Очевидные места, где им окажут помощь. Но также очевидные места, где их станут искать. Куда в первую очередь отправится насильник, если не к семье и не к друзьям? Если Вивьен Годен уехала от мужа-насильника, то Гамаш надеялся, что она изменила планы и вместо отца поехала в какой-нибудь мотель. Или приют. – Это та самая женщина, с которой вы встречались? – Он показал на фотографию на столе. – Да, это она, – ответил Камерон своим тихим голосом. Но Гамаша трудно было провести. Он видел этого человека в игре. Радовался, когда «Алуэттс» выиграли Кубок Грея в тот снежный день. Видел, с какой яростной радостью Камерон врезался в наступающие защитные блоки. Как он всей своей мощью защищал своего квотербека. И он определенно был мощен, даже сейчас. Тем не менее что-то встревожило Гамаша. Эти его шрамы. Футбольные игроки носят шлемы с решетками для защиты лица. Они получают сотрясения, вывихи рук и ног, но заработать такие шрамы на лице практически невозможно. Гамаш знал, что такие шрамы происходят от ударов другого рода. – Когда конкретно она просила о помощи в первый раз? – Где-то прошлым летом. Я выезжал к ней. – Вы явно помните тот случай, – сказал Гамаш. Он увидел, как покраснел Камерон, и намотал это на ус. – И она вызывала вас несколько раз? – спросила Клутье. – Не меня, а службу «девять-один-один». Но да, несколько раз, главным образом когда приходили чеки социального обеспечения. – Они безработные? – уточнил Гамаш. – Да, хотя Трейси занимается гончарным ремеслом. – Гончарным? – переспросил Гамаш, не уверенный, что правильно услышал. – Из глины? – Вот-вот. Изготовляет вещи, которые не нужны людям. Бесполезные. Как и он сам. Карл Трейси – художник? А впрочем, почему бы и нет? Гамаш знал немало художников, в основном благодаря Кларе, и успел понять, что зачастую это не самые надежные и не самые благовоспитанные люди. – Когда вас вызывали туда в последний раз? – спросил Гамаш. – Две недели назад. И она опять отказалась от помощи. – Зачем вызывать помощь, а потом от нее отказываться? – удивилась Клутье. – Какая-то бессмыслица. – Она просто хотела прекратить побои, – объяснил Камерон. – Но не хотела, чтобы его задерживали. Наверное, понимала, что через несколько часов его выпустят и тогда ей не поздоровится. Гамаш кивнул. В системе имелся ужасный изъян. Она должна была помогать подвергшимся насилию, а на деле подвергала их еще большей опасности. Еще худшему насилию. – Там мы больше ничего не могли сделать, реально, – сказал Камерон. – Реально? – Сэр? – откликнулся Камерон. – Вы сказали, что ничего не могли сделать… реально. – Гамаш выдержал паузу, чтобы его слова возымели действие. – Но кое-что вы все же сделали? Камерон помедлил, прежде чем ответить: – На прошлой неделе я встретил Карла в городе, отвел его в сторонку и предупредил. – Что вы ему сказали? – спросил Гамаш. – Я ему сказал вот что: я знаю, что он избивает жену, и если от нее поступит еще одна жалоба, то я выбью из него дурь. – Что-что? – переспросил Гамаш. А Клутье пробормотала: – Отлично. Гамаш встал и повернулся лицом к этому верзиле. Маленький кабинет как будто стал еще меньше. Атмосфера накалилась. – Ты не должен был так поступать, – сказала коммандер Флобер, поняв, что должна произнести какие-то слова, хотя в ее голосе не прозвучало упрека. – А что тут плохого? – спросил Камерон, обращаясь к Гамашу. – Он должен был знать. – Знать что? – спросил Гамаш. – Что копы с удостоверениями и оружием будут судьями и присяжными и сами будут выносить приговоры? Вы хотели, чтобы он знал, что избиение как наказание за избиение – это метод работы Квебекской полиции? Неужели вы хотели отказаться от всех нравственных основ общества? Гамаш говорил четко и медленно. Тщательно подбирая слова и глотая те, что сами рвались наружу. Но его гнев отчетливо проявлялся в его абсолютном спокойствии. И в каждом строго контролируемом слове. – Угроза насилия недопустима. Вы сотрудник Квебекской полиции, а не головорез. Вы задаете тон, создаете атмосферу. Вы ведете себя как образец, осознанно или бессознательно. – Я действовал из опасений за уязвимую женщину, беременную женщину и ее нерожденного ребенка. А не за все население Квебека. – Это одно и то же. Ни один гражданин не может чувствовать себя в безопасности в государстве, где полиция считает возможным избивать тех, кто ей не нравится. Берет закон в свои руки. – А вы ничего такого не делали? – спросил Камерон. – Агент Камерон! – осадила его коммандер Флобер. Но было поздно. Слова прозвучали, красная черта была пересечена. У Клутье отвисла челюсть, но она ничего не сказала, просто смотрела на двух мужчин, уставившихся друг на друга. – Делал, – ответил Гамаш. – И заплатил за это. Знал, что придется платить. И знал, что по справедливости должен заплатить. Вы, кажется, считаете, что вы абсолютно вправе угрожать побоями. И даже приводить угрозу в исполнение. И думаете, что такие дела сойдут вам с рук. У Камерона не нашлось возражений. – На каком этапе, по вашему мнению, угроза насилия уместна? – На том этапе, сэр, когда я понимаю, что закон не может защитить Вивьен Годен. – И вы так поступаете? Громоздите насилие на насилие? – Если бы вы видели ее… – Я видел вещи и похуже. Эта истина, ее ужас тяжелым грузом навалились на них в маленьком кабинете коммандера. – Я не говорю, что происходившее с Вивьен Годен в порядке вещей, – продолжал Гамаш более мягким тоном. – Конечно не в порядке. Конечно, возникает искушение сделать что-нибудь, что угодно, чтобы прекратить это. Ужасно, когда мы, люди, поклявшиеся защищать, не можем выполнить клятву. Когда человек, о виновности которого нам доподлинно известно, оказывается недосягаем. Когда он продолжает нарушать закон, а мы бессильны ему помешать. Но гораздо хуже, когда коп становится на путь преступления. Вы меня понимаете? – Да, сэр. – Реально? – спросил Гамаш. Агент Камерон какое-то время размышлял над ответом и наконец кивнул. – Это еще не все, – произнес Гамаш своим обычным голосом. – Вы не думали о том, как такая угроза подействует на человека вроде Карла Трейси? Вы действительно считаете, что угроза напугает его и он перестанет применять насилие к жене? А если она приведет его в еще бо́льшую ярость? И на ком он будет вымещать эту ярость? На вас – или на своей жене? Наступила пауза – Камерон обдумывал вопрос, который раньше не приходил ему в голову. – Последствия, – сказал Гамаш. – Мы всегда должны думать о последствиях наших действий. Или нашего бездействия. Это не обязательно изменит наши поступки, но мы должны отдавать себе отчет о последствиях. Таков договор, заключенный между нами и народом Квебека: люди с полицейскими удостоверениями и оружием должны себя контролировать. – Да, сэр. – Bon[14]. По крайней мере, теперь он понял, почему Камерон сам не поехал вчера на ферму. Гамаш снова сел: – Продолжайте, агент Клутье. Воздух в кабинете все еще потрескивал от напряжения, но атмосфера возвращалась к нормальной. – Вы не знаете, у Вивьен были какие-нибудь друзья, с кем мы могли бы поговорить? – спросила Клутье. – Кто-нибудь, у кого она могла бы находиться сейчас?