— Просто он хороший человек, — пожала плечами я, не желая говорить о том, что подобная услуга для него равна одному его вздоху — он даже не напрягся. На следующий день вся наша семья, включая Эммета, собралась в зале суда. Я на весь день была освобождена Роландом, с учетом отработки в грядущую субботу. Бледный судья, всю тяжбу преследовавший нас как «незаконно присвоивших себе общих детей», словно боялась сказать лишнего слова в нашу сторону. Уже во время слушания мы узнали, что Джудит Фейн и её адвокат пытались скрыть рецидив, который произошел с Фейн всего лишь две недели назад, и что на самом деле женщина не является до конца вылеченной от алкогольной зависимости, а лишь находится на последнем этапе лечения. Как суд мог пропустить два таких мощных момента, оставалось загадкой, но, исходя из слов Джеральда Ламберте, мельком сказанных после процесса, судья, который всё это время занималась нашим делом, сильно пострадала из-за подобной необъективности. По итогам заседания было решено оставить детей тем, кто не состоит на учете в алкоголическом диспансере и являлся их опекуном на протяжении всей их жизни, с правом свиданий один раз в неделю в установленное время для Джудит Фейн. Слушание закончилось, едва успев начаться и мы, уже стоя напротив здания городского суда, не до конца понимали, что именно только что произошло. Джеральд Ламберте, рослый мужчина лет сорока пяти, поздравил нас с победой, после чего, как он сам сообщил, отправился в поместье к Олдриджу. Наверное мне стоило поехать с ним, чтобы поблагодарить Роланда, но на тот момент я об этом даже не задумалась. — Нам вернут детей, — вдруг констатировал папа, после чего все повторно вздохнули полной грудью. — Вернут уже сегодня вечером. Все начали обниматься и смеяться, пока бабушка с мамой плакали от счастья. Эмилия и дедушка с бабушкой сели в подержанный воксхолл Эмметта и отправились в ближайший супермаркет за тортом с шампанским (Эмметт сегодня угощал), а остальные веселым шагом направились в сторону автобусной остановки. Джудит Фейн В двадцать лет я забеременела от однокурсника, который отказался признавать своего ребенка. Не доучившись, я бросила местный колледж на пятом месяце беременности, со смутной надеждой когда-нибудь в нём восстановиться. На шестом месяце беременности я познакомилась с Морисом, а еще через семь месяцев обнаружила вторую беременность. В отличие от моего предыдущего дружка, Морис согласился на мне жениться. Я выходила замуж с уже успевшим округлиться животом, когда маленькой Линде было всего восемь месяцев от роду. Вскоре на свет появилась Натали, а еще через четыре года родилась Сарра. Мои родители с младшими сестрой и братом жили в Австралии, и мы практически не общались, а родители Мориса отказались поддерживать связь со своим средним сыном, который решил жениться на «забракованной» женщине — женщине с чужим ребенком на руках. Морис днем работал слесарем, а вечером надевал форму охранника и уходил до утра на ночную парковку. Я же работала швеей по десять часов в сутки. Было очень тяжело, но это не оправдывает того, что спустя год после рождения Сары мы начали употреблять алкоголь. Всё началось с бутылки стаута, продолжилось виски и длилось долгих тринадцать лет, в течение которых я потеряла старшую дочь, мужа и себя. Под действием зеленого змия Морис начал изменять мне, я начала изменять Морису, вследствие чего мы регулярно дрались и зачастую от наших потасовок страдали именно дочки. Больше всего от Мориса доставалось Линде, которую он так и не смог признать родной. Девочки росли предоставленные самим себе, и я не заметила, как они стали взрослыми девушками. В семнадцать лет Линда призналась нам, что беременна. К тому времени все наши финансы уходили лишь на коммунальные платежи и дешевую выпивку. Естественно Морис не захотел тратиться на существование бастарда, которого ему собиралась принести падчерица, прожившая всю свою жизнь в его немилости. Он выгнал Линду из дома, едва не ударив её в живот. Я вовремя встала между ними, и все кулаки достались мне. Конечно ему тоже от меня прилетело. Первую неделю после произошедшего я возмущалась его поступком, закатывая крупные скандалы, но вскоре утихла, так как с уходом Линды расходов в нашей семье и вправду стало меньше, отчего теперь можно было позволить себе