– Они все мертвые! Они все мертвые! А я, Йоко, бегу к нему, и мы скоро вместе падаем в песок, и Йоширо плачет, как женщина, и говорит: – Какие мы несчастливые! Они все убитые! Я вижу – он держит в руках ружье, оно часто стреляет. Правда, что они идут друг за другом по маленькой дороге в джунглях поймать дикую свинью. Смотрят на свои ноги из-за следов. Тогда Нагиса, самый молодой, смотрит рядом, быстро берет в траве кусок бумаги – белая и красная, ее находит его глаз, и когда держит в руках, я говорю, это пачка от сигарет «Лаки Страйк». Нагиса очень страшно, смотрит везде и кричит: – Враг! Тревога! Враг! И Йоширо, начальник, видит бумагу в его руке и говорит: – Тихо, дурак! И тут он тоже смотрит везде, как Нагиса, и другие тоже, и я говорю, что они видят над головой: враг-авиатор висит на ветке большого дерева с парашютом, он плохой, но пока живой. Тогда мои товарищи хотят спрятаться в траве, потому что враг держит в руке автомат, который смотрит на них, но очень жалко, они не могут. И тогда я слышу – так-так-так, когда я мою вещи для еды в океане, и они все падают мертвые без ружья. Судьба хранит только Йоширо, он сильно бросает пику в врага, он делает, как учат охотники на китов в Хоккайдо, и кричит от победы, берет автомат, который падает в траву, и тоже делает так-так-так от радости, все так быстро – не больше секунд, чем пальцев на руке, и видит всех товарищей мертвые. Вот грустная история Йоширо, как он сам говорит, когда мы на песке. Мы долго грустим и плачем, и я думаю, что никогда я не встаю и не иду по острову и жизнь не продолжается. Но Йоширо находит свою волю и говорит: – Нужно вернуться в джунгли взять товарищей или их едят звери. Так я иду в джунгли с Йоширо в первый раз. Мы идем на это мертвое место, я плачу, мне страшно, трогаю руками лица моих бедных товарищей. Еще день назад я любила Кенжи на циновке, ему даю много радости во рту и в животе, он говорит мне поэзию, он сам пишет, когда один. А еще недавно Нагиса, самый молодой, говорит, что он меня берет женой, когда нас спасают и везут в нашу страну. И Кимура, самый умный, хочет видеть, растет ли рис, он сажает, дает еду, когда сезон дождя. И Тадаши, самый строгий, он берет меня очень энергично и долго, чтобы иметь радость. И Акиро, самый старый, сорок восемь годов, его зовут Попай[23], почему – не знаю, он все время шутит со мной. Все они лежат в крови и земле и еще теплые жизнью. Тс-с-с! Йоширо и я тянем каждое тело за ноги из джунглей на пляж. И когда Йоширо приходит, он бежит ко мне, я не сильная, и он сам тянет. Потом он идет вверх на дерево, где мертвый враг, он рубит ветки, враг падает и парашют тоже. Он думает, что человек летит на остров от ветра ночью, наши японцы падают его самолет, но далеко – когда близко, мы не можем спать от шума. Правда, я теперь знаю, самолет падает не от ружья, его мотор не работает и он падает далеко в океан. Птицы и звери кричат ночью в джунглях и не дают, нам, бедным, слушать. Враг, лейтенант из Америки, имя написано – Хоуард Дж. Фэрчайлд. Он тридцать лет, мы думаем, большой и желтые волосы и нет жены, раз нет кольца. Я довольна, конечно, все относительно, что его жена не несчастная, потому что он мертвый, а она его любит и, может быть, есть дети. Йоширо говорит, что мы нужно тоже тянуть его на пляж, для мертвых нет разницы, все солдаты несчастливые, и стыдно оставить его для еды зверей. Так делаем. Перед уходить от мерзкого места, Йоширо берет два пояса с патронами нашего врага, носит на себе и смотрит хорошо под дерево. Он видит хороший нож в траве и говорит: – Понимаю, почему этот человек не может убежать и делать нас мертвые, когда мы спим. Потом на пляже я беру одежду и сапоги врага, а Йоширо рубит дерево делать большой огонь и всех правильно хоронить. Я мою хорошей водой мертвых – товарищей и врага. Я тоже прыгаю в море, чтобы быть чистой, делаю волосы палочками, делаю щеки красные, чтобы делать радость мертвым. Солнце садится, Иоширо кладет аккуратно мертвых в огонь, он красиво делает, он мокрый от пота и плачет, это очень стыдно, и я сама вижу, ему страшно и уходит ум. Он лежит на песке, как ком, плачет и бьет руками, и говорит: «Я не могу сжигать