Я продолжил свой путь, твердо веря, что мой друг Миша Козюлин, а также остальные четверо раненых, которых я толком не знал, не заслуживали, чтобы о них вытирали ноги. Телефон оставался у меня в руке. Не останавливаясь, я тут же набрал номер Пети Обухова. А когда услышал Петькин голос, то обо всем ему рассказал — вплоть до того, как вел себя на допросе убийца. — Прикинь, — возмущался я. — стоило мне выйти на улицу, как мне тут же звонят и требуют изменить показания. Откуда у них номер моего телефона?! Моему удивлению не было предела. Петька громко чавкал в трубку. — Перестань жрать! — не выдержал я. — У нас обед как раз… — Что ты мне скажешь, ментовская морда?! Я имел право на подобную постановку вопроса. Такое обращение было обычным во время нашей армейской службы во внутренних войсках. — Надо подумать, — ответил Петька. — Нет, Обухов, ты мне ответь. Ты же сам ехал с нами тогда, и только случайность спасла тебя от смерти! Откуда утечка информации?! — Из прокуратуры, — ответил тот уверенным голосом. — Точно?! — А ты-то сам как считаешь? — вывернулся тот. — Я, например, даже не знал, что у тебя сегодня очная ставка. Даже если бы захотел, не смог бы тебя выдать. Петькины доводы звучали логично. Конечно, не смог бы. Да и сам он проходит по делу свидетелем. Однако ему не звонят, потому что он мент, а взялись за меня. — Тебя же здесь многие знают, — продолжил он. — И потерпевшие, и свидетели. — Но ты там всё же посмотри, — попросил я. — Может, наткнешься на кого — иногда взгляд выдает человека. Обухов обещал посмотреть. Мало того, он заверил, что если только на меня опять наедут, то я должен буду ему позвонить, и неизвестный абонент тут же накроется медным тазом. Слова друга детства легли как бальзам на мою издерганную душу, и я отключил телефон. Добравшись до дома, я похлебал супа, съел отбивную котлету и сел за письменный стол. Однако дипломная работа не шла в голову. Потому что Паша Коньков был не просто Биатлонист. Это был явный приверженец силовых методов решения проблем, иначе не стал бы он стрелять. Подобным поведением, впрочем, не славился ни один из местных бандитов. Однако Паша перепрыгнул всех остальных. Действительно, думал я назавтра, рассказать обо мне мог кто угодно, так что доверять надо лишь Пете Обухову. Проболтаться могли как в милиции, так и в прокуратуре, включая самого прокурора Пенькова. Показали ему пачку зеленых — у того и слюни вожжой. Ведь он словно оправдывал Биатлониста. Я набрал номер Орлова, но чей-то мужской голос ответил, что звонить мне надлежит по другому телефону и продиктовали номер. Перезвонив, я услышал знакомый голос, стал рассказывать о звонке незнакомого абонента и тут же понял, что застал Орлова врасплох — тот не знал что сказать. — О подобных случаях, случаях… — тянул он нить разговора. — Мне лишь в кино, в кино приходилось видеть… Чтобы вот так, вот так позвонить и требовать — так что извини… Чтобы взять и начать шантажировать… — Как мне поступить? — спросил я наугад. — Ну да, это касается моей дочери, и я должен тебе подсказать. Но, если честно, не знаю, Коля. — Он замолчал и потом вдруг оживился: — Звони прокурору. Они же обязаны обеспечить безопасностью. Почитай закон, чтобы знать конкретно. Ты понимаешь, о чем я? Чтобы знать собственные права. Прямо сейчас садись и читай, чтобы от корки до корки знать. Там же все подробно написано. — Ознакомлюсь, — ответил я. — У меня экзамены на носу, а потом защита диплома. — Так ты, выходит, заканчиваешь? — удивился дядя Вова. — Поздравляю, поздравляю. Заканчиваешь… Пенсионер был словно на автопилоте — и на землю не падал, но и лететь толком не летел. Так себе, парил над землей вместо бабочки. — Как внук? Как Люся? — спросил я, чувствуя неловкость положения. В моем голосе, вероятно, слышалась нервозность, а это всегда негативно воспринимается людьми. — Людмила? Внук? — переспросил Орлов. — Гуляю с ними. Частенько… Теперь же тепло стало. И Люде с ним хорошо. Она словно бы горе свое забыла, потому что у нее же теперь забота, ребенок. Оттягивает