– Бригадир! – кричит кавторанг. – Поставь меня с человеком! Не буду я с этим м…ком носить! Переставил бригадир: Фетюкова шлакоблоки снизу на подмости кидать, да так поставил, чтоб отдельно считать, сколько он шлакоблоков вскинет, а Алешку баптиста – с кавторангом. Алешка – тихий, над ним не командует только кто не хочет. – Аврал, салага! – ему кавторанг внушает. – Видишь, кладка пошла! Улыбается Алешка уступчиво: – Если нужно быстрей – давайте быстрей. Как вы скажете. И потопали вниз. Смирный – в бригаде клад. Кому-то вниз бригадир кричит. Оказывается, еще одна машина со шлакоблоками подошла. То полгода ни одной не было, то как прорвало их. Пока и работать, что шлакоблоки возят. Первый день. А потом простой будет, не разгонишься. И еще вниз ругается бригадир. Что-то о подъемнике. И узнать Шухову хочется, и некогда: стену выравнивает. Подошли подносчики, рассказали: пришел монтер на подъемнике мотор исправлять и с ним прораб по электроработам, вольный. Монтер копается, прораб смотрит. Это – как положено: один работает, один смотрит. Сейчас бы исправили подъемник – можно б и шлакоблоки им подымать, и раствор. Уж повел Шухов третий ряд (и Кильдигс тоже третий начал), как по трапу прется еще один дозорщик, еще один начальник – строительный десятник Дэр. Москвич. Говорят, в министерстве работал. Шухов от Кильдигса близко стоял, показал ему на Дэра. – А-а! – отмахивается Кильдигс. – Я с начальством вообще дела не имею. Только если он с трапа свалится, тогда меня позовешь. Сейчас станет сзади каменщиков и будет смотреть. Вот этих наблюдателей пуще всего Шухов не терпит. В инженеры лезет, свинячья морда! А один раз показывал, как кирпичи класть, так Шухов обхохотался. По-нашему, вот построй один дом своими руками, тогда инженер будешь. В Темгеневе каменных домов не знали, избы из дерева. И школа тоже рубленая, из заказника лес привозили в шесть саженей. А в лагере понадобилось на каменщика – и Шухов, пожалуйста, каменщик. Кто два дела руками знает, тот еще и десять подхватит. Нет, не свалился Дэр, только споткнулся раз. Взбежал наверх чуть не бегом. – Тю-урин! – кричит, и глаза навыкате. – Тю-рин! А вслед ему по трапу Павло взбегает с лопатой, как был. Бушлат у Дэра лагерный, но новенький, чистенький. Шапка отличная, кожаная. А номер и на ней, как у всех: Б-731. – Ну? – Тюрин к нему с мастерком вышел. Шапка бригадирова съехала накось, на один глаз. Что-то небывалое. И пропустить никак нельзя, и раствор стынет в корытце. Кладет Шухов, кладет и слушает. – Да ты что?! – Дэр кричит, слюной брызгает. – Это не карцером пахнет! Это уголовное дело, Тюрин! Третий срок получишь! Только тут прострельнуло Шухова, в чем дело. На Кильдигса глянул – и тот уж понял. Толь! Толь увидал на окнах. За себя Шухов ничуть не боится, бригадир его не продаст. Боится за бригадира. Для нас бригадир – отец, а для них – пешка. За такие дела второй срок на севере бригадиру вполне паяли. Ух, как лицо бригадирово перекосило! Ка-ак швырнет мастерок под ноги! И к Дэру – шаг! Дэр оглянулся – Павло лопату наотмашь подымает. Лопату-то! Лопату-то он не зря прихватил… И Сенька, даром что глухой, – понял: тоже руки в боки и подошел. А он здоровый, леший. Дэр заморгал, забеспокоился, смотрит, где пятый угол. Бригадир наклонился к Дэру и тихо так совсем, а явственно здесь наверху: – Прошло ваше время, заразы, срока