хороших друзей и молодого и энергичного Нагиса, это много мне, и я не могу». Я ему говорю для покоя хорошие слова и иду с ним в дом, и говорю, что часто судьба для женщин хоронить мужчин, что его огонь – хороший и красивый, и он теперь отдыхает. Я даю ему спирт Кимуры и говорю: – Чтобы делать честь товарищам, много пей, надо думать о хороших минутах вместе в большом океане и когда любите ваших девушек от Китая до Австралии. Он плачет и шутит сразу, качает головой, я иду из дома и всю ночь бегаю, ношу дерево для огня, огонь огромный, и я кричу всем: – Я помню, я помню, пусть ваши духи летают назад в гору! Иногда я падаю. Иногда песок и уголь на моем лице. Но я говорю: «Простите» – и встаю, и бегу везде, все время, я делаю хорошие похороны, все относительно, конечно. Потом еще две недели или три я живу только с Иоширо. Он сидит до вечера в кресле для качания, автомат на коленях, пояс с патронами на теле, думает стрелять, говорит только, когда хочет просить есть или пить. Я, Йоко, иду каждый день к желтым камням и бросаю в океан цветы. Я бросаю сюда раньше серый песок от огня, я мою аккуратно место пляжа, где горят наши мертвые, и больше не стыдно на острове. Я сама иду в джунгли, смотрю везде цветы для океана и следы зверей, чтобы их поймать. Мое кимоно без двух рукав и короткое до попы, а из парашюта я делаю трусы. На пляже мне очень жарко и в джунглях, а когда солнце садится, у меня толстая меховая куртка американца. Сапоги очень большие для меня, а Йоширо не хочет носить одежду врага. Надо говорить, что, когда мы на этом острове, мы ходим голыми ногами. Я делаю из сапог хорошие сандалии ходить в джунгли. Так мой жизнь идет долго, «на войне, как на войне», и я еще шучу и делаю хорошую еду для Йоширо, и дом тоже чистый. Очень грустно, Йоширо несчастливый и не говорит, сидит в кресле для качания на террасе и ничего не делает, а ночью лежит далеко на свой циновке, а я очень хочу его любить меня. Потом он больше не помнит, что Нагиса и другие уже мертвые, что их серый песок от них падает в большой океан, он иногда говорит с Нагиса, недоволен, что он делает не так, как говорит Йоширо, или говорит с Тадаши – он хочет делать корабль, Йоширо говорит: – Это хороший мысль, Тадаши, надо делать его завтра и плыть домой. Все это очень больно и через некоторые дни, ему сорок, но он как ребенок, я его ругаю и веду в джунгли делать по-большому. Идет сезон дождя. В день, который я говорю, вода падает везде в джунгли, на пляж, Йоширо на террасе, тихо качает свое тело, мысли в себе, а я, Йоко, мою пол в доме и могу смотреть Йоширо в открытый дверь. Тут Йоширо кричит, и я вижу своими глазами его падать с кресла, он мертвый на полу террасы, в спине топор, и кровь, кресло качается, а мне так страшно, что не кричу. Я встаю только и вижу мужчина очень длинный идет к двери в старой одежде солдата, и волосы и борода красные. А потом другой солдат из Европы больше маленький, борода желтая и шапка на голове, как в Австралии носят. Тогда я быстро иду назад к стене, а они два смотрят долго и молчат, они видят я без силы и у меня нет ружья, они прячут сердитый вид и кланяются – вежливо говорят: «Привет». Я вам говорю, кто они: солдат австралийской пехоты Уильям Коллинсон, двадцать пять годов, и солдат австралийской пехоты Ричард Бенедикт, двадцать семь, в шапке, волосы желтые. В день, который я говорю, они сразу просят есть, я даю еду, плачу, что Иоширо мертвый. Они берут топор, но он лежит на полу террасы. Потом они тянут его тело далеко, я не вижу, закрывают дверь, говорят снимать кимоно, и что надо дать им, тогда я живая. Я говорю, что я даю, только когда мою моего товарищи и делаю ему хорошие похороны. Они рады, что я говорю по-английски, но плохо, они должны ждать вечер, и дождь не сильный тогда для похорон, а они сильно хотят меня, нет женщины много дней. Я прошу их слова, они дают, а я даю им. Мне больно, как не раньше, когда они меня берут. Очень больно от Красных волос, он очень большой для входа в меня и берет очень сильно, мои ноги на его плечи, и мне стыдно плакать от боли, когда рядом второй солдат. Потом, когда они сильно довольны, они долго смотрят автомат и пояс с патронами Йоширо, я