— С тобой. Не с этими же трусами. Вот так просто кинул он слабых, чтобы быть поближе к сильному. Я даже не удивлен. И, пожалуй, чтобы перестать тусить в карцере, можно сделать вид, что я принял дружбу невольного лидера нашей возрастной группы. Тем, кто постарше, было наплевать на малышню, а те, кто младше, жили в другом корпусе, очевидно трясясь, как осиновые листы на ветру. В военную школу Швейцарии попадали в десять лет. Меня отправили в восемь. Проблем с обучением и адаптацией у меня не было. Я все детство провел в подобном месте. Меня подобрали совсем младенцем и отправили в лагерь, где были несколько десятков таких малышей. Первое, чему мы научились, это подчиняться хозяину, как собаки. Потом уже стрелять. Ломать кости. Выживать. Убивать. И когда приходил заказ на нужного человека, нас покупали. Именно так я оказался в доме Распутиных. Они были моим заданием. И для меня до сих пор загадка, каким образом я оказался сыном главы семейства. Я планирую эту загадку разгадать, потому что сейчас меня устраивает Мира как сестра. Но я не уверен, что хочу, чтобы так было всегда. Я доберусь до правды. Надо только выбраться отсюда. — Сядем вместе на занятиях? — предлагаю Фогелю, и он словно этого и ждал. Кивнул довольно бурно и растолкал тех, кто с ним дружил. С тех пор он стал повсюду за мной ходить. По ночам мы вылазили из замка, шатались по деревне в поисках приключений, а днем много занимались спортом. Остальные парни тоже вскоре подключились. Мы даже стали участниками местных соревнований среди обыкновенных школ. И выиграли, за что нам снова разрешили посетить хоккей. До появления отца оставалось еще пара недель, а весна во всю вступала в свои права. Но озеро было еще замерзшим, и рыбаки там тусовались, как пчелы возле варенья. — Мой отец ненавидит рыбалку, — заметил Фогель, пока мы ехали на хоккей на автобусе. — Говорит, только бездельники могут вот так часами сидеть и страдать хренью. — Твой отец гораздо удачнее рыбачит в озере проституток, — усмехаюсь я, отворачиваясь. Он много рассказывает о своей семье. Сестре. Младшем брате. И, конечно, родителях, настоящих королей ювелирного мира Европы. — Так делают все богатые люди. Если он может себе это позволить, почему бы ему не иметь много женщин? Тем более, он еще ничего. — Пивное брюхо и второй подбородок? — Он много работает. — Мой отец тоже много работает. Но у него одна женщина и нет пивного пуза, — и это все, что он узнал о моей семье, хотя мы и провели вместе по сути четыре месяца. — Может, у него просто нет сил на других? — смеется Фогель, а мне хочется его смех ему в глотку засунуть, но я как обычно сдерживаюсь. За последнее время я был в карцере всего один раз. Я надеюсь, что когда отец приедет, то, увидев, что мне можно доверять, заберет меня отсюда. — А может, просто он не хочет унижать женщину, которую выбрал, грязью проституток? Тем самым не давая установку своим детям, что так поступать норма? — У тебя же сестра? — Да. И она не станет той, кто будет терпеть измены. — Ты этого еще не знаешь. Ей сколько? — Десять лет. И да, я много чего не знаю. Но уверен, что ее муж ей изменять не будет. На этом разговор как-то завершился. Тем более, что мы подъезжали к ледовому дворцу, и парни со всех сторон начали гудеть в нетерпении. Через пару минут нас высадили, и мы вместе с обычными болельщиками поспешили внутрь занимать свои места. Мне нравилась атмосфера хоккея. Здесь был драйв. Была своя бешеная энергетика. Мужская сила, снова и снова разбивающаяся об лед. Это был тот вид спорта, в котором можно было выместить злость, когда совсем припекает. Когда от несдержанности и гнева хочется лезть на стенку. А хоккей давал возможность выместить излишки энергии. А еще в голову капали мысли, что Мира уже умеет кататься на льду. Но когда я приеду, а она обязательно позовет меня с собой, я не смогу даже встать на коньки. Опозорюсь. Именно в этот момент на глаза попадается один из игроков из запаса. Он несет коньки, чтобы переодеться. А мне нужны коньки. Глава 5 Глава 5. Я должен научиться кататься на коньках, как Мира. Чтобы, если надо, толкнуть этого самого Митю и не видеть превосходства в его глазах. — Пойдем, — тяну Фогеля, когда наши забивают гол, и многотысячная трибуна громко ликует. Тот даже вопросов не задает. Ему всегда любопытно, каким интересным делом мы займемся сегодня. Чему научимся. Что увидим. И впервые за долгое время — это обучение