3. Зубы! (Она немного подумала.) Пожалуй, так. Она съест апельсин на ужин, разрезав кожуру маникюрными ножницами, чтобы получились две чашечки из апельсиновой кожуры, и почистит зубы, используя одну из них. 4. Утром ей нужно быть готовой отправиться в путь сразу же, значит рюкзак нужно собрать заранее, чтобы уйти, как только она кого-нибудь увидит. 5. Значит, придется спать одетой. Но ведь тогда утром одежда будет выглядеть жутко. 6. Спать в одежде, а утром переодеться в зеленое платье, как только она проснется и уйдет отсюда? Но ей не хотелось носить зеленое, не перекрасив, из-за своего бедственного положения. 7. Прекрасная мысль! Спать в пижаме, надев сверху бежевое трикотажное платье. Все остальное положить в рюкзак, чтобы он был собран и стоял под рукой. А проснувшись, она подвернет пижамные брюки, наденет рюкзак и ботинки, тогда будет казаться что она просто в платье и без чулок, так может ходить кто угодно. 8. Одеться как следует можно будет немного позже, когда она умоется в речке. Дженни поужинала. Апельсин оказался хорош, шоколад тоже, но финики при ближайшем рассмотрении разочаровали ее. Вряд ли кто-нибудь пересек или собирался пересечь пустыню, питаясь горсткой фиников; очевидно, у мистера Сандройда были неверные сведения. Дженни, облизнув пальцы после того, как справилась с двумя финиками, с облегчением вернулась к апельсину и с удовольствием подумала о предстоящем умывании. Чашечки из кожуры были готовы, она взяла рюкзак и направилась к реке… Закат догорал, сгущалась темнота. Краски неба потускнели, розовое и голубое смешивались, становясь серым; мир внезапно потерял свой цвет, свою песню, свой смех. Под сенью ольшаника река встретилась с ночью и начала выпускать щупальца темноты в сторону призрачной Дженни, склонившейся над ней. Дженни быстро выскользнула из одежды и поспешила назад к стогу. Быстро, пока еще не совсем стемнело, она приготовила все к завтрашнему утру. Затем Ночь спустилась и приветствовала Дженни… обняла ее, когда она, дитя в своем доме-крепости, еще стояла на коленях, произнося молитвы Господу и своему Гусару. СРЕДА ГЛАВА ВОСЬМАЯ ДАЛЬНЕЙШАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ЛОНДОНЕ I Какая жалость, что по самой своей специфике лучшие статьи, посвященные успехам тети Джейн, не могли быть ею прочитаны. Все они, разумеется, были хвалебными. Начать с того, что она была актрисой, а в игре на сцене, единственном из искусств, существует некий критерий, согласно которому артист должен быть скорее разоблачен, чем открыт. Отчасти потому что (по тем или иным причинам) она заключала мало контрактов, отчасти потому что эти контракты сводились к единичным представлениям по воскресным вечерам, Джейн Латур так и не была разоблачена. Напротив, явное нежелание превращать свое искусство в источник дохода казалось достаточной гарантией того, что это чистое искусство; и в связи с ее неожиданной смертью (и тем, что бо́льшая часть ее авторов работала в новой манере, что на самом деле многое объясняло) это более чем оправдывало восторженный тон некрологов. Другая сторона жизни Джейн Латур, естественно, освещалась очень сдержанно. Если она действительно нюхала кокаин во все возрастающем количестве, говорилось, что «она была известной фигурой в обществе, в особенности среди молодежи», а ее таланты арфистки обозначались лишь намеком в следующей фразе: «она всегда была готова предложить свою помощь любым благотворительным начинаниям». Что же касается ее матримониального приключения с Графом, оно совершенно затерялось в перечислении заслуг ее выдающегося отца перед Империей, так что невнимательный читатель легко мог предположить, что она была замужем за епископом в колониях. Вот и все о некрологах Джейн Латур. Убитой Джейн Латур была посвящена первая страница. Сомнений в том, что это Убийство, не было. Склоняя к сотрудничеству Прессу и Публику, инспектор Меригольд не только дал сфотографировать себя в четырех разных позах, но и предоставил возможность нашим читателям ознакомиться со всеми фактами. Доктор Уиллоби Хатч (известный эксперт) должен был еще представить результаты вскрытия или по крайней мере сообщить о своих открытиях через коронера всей стране. Следовательно, судебное решение на какое-то время откладывалось. Но отсутствие