Пришли в дом, где их уже с нетерпением поджидали. Оказывается, Арсений счел необходимым уведомить местный отдел полиции о своем визите, а те сообщили Клочковым, что ими интересуется полицейский из Питера. Для деревни это стало целым событиям. И теперь на крыльце и во дворе толклись ребятишки, которые с радостными воплями помчались предупредить взрослых. – Приехали! Приехали! Когда Фима вошла в дом, то ей вначале показалось, что тут проходит какое-то собрание, столько народу тут оказалось. Прошло некоторое время, прежде чем до нее дошло, что это собралась вся семья Клочковых. Но помимо них в дом набились еще друзья, соседи и просто сочувствующие Клочковым в их утрате. Оказывается, за двадцать с лишним лет никто из Клочковых не забыл про свою сгинувшую родственницу Анну и ее мужа Алексея. Но говорить предпочли две женщины. Обе были высокими, светловолосыми и казались настолько похожими друг на друга, что было ясно, это семейное сходство и женщины приходятся друг другу близкой родней. Это и были сестры пропавшей Анны. И, судя по их словам, они до сих пор переживали утрату сестры и ее мужа. – Мы же их даже похоронить по-человечески не смогли. Поставили памятник на нашем кладбище, но ведь под памятником их нет! – Столько лет прошло, а они для нас все еще живые! Фима была неподдельно изумлена. В ее представлении сестры были жадными хапугами, думающими исключительно о своем личном обогащении, поступившимися ради этого даже элементарным человеколюбием и запихнувшими несчастную, ограбленную ими сироту в детский дом. Но тут она видела совсем других женщин – несчастных и искренне страдающих от своей утраты. Как-то одно с другим упорно не вязалось. – Нам участковый наш сообщил, что с нами хотят поговорить о нашей сестрице, об Анечке, – вновь заговорила одна из женщин. – Сказал, что какие-то новые обстоятельства вскрылись их с Лёшенькой исчезновения. Так ли это? – Вы уж говорите, чего там, столько лет прошло, – добавила другая женщина. – Ясно уж, что ни Анечки, ни Лёшеньки в живых нет. Понимаем мы это умом, а все душа никак не успокоится. Покуда тела их не обнаружат и по христианскому обычаю в освященной земле не упокоят, не будет нам счастья. Арсений развел руками: – К сожалению, ничем таким мы вас порадовать не можем. Речь у нас пойдет об их дочери, маленькой Наташе. Вздох разочарования пронесся по рядам собравшихся. – А чего о ней говорить? – произнесла первая из сестер. – Отдали мы девочку в детский дом. Там о ее судьбе и спрашивайте. – Мы про Наташку больше ничего не знаем, – подхватила другая сестра. – Как Аню с Лёшей признали погибшими, так мы в тот же день девочку в детский дом и отвезли. – И вам ее было совсем не жалко? Пока Арсений разговаривал с женщинами, Фима переводила взгляд с одного лица на другой. Простые и хорошие лица. У кого-то добрые, у кого-то жалостливые, у кого-то построже, но у всех честные и открытые взгляды. Что заставило этих людей отречься от сироты-малютки, определив ее в детский дом? Ладно тетки не захотели, но почему никто из прочей родни не пожелал взять сироту на воспитание в свой собственный дом? Ведь нужды эти люди ни в чем не знали. Одежда на них была добротной, дом просторный, в хлеву блеяла скотина, а за оградой тянулись длинные огородные гряды. Неужели эта щедрая земля и эта большая семья не прокормила бы еще один рот? Так и тянуло сказать: «Стыдно, товарищи, стыдно!» Но сестры пропавшей Анечки Клочковой не собирались ни в чем каяться. – Так заранее Аней это оговорено было, – заявила старшая. – Не могли мы Наташку у себя оставить, – подтвердила младшая. – И так держали, сколько могли. Но уж после того, как родителей ее власти признали погибшими, тут пришлось нам девочку назад в детский дом сдать. – Что? – изумились Арсений с Фимой. – Как это назад сдать? Разве девочка была не родной? – Приемный ребеночек был у нашей Анечки. Уж не знаю, почему они с Лёшкой своего не захотели, не отвечала мне сестрица на мои вопросы об этом, но Наташку они в детском доме взяли. – Это что, правда? – Чистая правда! И скажу вам больше, наградил их Господь за это доброе дело. Как взяли они себе сироту в дом, так дела у них в гору поперли. Благосостояние у них увеличилось многократно! – И квартиру купили, и машину дорогую, и дела у Лёшки пошли так, что они и на море отдыхать