– Поняла? Что я должна была понять? Шмыганье, кашель, шипение. – Это абсолютно новая форма коммуникации, новый язык. Мы эволюционируем от диалога в бессистемную коммуникацию, мутировавшую в кинопленку. Больше никто не берет на себя труд говорить, это слишком банально. Мы делаем фильмы, фотографируем, распространяем все это. Диалог слишком императивен – если ты слушаешь диалог, то он не дает тебе возможности развивать мысли, но когда ты проявляешь чьи-то фотографии, они говорят с тобой… часть твоей души уходит в них. Алекс посмотрела на свою секретаршу и постучала себя по виску. – Значит, тридцать шесть фотографий гениталий какого-то животного содержали некое послание ко мне? Хрюканье, шипение. – Да. – До меня они донесли одну мысль: этот фаллос слишком мал. Джули захихикала. – «Органы видов». – «Органы видов»? – Название. Я придумал название. – Название чего? – Новой книги. Мы напишем ее в соавторстве. Хрюканье. – Филип, у меня много работы. Пятница – самый тяжелый день. – Давай позавтракаем вместе на той неделе. – Я буду очень загружена. – А как насчет обеда? – Я думаю, лучше уж ланч. – Ты мне не веришь. – В его голосе слышалась обида. – Во вторник. Во вторник я смогу себе позволить короткий ланч. – Я заеду за тобой в час. Устроит? – Отлично. Договорились. Алекс покачала головой и повесила трубку. – Филип Мейн? – спросила Джули. Алекс кивнула и улыбнулась: – Он сумасшедший. Совершенно сумасшедший, но, возможно, он сейчас пишет блестящую книгу. Будет прибыльное дело, если только он ее закончит. – Ее кто-нибудь будет в состоянии понять? – Нет. Поэтому она получит несколько наград. Интерком заверещал снова. – Да? – сказала Алекс. – Миссис Хайтауэр, тут пришел полицейский. – Полицейский? Первой ее реакцией было чувство вины. Может, у нее есть просроченный штраф за парковку? Или кто-то пожаловался на нее из-за опасного вождения? Нет, исключено. – И что ему надо? – Хочет поговорить с вами лично. В голосе девушки из приемной слышалась настойчивость. Может быть, приход полицейского напугал и ее? Алекс пожала плечами: – Попроси его ко мне. Сотрудник полиции вошел, держа в руке фуражку. Посмотрел в пол, на свои безукоризненно отполированные туфли, потом поднял голову и остановил взгляд чуть ниже края стола. Алекс была поражена молодостью гостя: она ожидала увидеть кого-нибудь пожилого, но полицейский был не старше ее сына. У него был сплющенный нос боксера, но мягкие, добрые голубые глаза с застенчивым выражением. – Миссис Хайтауэр? – вопросительно произнес он, обращаясь к обеим женщинам. – Это я. Он скосил взгляд на Джули, потом посмотрел на Алекс, убрал руки за спину, чуть качнулся в одну, в другую сторону. – Не могли бы мы поговорить наедине? – Ничего страшного, моя секретарша давно работает со мной. Он посмотрел на Джули, потом снова на Алекс. – Я думаю, нам лучше поговорить наедине. Алекс кивнула Джули, и та вышла, закрыв за собой дверь. – Миссис Хайтауэр… я констебль Харпер, лондонская полиция. Он часто заморгал. Алекс недоуменно смотрела на него; в его присутствии она чувствовала себя не в своей тарелке. – У вас, насколько я знаю, есть сын – Фабиан? – Да. Ей вдруг стало зябко. Она уставилась мимо гостя на серые крыши, видневшиеся через горизонтальные планки жалюзи. Дождь хлестал по стеклу, оставляя следы, как после слизняка. Мысли заметались. Полицейский расстегнул верхнюю пуговицу мундира, потом снова застегнул, уронил фуражку, нагнулся, поднял. Взял себя в руки. – У него красный «фольксваген-гольф джи-ти-ай»? Алекс кивнула. Что он натворил теперь? Из полиции уже приходили полтора года назад, когда кто-то пожаловался на Фабиана за опасную езду. Она тупо кивнула, когда полицейский зачитал ей регистрационный номер машины. – Он путешествовал по Франции? – Да. Катался на лыжах с друзьями… потом поехал в Бургундию… на вечеринку… день рождения дочери приятеля моего мужа. Полицейский уставился на нее широко раскрытыми глазами. Губы его подергивались, словно по ним пропускали электрический ток. Алекс снова отвела глаза и уставилась на отражение собственного лица в экране текстового процессора на краю стола. Собственное отражение показалось ей каким-то состаренным. – Нам позвонили из полиции… жандармерии… Макона. Боюсь, там произошел несчастный случай. Слова поплыли вокруг нее, будто в каждом находился мыльный пузырек; она их видела, слышала снова и снова, в разной последовательности. Увезли. Больницу. В. Обнаружили. По. Был. Но. Что. Прибытии. Мертв. Она почувствовала, как ее колено ударилось обо что-то твердое, потом еще раз. Она уставилась на лицо полицейского. Увидела два лица, потом четыре. – Хотите чашечку чая? Она не могла понять, кто это сказал. Он? Она? Она говорила механически, доброжелательно, пыталась быть вежливой, чтобы этот человек не чувствовал себя идиотом, невзирая на ее материнский гнев. – Прошу прощения, – сказала она. – Но произошла какая-то ошибка, страшная ошибка. Мой сын дома, спит. Сегодня утром он вернулся живой и здоровый. 4