говорю, как их делали мертвые, а они говорят с деталями, как падает самолет. Правда, что в самолете пять мужчин, летят на Гавайи из Австралии – два американца, два австралийца и один полковник из Англии, он ранен. Но моторы молчат, и они хотят спуститься на остров. Но не могут, тогда полковник, он ранен в игре в поло, говорит им прыгать на парашюте, и они прыгают. Самолет падает в океан на другой стороне острова, это ночь, Билл и Дик теряют товарищей. Утром они ищут в джунглях и на пляже. Тогда видят своими глазами наш дом и я, и мои шесть товарищей. Их много, нельзя делать мертвыми одним топором, и они идут прятаться, где они падают на парашюте. Потом другие дни они едят растения и фрукты, не умеют поймать рыбу, а от крабы, которые идут по земле, им тошнит. Строят домик из веток, страшно, что мои товарищи их видят, и один раз думают плавать в океане туда, где падает самолет. Плавают много раз и находят в воде, глубоко – две минуту нельзя дышать и не могут трогать его. Они умеют не так много, как мои товарищи моряки, даже самый молодой Нагиса. Они все время не знают о мертвых, до сегодня. Правда, они не хотят нас делать мертвые, только хотят ружье и еду. И когда дождь громко падает, они идут близко к дому, долго смотрят и знают, что только Иоширо и я. И они берут топор и делают его мертвым. Так говорят два солдата-враги. Они не рады, что американец-авиатор мертвый, но не злые на меня, он качают головой и говорят: «Шит», на их языке это «дерьмо». А потом говорят, что дают мне помощь на похороны Иоширо. Правда, дают. Когда ночь черная, дождь не падает, они берут лампы на спирте, кладут на песок для света. Билл и Дик идут рубить дерево с топором, делают огонь, а я говорю, как надо делать. И пока они делают, я мою моего всего бедного товарища, тихо говорю ему, чтобы его дух счастливый с другие мертвые его семьи или с его товарищи матросы, как он хочет. И чтобы не страшно, я говорю много мыслей для Нагиса и Кимура и наши другие товарищи. Потом Билл и Дик кладут его тело на огонь с пикой Иоширо и большой миска спирта, а я, Иоко, иду мыть себя в океане и рисую лицо синим, красным и черным около глаз и делаю все эти несчастливые вещи. Очень долго огонь не хочет начинать от воды от дождя, но потом огонь высоко и очень жаркий. Два врага сидят на лестнице, около дома, молчат и уважают похороны, а потом начинают спать, и когда огня нет, уже почти день, могу бегать далеко, но куда? В утро, который я говорю, Билл и Дик мне помогают нести серый песок от Йоширо на конец желтых камней, я сильно мою пляж и террасу, чтобы не видеть грязное. Потом они хотят снять флаг моей страны на высоком дереве. Я говорю: – Я, Йоко, не могу мешать. Я женщина двадцать год и я одна у вас, и я даю вам, и не кусаю, и не дерусь, и не злюсь, но снять флаг – это будет плохое для вас дело. Они говорят сами, далеко от меня, и потом Билл Красные волосы говорит: – Ладно, скоро идет дождь. Мы не имеем против этой тряпки, подтирки для менструации. Он это сказал не так и грубо, я знаю плохие слова вашего языка, но флаг моей страны висит на острове все время, как я живу с ними. Потом дождь всю неделю, и мы сидим в доме или бунгало, и не идем на пляж. Они враги и меньше умные и тихие, как японцы, но хорошие товарищи. Не говорят мне плохие слова и не бьют. У нас много еды, и я учу их играть с маленькими камешками, и иногда они шутят, иногда недовольны, как звери в клетке. Они два меня любят и днем и ночью, и два вместе, и мне стыдно, что мне так приятно, но мне наплевать. Правда, что через несколько раз они злятся и не хотят любить два вместе, и когда берет Дик, второй идет на террасу и громко закрывает дверь, и говорит плохие слова в свою бороду, а когда меня берет Билл, Дик хочет смотреть на нас и шутит, и говорит все время: – Ты плохо работаешь, она может иметь больше радости от своего пальца. И вот первый день без дождя. Я иду с ними в мокрые джунгли, с листьев падает холодная вода, Билл и Дик в старой одежде солдата, я в рубашке мертвого американца и матросской шапке Нагиса на голове, и мы идем в их дом. Это пляж, как у нас, но нет желтых камней, и волны очень сильные. Мы режем и ставим вместе веревки