сын от забот. А то бы, ты знаешь, даже не могу сказать, как она пережила бы. — Понятно, — сказал я. — Звони, — неожиданно сказал Орлов. И тем оборвал наш разговор. Я попрощался и отключил трубку. Только я это сделал, как в ту же секунду раздался звонок, и я вновь услышал голос Пети Обухова. У него за прошедшие сутки никаких изменений не наступило — не женился, зарплату ему не прибавили, и новое звание не присвоили. — Так, может, это? — спросил Обухов. — Встретимся вечерком у девятнадцатой школы? Там кафешка образовалась… Посидим… Вспомним… Я ответил согласием. Складной нож с выкидным лезвием теперь постоянно путешествовал у меня в кармане. Воткнуть «перо» в чужое седалище всегда можно успеть — только бы не попасть врасплох. У меня отлегло от сердца, и я принялся за работу. В течение дня я корпел над дипломной работой, к вечеру вышел на улицу и направился в сторону улицы Волжской. Вдоль нее здесь проходила старая липовая аллея. Войдя в аллею, я двинулся в сторону школы. Деревья только что распустились, и думалось тут легко. Глава 7 Свернув с улицы Волжской, я оказался на просторном школьном участке, поросшем тополями, кленами и липами. От бывшей школы для слаборазвитых детей осталось лишь здание, частью отданное в аренду под склады для коммерсантов, а частью — под мебельное производство. С северной стороны здесь действительно оказалось летнее кафе, обнесенное стальным заборчиком. Вокруг кафе разрослись акации. Петьки Обухова в кафе еще не было — там вообще никого не было. Шашлычник еще только разводил мангал. Две официантки и бармен с сонным видом слонялись из угла в угол, обирая по углам паутину и протирая столы. Потом народ стал потихоньку собираться, запахло шашлыками, а Петьки Обухова все не было. Петька-Петух на завалинке протух! Я был готов порвать негодяя на части. Он сорвал меня из дома, а сам не пришел. И когда я уже уходил тем же путем в сторону улицы Волжской, то услышал позади себя свист. А услышав, обернулся, хотя с детства помнил, что оборачиваться на чужой свист — нехорошая привычка. Обухов стоял возле кафе, расставив ноги, и махал мне рукой, так что пришлось возвращаться. Петька первым, не дожидаясь меня, плюхнулся на пластиковый стул, к нему подошла официантка в зеленом сарафане. Петька был в форме, и это меня удивляло. Явился в «доспехах», чтобы на него пялились изо всех углов. Я поздоровался за руку и сел напротив. — Прости, что опоздал, — пробурчал тот и снова обернулся к даме. Та взяла заказ на карандаш и отвалила, виляя бедрами. — Рассказывай, — потребовал Обухов. — Что за звонки, откуда им известен твой телефон? Петька поражал меня своей циничной наивностью, как, впрочем, и дядя Вова Орлов. Я знал ровно столько же, как и они. — Не переживай. — Петя откинулся на спинку стула. — В обиду не дадим… — Да что ты говоришь! — ехидно заметил я. — Будет сидеть, пока не подохнет… — Приятно слышать. Зато теперь он знает мой телефон. Петя повел глазами по сторонам, мельком взглянул мне в лицо и продолжил: — Мы же их всех перебьем. По одному. — Кого их, Петя? Очнись. Мы даже не знаем, кто за Пашей стоит. Они, может, контролируют весь город — неужели до тебя не дошло? Обухов побежал глазами меж столов, словно он тоже находится на нелегальном положении. Это был страх. Потому мент, вероятно, и пришел в форме, чтобы хоть как-то подстраховать себя. Водка прибыла в объятиях пива. Следом приехал шашлык в тарелках. — Зря ты с этой анонимностью затеял. Толку, как видишь, никакого — один только шорох, — бубнил Петя. Обухов был прав как никогда. Толку от анонимности не было. Впрочем, пока Паша находился на экспертизе в психушке, меня никто не тревожил, но стоило Вялову снова взяться за Пашу, как тут же вспомнили обо мне. Получалось, что обо мне узнали лишь после очной ставки. Петя плеснул себе для начала водочки. — За нас, дружище, — сказал он и вылил содержимое себе в глотку. — Это понятно даже пьяному ежу, — продолжал я, вертя пальцами рюмку водки. — Убийца не знал, что очная ставка состоится с анонимным свидетелем.