Гамаш поднялся и сразу же увидел, что ошибался. Не шесть футов и даже не шесть футов и один дюйм. В этом человеке было не меньше шести футов трех дюймов. И сложен он был более чем солидно. Его лицо на расстоянии казалось ничем не примечательным. Но это представление изменялось, стоило ему подойти поближе. Примечательным в нем были шрамы. Один рассекал его губы, другой – левую бровь. Правая скула была чуть-чуть приплюснута. Как и нос. Гамаш заметил также – хотя это трудно было не заметить – кольцо на пальце Камерона. Вот откуда он его знал. – Patron, – сказал Камерон. Гамаш показал на кольцо: – Превосходная игра. Я там был. «Алуэттс» налетели сзади. У вас были впечатляющие блокировки. Одна из них в конце третьей четверти, да? Она позволила квотербеку бежать на тачдаун. – Верно. – Камерон улыбнулся, и его мощная рука отпустила руку Гамаша. Он остался стоять, втиснутый в маленькую комнату. – Давно это было. – Не так уж и давно. Вы – Роберт Камерон, n’est-ce pas?[12] – Да. Боб. Этот человек был блокирующим полузащитником в «Монреаль Алуэттс». Несколько лет назад помог им выиграть Кубок Грея Канадской футбольной лиги. А теперь он работал в Квебекской полиции. Его каштановые волосы были коротко подстрижены, глаза смотрели сосредоточенно. Глаза спортсмена. Человека, который всегда точно оценивает обстановку. И готов действовать и реагировать. Это качество полезно и для агента полиции, подумал Гамаш. Если только реакция не становится чрезмерной. У человека таких размеров реакция могла быть жестокой. Даже смертельно опасной. Но когда Камерон заговорил, это звучало как шепот. Голос у него оказался низким, отчетливым, скорее тихим, чем мягким. Многие крупные люди любят верховодить, командовать существами меньших размеров. Устрашать своим ростом и обуздывать. Но Боб Камерон был явно озабочен тем, чтобы люди в его присутствии чувствовали себя спокойно. Пытался вписаться в мир, не созданный для него. Это очаровывало и одновременно озадачивало. Потому что Гамаш видел, как этот человек играет в футбол. Он видел, на что способен Камерон. Что он умеет. Что ему нравится. И это касалось не только блокировок и перехватов. Это касалось нанесения ущерба плоти и костям. Гамаш с удовольствием отметил, что вне игры и в форме Квебекской полиции Боб Камерон не производил впечатления громилы. По правде сказать, он даже напомнил Гамашу его сына Даниеля. Тот был выше отца, массивнее, что не мешало ему быть мягким и вдумчивым. Хотя и у него была другая сторона. Гамаш понимал, что было бы ошибкой наделять агента Камерона качествами, присущими его сыну, но все же он поймал себя на том, что симпатизирует этому человеку. Сохраняя в памяти образ левого полузащитника в действии. Захват игроков другой команды. Швыряние их на землю. – Боб, ты слышал о пропавшей женщине? – спросила коммандер. – Вивьен… – Годен, – подхватил Камерон. – Oui. Ее отец звонил вчера, а сегодня утром я говорил с монреальским агентом. – Он повернулся к Клутье. – С вами? – Oui. – Случилось что-то еще? Она не… Камерон знал, что Гамаш вернулся в отдел по расследованию убийств. И, как и все в их отделении, во всей Квебекской полиции, а возможно, и во всей провинции, он читал утром посты в социальных сетях. Но он ничего не слышал о том, что обнаружено тело, уже не говоря о конкретном теле. – Нет, – ответил Гамаш. – Однако мы подумали, что стоит оглядеться тут, если вы не возражаете. – Я не против, но, как я уже говорил ее отцу, мы не считаем ее пропавшей. – Почему? – После его звонка в дом ездили