парашюта, материя новая и очень крепкая, они вяжут меня, и я иду в океан. Они плавают со мной, волны высокие, а потом океан больше тихий и показывают место, где падает самолет. Я плаваю одна под воду и вижу самолет, и трудно плыву к нему, у него нет один рукав, и я долго смотрю рядом. Океан не так глубокий, как говорят австралийцы, я хорошо плаваю, все относительно, конечно. Сейчас я не вижу своими глазами, куда вязать веревку, я вижу – вода в самолете, и что мысль Билла взять самолет наверх очень смелая. Когда я иду из океана, я это говорю, они очень недовольные и думают, они хотят спасти радио и сказать своим, где самолет падает. Потом я снова иду в океан, я иду в самолет через дыру в рукаве. Я вижу своими глазами мертвый авиатор и полковник тоже, и я плыву бегом, кричу сильно под водой. Рыбы едят их, и я вижу, рыбы едят их у кости, и я вижу вещи в самолете, они могут быть хорошие нам, но нет радио, но не могу больше дышать. Тогда я сильно плыву вверх, и когда я на пляже, из меня идет обратно еда, я всегда вижу рыбы вместе на теле несчастных врагов и долго не могу ничего говорить. Потом я только говорю, что полковник и авиатор мертвые, и нет радио. Тогда Дик и Билл третий раз говорят и просят идти в самолет, Дик рисует на песке, где радио, и я снова плыву. Я вижу своими глазами все аппараты самолета и можно брать радио, наверно, надо плавать три раза. Но я думаю быстро и разумно, конечно, все относительно, и моя мысль – не надо помогать врагам говорить своим, где они. Потом я говорю Дику и Биллу, что радио вместе с другими аппаратами и что я не могу брать, пусть даже плыву в океан столько раз, как волос на голове. Тогда они говорят: «Дерьмо», они недовольные и хотят идти в бунгало и думать, как тащить из воды самолет. Правда, что они думают только про есть и спать, и спорить из-за маленьких вещей, и брать меня с радостью, и жизнь идет так и падает дождь. Я, Иоко, не хочу говорить плохие вещи никому, но много раз вижу – люди с Запада имеют длинный нос и короткое терпение. Дуешь из рта, а им страшно от ветра, и они делают не так, как хотят делать раньше. Потом знаю один, упрямый, как осел. Другие дни и ночи мы сидим в доме, ходим под дождь, только когда просит живот. И один раз Дик видит своими глазами ящик с зажимами под домом. Он тогда шутит и говорит Биллу Красные волосы идти на террасу, он сильно хочет меня. Они два уже берут меня, Иоко, и я делаю недовольное лицо, но Дика люблю больше, он не большой, и тело мягкое, и аромат лучше, а Билл меня берет сильно и не уважает мое тело. Тогда Дик говорит мне хорошие приятные вещи, и я тоже хочу. Он снимает мою рубашку и штаны, тащит на циновку и делает приятные вещи, но очень сильно и долго, этот секрет он знает в Борнео в плохом доме, и когда он делает мне эти вещи, мне не стыдно, и я кричу и двигаю тело, но вы, наверно, знаете, молчу. Нужно семь зажимов для белья. Потом приходит Билл, и он очень злой на товарища, потому что слышал, как я довольно кричу. Я говорю, а он поднимает плечи и говорит, что я «мерзавка» и «японская блядь». Тут Дик говорит: – Не надо обижать Йоко, она хорошая с тобой, когда ты плачешь и хочешь засунуть везде твою дубину. А Билл говорит: – Хочешь знать, в какое место я ее кладу? В ее японскую задницу, да, и глубоко, он выходит через рот, а ты можешь его сосать! Тогда Дик бьет его в голову сжатой рукой, потом они в драке, а я кричу им «Стоп!». Неприятно, но Билл больше сильный, Дик в крови на полу. Тогда Билл говорит: – Бедный сын бляди, хочешь смотреть, как я могу входить в зад твоей гейши? Он сильно бросает меня на колени и держит плечи, и хочет так меня брать, как делает раньше. Но теперь он должен делать меня мертвой, чтобы брать, и я кричу, злая, и плачу: – Горе тебе и твоей семье, и всем британским! Тогда ему стыдно, я могу встать и мыть бедного Дика. Потом они не говорят слово друг другу, а я, Иоко, когда Красные волосы сзади меня близко, я говорю: – Да, давай, иди в мой рот, у меня сильные зубы. Тогда Билл недовольный на террасе, но не берет меня теперь, я решила. И вот день без дождя, они двое идут из дома на песок, я делаю еду и слышу их злые голоса. Я иду на лестницу, говорю не надо