плохому. Но ради благой цели. Мы подождали, пока все покинут раздевалку. Хотели прошмыгнуть внутрь, но нас придержал один из запасных игроков с номером семьдесят пять. Тоже не видел его на поле. — Мальцы, вы откуда? — Мы, мы, — заблеял Фогель, а я решил, что быстрее будет этого хоккеиста вырубить, чем объяснять что-то… Судя по форме лица, он тонкокостный, именно поэтому в запасе. Я быстро посмотрел вокруг и обошел парня сзади и поднял руку целясь в затылок, в нужное место, пока Фогель все еще что-то мямлил. Удар пришелся на затылок. Четкий. Сильный. Парня срубило мгновенно. Фогель замер, выпучив глаза. — Че стоишь? Бери за ноги, — говорю ему, и он беспрекословно подчиняется. — Где ты так научился? То есть, как это вообще? — пыхтел он. — Помолчи, — закрыл дверь раздевалки и начал смотреть на обилие коньков. Сразу понятно, что у команды всегда две пары. При такой скорости катания должна быть смена. Я оборачиваюсь на подбитого игрока и смотрю его номер, нахожу с таким же сумку и забираю коньки. — А если он скажет? — доносится голос Фогеля, стоящего на стреме. — Скажет, что нас видел. У нас форма. Нас вычислить несложно. — Шутишь? — беру сумку для сменной обуви и кое-как пихаю туда коньки. О том, что я делаю, и о совести, которая, возможно, будет меня покусывать, я подумаю позже. — И что он скажет? Что двое подростков вырубили его и обворовали? Его тогда обсмеют и никогда на лед не пустят. — Все равно. Опасно это все. — Не ссы. Пойдем, — чуть отталкиваю его и прохожу первым. Тут же тяну трясущегося Фогеля за собой. Мы возвращаемся на места как раз, когда наши забивают очередной гол, и я тут же вместе со всеми начинаю ликовать, делая вид, что был здесь все время. Фогель бледный, как полотно, но все равно поддерживает меня. Смешной. Как толпой нападать, так он всесильный, а как на настоящее дело выйти, так кишка тонка. — Суши трусы, — подталкиваю его плечом. — Весело же было. — Да уж. С тобой не соскучишься. И что ты собираешься с ними делать? — Хоккеистом хочу стать, — вру сразу и в лоб. Мне бы хоть научиться стоять на этих штуках. Не то, что на скорости кататься. Главное, чтобы Мире было со мной нескучно. Наши одерживают сокрушительную победу, и все, опьяненные адреналином, плетутся по своим машинам. Мы же в автобус. На входе нас обычно проверяют, не приносим ли мы ничего в школу запрещенного, но в этот раз даже Келлер расслабленный. Так что мы просто загружаемся и едем в замок. Сумка со мной. В своей комнате я убираю коньки под кровать и ложусь, чтобы помечтать о том, как удивится Мира, узнав, что я тоже кое-что умею. Представил холеное лицо ее партнера. А каким еще может быть лицо у фигуриста? Нет, серьезно, чем думают родители, отдавая мальчиков в балет или фигурное катание? Все эти виды спорта девчачьи, как по мне. Вот, то ли дело хоккей? * * * С утра, когда еще все спали, я достал несколько пар теплых носков и выбрался из комнаты затемно. Прошел по карнизу и спустился по выступам на углу стены. Смешно вспомнить, как боялся здесь лазать Фогель. Но мое уважение стало его навязчивой идеей, и он чаще всего подавлял свой страх. Пройдя до ворот, я нашел туннель, который сделал еще по осени, и вылез за каменный забор. Пробежавшись до озера, я надел носки, натянул великоватые коньки и попытался встать. Тут же свалился, больно ударившись копчиком. Встать с первого раза мне не удалось, и я почти врезался мордой. В итоге только к рассвету я более-менее научился стоять на коньках, а потом снял их, нашел приличный тайник под камнем и ушел на утреннее построение. Фогель — пес заметил мое отсутствие, но вопросов не задавал. Теперь каждое утро я на озере. На протяжении следующих двух недель пытаюсь учиться кататься. Чувствую, что с каждым разом все лучше и лучше. Даже жаль, что озеро скоро растает. Судя по сократившемуся количеству рыбаков, очень скоро. Сегодня я, наконец, понял, как разгоняться. Поэтому ношусь по озеру, как угорелый. Последние несколько тренировок меня не отпускает чувство, что за мной наблюдают. Но тут рыбаки только, и подумать больше не на кого. Хотя я часто посматриваю в сторону холма, на котором стоят большие дома богачей. Оттуда должен открываться прекрасный вид. У отца дом раза в три больше. Огромная такая махина. Под стать металлургическому комбинату, которым он управляет. Но даже после того, как тесты подтвердили родство, а я получил фамилию Распутин, я не могу считать себя богачом.