давать! Ес-сли ты слово скажешь, кровосос, – день последний живешь, запомни! Трясет бригадира всего. Трясет, не уймется никак. И Павло остролицый прямо глазом Дэра режет, прямо режет. – Ну что вы, что вы, ребята! – Дэр бледный стал – и от трапа подальше. Ничего бригадир больше не сказал, поправил шапку, мастерок поднял изогнутый и пошел к своей стене. И Павло с лопатой медленно пошел вниз. Ме-едленно… Да-а. Вот она, кровь-то резаных этих… Троих зарезали, а лагеря не узнать. И оставаться Дэру страшно, и спускаться страшно. Спрятался за Кильдигса, стоит. А Кильдигс кладет – в аптеке так лекарства вешают: личностью доктор и не торопится ничуть. К Дэру он все спиной, будто его и не видал. Подкрадывается Дэр к бригадиру. Где и спесь его вся. – Что ж я прорабу скажу, Тюрин? Бригадир кладет, головы не поворачивая: – А скажете – было так. Пришли – так было. Постоял еще Дэр. Видит, убивать его сейчас не будут. Прошелся тихонько, руки в карманы заложил. – Э, Ща – восемьсот пятьдесят четыре, – пробурчал. – Раствора почему тонкий слой кладешь? На ком-то надо отыграться. У Шухова ни к перекосам, ни к швам не подкопаешься – так вот раствор тонок. – Дозвольте заметить, – прошепелявил он, а с насмешечкой: – что, если слой толстый сейчас ложить, весной эта ТЭЦ потечет вся. – Ты – каменщик и слушай, что тебе десятник говорит, – нахмурился Дэр и щеки поднадул, привычка у него такая. Ну, кой-где, может, и тонко, можно бы и потолще, да ведь это если класть не зимой, а по-человечески. Надо ж и людей пожалеть. Выработка нужна. Да чего объяснять, если человек не понимает! И пошел Дэр по трапу тихо. – Вы мне подъемник наладьте! – бригадир ему со стены вослед. – Что мы – ишаки? На второй этаж шлакоблоки вручную! – Тебе подъем оплачивают, – Дэр ему с трапа, но смирно. – «На тачках»? А ну, возьмите тачку, прокатите по трапу. «На носилках» оплачивайте! – Да что мне, жалко? Не проведет бухгалтерия «на носилках». – Бухгалтерия! У меня вся бригада работает, чтоб четырех каменщиков обслужить. Сколько я заработаю? Кричит бригадир, а сам кладет без отрыву. – Раство-ор! – кричит вниз. – Раство-ор! – перенимает Шухов. Все подровняли на третьем ряду, а на четвертом и развернуться. Надо б шнур на рядок вверх перетянуть, да живет и так, рядок без шнура прогоним. Пошел себе Дэр по полю, съежился. В контору, греться. Неприютно ему небось. А и думать надо, прежде чем на такого волка идти, как Тюрин. С такими бригадирами он бы ладил, ему б и хлопот ни о чем: горбить не требуют, пайка высокая, живет в кабине отдельной – чего еще? Так ум выставляет. Пришли снизу, говорят – и прораб по электромонтажным ушел, и монтер ушел – нельзя подъемника наладить. Значит, ишачь! Сколько Шухов производств повидал, техника эта или сама ломается, или зэки ее ломают. Бревнотаску ломали: в цепь дрын вставят и поднажмут. Чтоб отдохнуть. Балан-то велят к балану класть, не разогнешься. – Шлакоблоков! Шлакоблоков! – кричит бригадир, разошелся. И в мать их, и в мать, подбросчиков и подносчиков. – Павло спрашивает, с раствором как? – снизу шумят. – Разводить как! – Так разведенного пол-ящика! – Значит, еще ящик! Ну, заваруха! Пятый ряд погнали. То, скрючимшись, первый гнали, а сейчас уж под грудь, гляди! Да еще б их не гнать, как ни окон, ни дверей, глухих две стены на смычку и шлакоблоков вдоволь. И надо б шнур перетянуть, да поздно.