– Да, конечно. Алекс опасливо посмотрела на экран. Увиденные ранее слова отпечатались в ее памяти. Четко. Безошибочно. – Что-то я забыла, как эта штука работает… хочу найти имя этого автора. Джули постучала по клавиатуре, и почти тут же появилась надпись: «Стенли Хилл». – В восемьдесят втором году предлагал нам рукопись «Обращение звездочета к звездам». – Скромненько, – хмыкнула Алекс. – И почему мы ее отвергли? Джули наклонилась над экраном и сказала: – Недостаточно содержательная. – Есть десятки других агентов… Почему он и следующую рукопись присылает нам? – Видимо, вы написали ему очень любезное письмо. – Сомневаюсь, – произнесла Алекс. – Хотите, чтобы я прочла? – Нет, отсылайте не читая, скажите, что нас такие вещи не интересуют. – Такие книги хорошо продаются, – возразила Джули. – Взять хотя бы Дорис Стоукс.[9] – Да хоть миллионный тираж, я не хочу работать с такой рукописью. Джули взяла папку и вышла из кабинета. Алекс проводила ее взглядом, потом снова уставилась на экран. Выключила его. «Помоги мне, мама». Эти слова не выходили у нее из головы. Она опять включила редактор, и на экране появилась та же надпись – спокойная, немигающая. ПОМОГИ МНЕ, МАМА. 7 – Ты такая занятая. Алекс помахала ладонью, разгоняя дым: – Это ты все время исчезаешь. Сквозь заросли своих моржовых усов Филип Мейн просунул сигарету в рот, издал неторопливый протяжный хрип с сиплым отзвуком – словно где-то вдали проходили мопедные гонки – и выпустил еще одно густое облако дыма. – В космическом смысле? – Нет, – улыбнулась Алекс. – В физическом. – Брр, – задумчиво произнес он. Она снова помахала рукой. – Этот дым, он тебе на пользу не идет. – Ну, это одно из немногих моих удовольствий, – сказал он своим тихим низким голосом и виновато пожал плечами. – И все же это всего лишь временное неудобство, оно продлится еще несколько тысяч лет. Пять, максимум шесть… сущая ерунда. – А потом? – А потом мы эволюционируем в достаточной мере, чтобы навсегда стать самодостаточными; все связи будут осуществляться с помощью телепатии и неэкспонированной пленки; мы получим радость экспонирования, которая заменит все сегодняшние социальные контакты… удовольствия и… – он показал ей сигарету, – и неудобства. Она с улыбкой смотрела на его худую фигуру, сутулые плечи под потрепанным твидовым пиджаком, тощее горящее лицо с обвислыми усами – манифестом его образа жизни. В свои сорок с лишним он все еще был больше похож на революционера, засидевшегося в студентах, чем на ученого, написавшего три достойные, хотя и спорные книги. – Как продвигается твоя работа? Филип опустил голову и уставился на Алекс, словно на золотую рыбку в аквариуме. – Нашел доказательство. Уже есть доказательство. Он поднял бокал с вином, отхлебнул, поставил. Усы его стали похожи на мокрую тряпку. – Какое доказательство? – Ты узнаешь. Ты будешь поражена, девочка моя, поражена. За разговором его лицо оживлялось. – Хорошо, – сказала Алекс, чувствуя себя довольно потерянной. – Неопровержимое доказательство того, что Дарвин был прав. – Тебе удалось воссоздать вселенную в ее первозданном виде в воспроизводимом лабораторном эксперименте? – Еще требуется кое-какая тонкая настройка, но да, боже милостивый, я видел, как оно все начиналось. ДНК, девочка моя, из двух пылинок. – А откуда взялись пылинки? – Из ниоткуда, девочка моя, – торжественно сказал он. – Из ниоткуда! Официант принес показать ей камбалу, потом начал готовить филе. Тон Филипа вдруг смягчился: – В последние две недели твой муж был рядом? – Ты это о чем? Алекс почувствовала, что краснеет, увидела почти незаметное движение головы официанта – тот навострил ушки. – Он помогал? – Да, он держался молодцом. – Хорошо, – без энтузиазма сказал Филип. Она снова покраснела и покосилась на официанта. Похоже, с камбалой что-то не ладилось. – Он все еще хочет, чтобы ты вернулась? – Я… гм… – начала было она и запнулась. Посмотрела на часы, нажала кнопку даты. Часы показали 4.5. Она озадаченно вглядывалась в цифры. Четвертое мая? – Какой сегодня день? Все еще апрель, да? Она опять в недоумении посмотрела на часы. – Алекс? Ты меня слышишь? Она слышала эхо этих слов в своей голове, пыталась установить их источник. Обнаружила лицо по другую сторону стола: рот Филипа открывался и закрывался. – Алекс? Тебе плохо? Лицо расплылось, как в тумане, потом снова приобрело четкие очертания. – Нет-нет, – ответила она. – Все в порядке. – Ты вдруг так побледнела. – Извини. – Она снова посмотрела на свои часы и нахмурилась. – Который час? – Без двадцати два. Ее часы шли правильно.