ездили, и у нас каждое лето проводили. Почитай, они и не работали вовсе. Я иногда у Лёшки спрашивал, как бизнес, не проворуются твои работники без твоего присмотра? А он лишь отмахивался. Все в порядке, говорит, все пучком. И точно, пучком, коли деньги у них не переводились. Фима с Арсением переглянулись. Новость о том, что и в первой своей семье маленькая Наташа росла приемышем, стала для них открытием. – Одно плохо, от такой легкой жизни Лешка к бутылке пристрастился. – Да и Анечка хуже и за собой, и за Наташей следить стала. Вместе с мужем выпивала, так не до дочки было. – Погодите, – перебил женщин Арсений, – а кто же были настоящие родители девочки? Те удивленно взглянули на него и ответили: – Этого мы не знаем. – А ваша сестра знала? – Может, она и знала, но нам ничего об этом не рассказывала. – А в каком детском доме взяли девочку? – Тут у нас неподалеку… – Уж не в Забручье ли? – предположил Арсений. – Точно, – удивились в ответ обе сестры. – Так и есть. А вы откуда знаете? Но Арсений предпочел не отвечать на этот вопрос. – Вы сказали, что когда Аня с Алексеем пропали, то вы были вынуждены вернуть девочку в детский дом. Почему? – Как было оговорено, так мы и сделали. – А кем это было оговорено? – Как это кем? Аней с Алексеем. Они же за девочку отвечали. Поэтому они нам строго-настрого приказали, если с ними вдруг с обоими что-то случится, то Наташку ни в коем случае себе не оставлять, а вернуть ее максимально быстро в тот детский дом, откуда они ее и взяли. И обязательно туда и никуда больше. – Это было так просто сделать? – Вы знаете, оказалось, что да. Мы тоже думали, что нужна какая-то специальная процедура, но когда мы к ним в Забручье приехали, то они сразу же забрали Наташку. И нас еще поругали, что долго девочку у себя держали. – Значит, они уже знали, что вы к ним привезете ребенка? – Выходит, что знали. – А откуда? – Я спросила, да мне не ответили. Вообще, с Наташкой с этой много странного с самого начала было. Она явно из богатой семьи. Вся одежда, в которой Аня с Лёшей привезли девочку к себе домой, была очень хорошего качества и явно дорогой. На шее у девочки висел золотой крест. И что это был за крест! Вы бы его видели! Размером с ладонь! И цепь в палец толщиной. Такой крест попу бы носить, а не грудному ребенку. – И кто купил такое украшение ребенку? – Уж точно, что не Аня с Лешей. У них в ту пору денег и на картошку не всегда хватало. – А сколько было Наташе, когда ее удочерили ваши родные? – Маленькая она совсем была. Месяца полтора, может быть, два. – Но по всем документам Наташа проходит как родной ребенок Ани и Алексея. – Ну за деньги любой фокус провернуть можно. А чтобы соседи не удивлялись, откуда у никогда не беременевшей Ани вдруг ребенок появился, ребята сразу на новое место переехали. В Питер махнули. Там они уже с Наташкой заселились, документы все в порядке, ни у кого ни малейшего сомнения не возникло, что ребенок у них неродной. Сестры какое-то время помолчали, а потом старшая произнесла: – Да вы не подумайте, не хотели мы Наташку в детский дом назад отдавать. Мы же живые люди, привязались к девочке. Она у нас каждое лето проводила. Мы ее родной считали. – С пеленок ее знали. – Почему же тогда отдали? Сестры переглянулись. На лицах у них появилось странное выражение. – Угрожать нам начали. – Угрожать? Кто? – Кто, мы не знаем, а только письма с угрозами подкидывали. Звонки были опять же с требованием, чтобы мы ребенка вернули. А потом неприятности у нас начались. – Какие неприятности? – Ну сначала поросята все передохли. Взяли в тот год на откорм полтора десятка кабанчиков, а они возьми да и в одну ночь сдохни. Думали, вирус, а ветеринар нам сказал, что отравили наших свинок. Голову сломали, пытались понять, кому это понадобилось, так и не смогли. С соседями у нас со всеми мир, мы в Лукошкино вообще дружно живем, никогда у нас такого безобразия не водилось с тех самых пор, как Мишку посадили. – Что за Мишка? – Голодранец Мишка. – Родственник? – Упаси бог! Соседский выродок. Все в семье у них сплошные пропойцы были. К счастью, в одну зиму старшее поколение все как-то один за другим на тот свет ушли, один Мишка остался. Но и он недолго колобродил, нашкодил в один раз крупно, его в полицию, потом в колонию, там он и сгинул. – Не очень радостная картина.