драки, но лицо у них строгое и без света, они бегают на песке, смотрят друг на друга и держат нож, и не слушают Иоко. Они хотят делать один мертвый, я кричу, потом плачу на лестнице, не хочу смотреть своими глазами, не хочу их быть мертвый, главное, Дик, он не так сильный, а потом Дик мертвый, а Билл в крови, нож в его животе. Все время, когда Билл живой, он со мной на песке и я прошу духов острова, пусть он живет, уже много мертвых, и надо теперь быть с нами добрые. Им плохая жизнь, когда мы живем здесь. Билл долго у меня в руках, ночь черная и дождь падает, и потом он говорит: – Несчастливая Иоко, так хорошая ко мне, а я так плохой к ней. И несчастливый товарищ мой, он мертвый теперь из-за моих плохих мыслей, как Христос простит меня? А я, Йоко, качаю тихо его голову в своих руках и зову Христоса и говорю простить его, мы далеко от матери, только война плохая, но дождь очень громко падает, и Христос не слушает меня, не знаю. В день потом не могу делать похороны двух товарищей австралийцев, кладу их под песок для защиты их тела, потом долго плачу думаю про их лица и ругаю Иоко, надо дать Биллу удовольствие со мной, и он тогда не злой. И вот еще один день, и дождь уже не сильный, я делаю огонь и похороны. Ночью готово, но я холодная и больная. И потом я много дней больная. Иногда я своими глазами вижу Иоширо, Кенжи или Нагиса, самый молодой, и я говорю: «Простите», что надо ждать еду, говорю, я встаю. А иногда тоже я вижу своими глазами Иоко на острове, лежит в доме, слушает дождь, мне страшно я могу так стать мертвая, еда идет назад из меня, и грязь идет из моего пустого живота. Я не мертвая, потом я знаю, что я теперь никогда не мертвая, никогда! Это конец моей истории на острове. Когда приходит сезон без дождей, я рада и иду на песке и вся без одежды, под солнцем и мою тело в большом океане. Я беру рыбы, крабы и ракушки для еды, делаю бамбук пустой, как Кимура, убрать следы драки и дать воду, чтобы пить, в дом. Везде много воды, чтобы пить, я делаю дороги для воды в месте для риса Кимура, и делаю два запаса в парашюте австралийцев. Так я работаю, чтобы не думать, что я одна много недель, солнце жжет и птицы кричат в джунглях. Иногда я иду в джунгли с автоматом, но мне страшно, что духи недовольные от шума, и я делаю ловушки для зверей. Я мою каждый день бунгало очень сильно, хочу ждать, чтобы мои японцы идут здесь и сильно благодарят за мою работу. И я рисую их куском дерева из огня на белой бумаге, как видит моя память, я плачу, как дура, и вода на бумаге. И я вяжу цветы в короны, иду на конец желтых камней и бросаю их в большой океан прославить моих мертвых любовников. И вот приходит день, большой океан выбирает его дать мою новую судьбу. Я стою на желтых камнях в рубашке Дика, закрываю глаза и клоню лицо, вызываю духи, и вот слышу шум и поворачиваю голову. Я вижу своими глазами вещи двигаются в воде к пляжу, они далеко, и я не знаю, что это. Через скоро я внизу камней и вижу плывут двое, один впереди и более лучше плывет. Тогда я думаю, что автомат на террасе в доме и надо бежать его брать, пока я вижу – двое свои или враги. Так я делаю. Скажу правду, я бегаю быстро, как японка, я высокая. Несчастливо, что до бунгало много шагов и первый плывун более быстро и близко. Он усталый, но встает, и я вижу своими глазами, это женщина из Запада, и она идет в дом. Я думаю, как дура. Я бегу не прямо брать ружье на террасе, иду в сторону к краю джунглей, пусть видят меня своими глазами. Я всегда себя ругаю за эту дурость. Я потом бегу еще, и женщина идет смело, падает на пляже, потом встает и идет к лестнице. Другой плавун – мужчина, он без силы и идет на песке коленями и руками. И я бегу и смотрю его, а женщина берет автомат и падает на кресло Иоширо, и я вижу, для меня нет ружья, и я бросаю мое тело в траву прятаться. Вот как вещи случаются, и не долго: не больше две минуты. Я, Иоко, живу на острове многие и многие месяцы с товарищами-австралийцами и потом меньше долго одна, и в две минуты теряю дом над головой и куртку из меха американца, и еду, и воду, и папку для рисования, и ружье, и все мои вещи, я как клошарка, из-за медленного бега, мыслей дуры и кусо, кусо, кусо.