождаюсь, спасаюсь в утробе матери до того момента, когда мне будет безопасно начать жизнь заново. Жизнь без жадных мужчин, которые слишком охотно использовали женщин в качестве пешек в своих эгоистичных играх. Две руки погрузили меня в воду за плечи и подняли в воздух, “акушерка” слишком рано вырвала меня из чрева.