орудия убийства и неизвестные следы, а кроме того, чужой носовой платок свидетельствовали в пользу преступления. Кто была эта таинственная Дженни? Была ли она действительно убийцей, или она (по теории, которой придерживались многие хорошо информированные источники) была другой жертвой? Предположим (сказал Наш Особый Следователь в статье, помещенной под фотографией Чакрапутты, где одно время пребывал отец умершей женщины), предположим, кто-то замешанный в Торговле Белыми Рабами заманил Дженни в дом, который считал пустым. Предположим, что умершая женщина, которая сама, будучи еще Джейн Уинделл, когда-то жила в этом доме, помешала им. Предположим — и никто из знавших мисс Джейн Латур не был бы этим удивлен, — что она смело вмешалась, чтобы спасти намеченную жертву. Что же происходит? Головорез с силой отталкивает ее. Затем поспешно приводит Дженни в бесчувственное состояние с помощью хлороформа, выбрасывает ее из окна, прыгает вслед и наполовину волочет, наполовину несет ее к поджидающему автомобилю. Но он совершает две ошибки, такие ошибки зачастую приводили убийц на виселицу. Он не замечает, что она уронила носовой платок, которым пыталась остановить кровь из раны убитой женщины. Он не замечает, что на клумбе остались ее следы… Эта теория, которой придерживались многие хорошо осведомленные источники, могла быть, а могла и не быть правильной; но независимо от этого первым делом необходимо было выяснить личность таинственной Дженни. Кто такая Дженни? Ответ на это был известен мисс Нэнси Фейрбродер. Читая газету по пути в Блумсбери в это утро, она поняла, что это скоро узнает и полиция. Вечерние газеты давали развернутое описание мисс Дженни Уинделл в одежде, которая была на ней в то роковое утро, в одежде, которая сейчас была спрятана в квартире Нэнси. Все будут высматривать светловолосую девушку среднего роста, с серыми глазами, привлекательной внешности, в зеленом платье из креп-жоржета и светло-коричневой широкополой шляпе. Да, но это ничего не даст. И даже если они поймают ее, она все равно сумеет убедить хорошо информированные источники, что она жертва, а не преступница. Но сумеет ли? Дженни Уинделл вряд ли. Дженни слишком наивна, слишком непосредственна для этого. Вот если бы на ее месте оказалась Нэнси Фейрбродер! Потому что никто не умел так перевоплощаться, как Нэнси. В ней сочетались воображение романиста и техника актрисы старой школы, она могла преобразиться во все, что бы ни пришло ей в голову. Она и думала, можно сказать, в кавычках. Если в воображении она знакомилась с принцем Уэлльским и они вели беседу, она была принцем Уэлльским, который говорил как принц Уэлльский, который только что познакомился с секретарем писателя, и она же была мисс Нэнси Фейрбродер, которая говорила как девушка, работающая секретарем писателя, которая только что познакомилась с принцем Уэлльским… что очень отличалось от речи принца Уэлльского, только что познакомившегося с мисс Нэнси Фейрбродер. Поэтому, если бы на месте Дженни была она, то без малейшего усилия поведала бы инспектору Меригольду целую историю об ужасной сцене в Обурн-Лодже; но если бы ее спросили, что именно сказала мисс Латур главарю Банды Торговцев Белыми Рабами, возможно, в ее изложении реплика мисс Латур оказалась бы слишком блестящей. Да, она не Дженни. Но она правая рука Дженни, подруга, которая ее спасет. К тому же она личный секретарь Арчибальда Фентона, а кроме того, сегодня ей предстояло заложить часы Дженни. По дороге от омнибуса к дому мистера Фентона она превратилась в девушку с часами, которые нужно отдать в заклад; часы когда-то принадлежали ее младшей сестричке Джойс. II В это утро мистер Фентон был доволен собой. Причин для этого было несколько. Во-первых, в этот день он взвесился, и благодаря какому-то дефекту в механизме весов, стоявших в ванной комнате, оказалось, что он весит всего тринадцать стоунов семь фунтов. Во-вторых, Урсула определенно заболела корью, поэтому трех ее младших сестричек мать должна была увезти в Богнор-Реджис, подальше от опасности. В третьих, пришел отчет об успехах Стивена за половину триместра, из отчета следовало, что он первый в классе по богословию. Для человека, предоставившего заниматься подобными вещами жене и детям, это было особенно радостно. В-четвертых, фотографии