агенты. Говорили с Трейси. Когда ему сообщили, что его жена не появилась в доме отца, он рассмеялся. Сказал, что ничуть не удивлен. Сказал, что она могла уехать с каким-нибудь любовником. – Это не… – начала было Клутье, но Гамаш знаком велел ей замолчать. – И они ему поверили? – спросил он. – Не на все сто, конечно. Они посмотрели в доме, в дворовых постройках. Мадам Годен нигде не оказалось. Ее машины не было, и они не увидели никаких следов насилия. Им пришлось уехать. – Вы говорите «они», – сказал Гамаш. – Вас с ними не было? – Нет. У меня было другое задание. – Понятно, – кивнул Гамаш. – Мы слышали, что поступали жалобы на домашнее насилие. – Да. Я выезжал по тем вызовам, но мадам Годен ни разу не выдвинула обвинений. – Это не обязательно, – напомнил Гамаш. – Я знаю, но она не хотела, чтобы мы что-то делали. Просила нас уехать. – Мадам Годен нет ни дома, ни у отца, – сказал Гамаш. – Где она, по-вашему, может находиться? – Честно? – Да, пожалуйста. – Она явно подвергалась домашнему насилию. Я пытался ей помочь. Когда от нее поступил первый вызов, я дал ей телефон местного приюта. – Вы полагаете, она там? – спросила Клутье. – Я звонил и спрашивал. Ее там нет. Думаю, она просто уехала. Сняла номер в каком-нибудь мотеле, чтобы быть как можно дальше от Трейси. – Тогда почему она не поехала к отцу? – спросила Клутье. – Может, просто хотела побыть наедине с собой. Ответ этот казался до странности неудовлетворительным. Гамаш немного подумал и спросил: – Сотовый у нее есть? – Нет. Там, наверху, нет сигнала. – Вы, кажется, не очень обеспокоены, агент Камерон, – заметил Гамаш. – Исчезла женщина, подвергавшаяся домашнему насилию, а вы занимаетесь текучкой? – Я обеспокоен! – рявкнул в ответ Камерон, но тут же дал задний ход. – Désolé. «Все-таки вспыльчивый», – отметил про себя Гамаш. – Да, я обеспокоен, – сказал Камерон. – Я знаю, какой мерзавец этот Трейси. Но к тому моменту она отсутствовала всего несколько часов. Я собирался подождать до сегодняшнего полудня, а потом включить ее в список пропавших. Они посмотрели на часы – было половина одиннадцатого. – Позвольте узнать, почему вы приехали? – спросил Камерон. – Как вы вообще узнали о ней? – Ее отец сообщил мне о ней сегодня утром по электронной почте, – сказала Клутье. – Мы старые друзья. – Значит, это все неофициально? – спросил Камерон. – Нет-нет, – ответил Гамаш. – Вполне официально. Возможно, вы правы и она прячется где-то в мотеле. Но давайте убедимся. – Он обратился к коммандеру: – Вы можете объявить розыск? И чтобы информация обязательно дошла до всех приютов в провинции. – Oui, absolument[13]. – А что вам сказали ее друзья? – Я их не опрашивал, – ответил Камерон. – Почему? – Потому что активное расследование не проводилось. Послушайте, если Вивьен хочет побыть одна, то я ни в коей мере не буду ее винить. Не хочу разыскивать ее для ее мужа. – Но это не для него, – сказала Клутье. – Это для ее отца. Он ждал ее в субботу вечером. Сегодня понедельник. Вы не думаете, что она бы уже ему позвонила, если бы все было в порядке? – Может быть, она и его боится, – возразил Камерон. – Может быть, они не ладят. – Тогда почему она сказала, что едет к нему? С ней наверняка что-то случилось. Куда еще она могла обратиться? Где еще она чувствовала бы себя в безопасности? Гамаш подозревал, что это так. Однако из собственного опыта он знал, что люди, спасающиеся от насилия, нередко совершают роковую, хотя и понятную ошибку. Они отправляются туда, где чувствуют себя в безопасности. К семье, к лучшим друзьям.