в «Букмене» вышли отлично, особенно та, где он снят с леди Клодией и Фанни в Брокене, причем Фанни, частично заслоненная фонтаном, у которого они стояли, выглядела моложе, чем несколько лет назад. Все шло Прекрасно. — Доброе утро, мисс Секретарь, — весело приветствовал он Нэнси, входя в кабинет. — Доброе утро, мистер Фентон, — бодро отозвалась сестра Джойс. — Эй! — Да, мистер Фентон? — Что случилось с нашей мисс Фейрбродер в это ясное веселое утро? — Что случилось, мистер Фентон? — Ну же, рассказывайте. — Право, мистер Фентон, если вы думаете, что я хочу мешать вашему утру своими глупыми заботами… — Вы помешаете гораздо сильнее, если будете сидеть здесь с видом святой Агнессы или святой Агаты или еще кого-нибудь в ожидании льва. — Лев уже здесь, — ответила Нэнси, и ресницы ее затрепетали. — Так уже лучше. Ну, и в чем дело? Нэнси сглотнула и произнесла: — Это касается моей младшей сестры Джойс. — Но она не умерла? Извините, я бы не сказал ничего такого, если бы знал… — Нет-нет! — воскликнула Нэнси. Ей хотелось сказать «хуже, чем умерла» печальным похоронным тоном, но она вовремя остановилась. Если начать таким образом, неизвестно, куда она (и ее младшая сестричка Джойс) зайдет. — Но она в беде. — А-а! — сочувственно, с полным пониманием сказал мистер Фентон. Перед ним мелькнул не лишенный приятности образ Нэнси «в беде», причиной которой послужил он сам. — Не в такой беде, — чопорно произнесла Нэнси. — О! — обескураженно сказал мистер Фентон. — А в какой? — Деньги. — А! — холодно отозвался мистер Фентон. Он мог бы догадаться раньше. — Она прислала мне часы, чтобы я их заложила, но я… я не знаю, как это делается, и… Оживший мистер Фентон протянул руку. — Дайте взглянуть на них. Рассматривая их, он обратил внимание на букву «Д» (означавшую «Джойс»), Нэнси тем временем торопливо продолжала: — Понимаете, она работает в конторе в кафедральном городе, и я не знаю, есть ли там ростовщики, но Джойс все равно не решится пойти, потому что ее могут увидеть, и если это обнаружится… Я хочу сказать, у нее такой строгий работодатель, а поскольку это не очень красиво, ведь правда, я хочу сказать, это показывает, что ты тратишь больше, чем можешь себе позволить, и… — Бриллианты настоящие? — спросил мистер Фентон. — Да, конечно. — Нэнси еще раз сглотнула. — Дядя Джордж подарил их ей на день рождения. Она была его любимицей. Он уже умер, поэтому… я хочу сказать, это не может его задеть, но я ни разу не была у ростовщика, и… — Вы знаете, сколько он заплатил за них? — Я думаю, двадцать фунтов, Джойс говорила, что тетя Эмили ей сказала, потому что она была недовольна, я имею в виду тетю Эмили, но точно не знаю. Они в хорошем состоянии, правда? И если бы она могла получить десять фунтов, поскольку обычно получаешь половину, ведь правда, и… — Когда вы говорите «заложить», это значит, что вы хотите их потом выкупить или просто ходите продать их? — Продать ростовщику, я думаю, — сказала Нэнси. Мистер Арчибальд Фентон раздумывал. Еще два года назад он был Реалистом, разделяя таким образом с большей частью критиков и Придворных Художников убеждение, что фотография является высшей формой искусства. Описать с такой точностью, что даже деревенский дурачок, заглядывая через плечо художника, мог бы сказать «Разрази меня гром, если это не старая свинья с фермы Бассеттов»: несомненно, писательство не может претендовать на большее. Он обнаружил, что может. Оно может вернуть раблезианскую грубоватость английскому роману; даже если при этом (как написал мистеру Фентону человек, присматривавший за слонами в цирке Лэнгли) автор допускает три ошибки в описании наряда слонихи. Мистер Арчибальд Фентон перестал быть реалистом… но иногда у него возникали опасения. В конце концов он решил так: слоны не считаются, потому что очень мало людей хоть что-то знают о слонах, но с лошадьми нужно быть повнимательнее. Нужно ли быть повнимательнее с ростовщиками? Вряд ли… за исключением, разумеется, дешевых изданий… и публикаций в периодических изданиях… Публикации в периодике: да, это решает дело. — А что, если, — спросил мистер Фентон, — я отнес бы их ростовщику вместо вас? — Ну что вы! — сказала старшая сестра Джойс. — Прекрасно, — весело отозвался мистер Фентон, — я сделаю это сегодня вечером.