купить пару дополнительных банок пива. Мы неплохо скрывали от внешнего мира полную картину состояния нашей семьи, чтобы иметь возможность получать пособие на детей. Так, из месяца в месяц, условия жизни наших девочек социальные работники отмечали как «приемлемые» или «терпимые». А потом я узнала о том, что Линда погибла в автокатастрофе. Полжизни я прожила в алкогольном затмении, не видя ничего и никого, и, в итоге, смогла очнуться лишь от невыносимой боли. Тогда мне безумно хотелось напиться до смерти, но у меня еще оставались шестнадцатилетняя Натали и двенадцатилетняя Сарра. Когда я в очередной раз отказалась пить с Морисом за упокой души Линды, он набросился на меня с кулаками. Так я попала в больницу с тремя сломанными ребрами и многочисленными ушибами по всему телу. В больнице я познакомилась с Даной — социальной работницей, которая и помогла мне разобраться со своей жизнью. Я не стала заявлять на Мориса в полицию, так как мне было его искренне жаль. Долгие месяцы после развода я пыталась уговорить бывшего мужа завязать с зеленым змием, но его полностью устраивала его нынешняя жизнь. Еще за неделю до развода, Дана выбила для меня и моих дочек небольшую квартиру с двумя спальными комнатами, расположенную на окраине соседнего города. Сразу после больницы я переехала в нее, забрав с собой девочек. Впервые у каждой из нас появилась отдельная комната. Да, квартира была в ужасно-разбитом состоянии, но уже спустя год кропотливой работы она стала выглядеть вполне прилично. Так я начала путь к полному избавлению от алкогольной зависимости и вскоре смогла устроиться швеей на местной фабрике. Однако мне всё еще сильно мешали мои рецидивы, которые раз в квартал регулярно врывались в нашу с девочками жизнь. Спустя два года после развода, Морис умер от алкогольного отравления, а еще через три года я узнала о том, что у Линды остались дети. Оказалось, что мне сообщали о существовании моих внуков одновременно с новостью о гибели Линды, но на тот момент я находилась в сильнейшем алкогольном опьянении, после которого ничего не могла вспомнить. Из-за подобной нелепости я прожила пять лет с полной уверенностью в том, что Линда умерла, не успев родить ребенка, как вдруг узнала о том, что у меня осталось сразу два внука. Только узнав о существовании Дина и Элис, я впервые почти смогла дойти до конца своего излечения от алкозависимости. Передо мной неожиданно появилась самая настоящая цель — подарить внукам то, что я не смогла подарить Линде. Однако у меня на пути возникло серьезное препятствие в лице семьи Дэниела. Я понимала, что несправедливо отбирать у них детей, но они были и моими внуками, а Дерек и Одри Пейдж наотрез отказывались предоставлять мне возможность общаться с двойняшками, считая меня законченной алкоголичкой. Так и не убедив их в том, что я завязала с выпивкой, мне пришлось снова обратиться за помощью к Дане. Она знала, какой сложный путь мне пришлось пройти, чтобы оказаться в паре дюймах от финиша, наверное поэтому она снова мне помогла. Дана нашла для меня отличного адвоката, которого мне оплатил фонд защиты людей, вставших на путь реабилитации, и вскоре я подала в суд иск, с требованием единоличной опеки над детьми моей дочери, могилу которой я посещала каждое воскресение. Линда поддержала бы меня в моей попытке исправиться и изменить свою жизнь в лучшую сторону, как поддержали меня Натали и Сарра. К моменту начала судебного процесса, мои повзрослевшие дочери уже уехали в Норфолк, присматривать за постаревшей свекровью, которая к концу своей жизни, лишь после смерти Мориса, признала свою ошибку в том, что не помогла нам стать счастливыми. Её мог осудить кто угодно, но не я — несущая крест горестных ошибок собственных решений. Спустя месяц после того, как мы со свекровью помирились, она переписала на Натали и Сару две свои квартиры в Грейт-Ярмут, оставленные ей покойным мужем, и дочки уехали устраивать свою жизнь далеко отсюда. Конечно, семьи старшего и младшего братьев Мориса были недовольны тем, что престарелая женщина переписала основную часть своей недвижимости на моих дочерей, с которыми до сих пор они не имели чести быть знакомыми, но вскоре все утихли, так как старушка в завещании всё-таки оставила свой огромный особняк, в котором на тот момент проживала, двум своим сыновьям. Когда дочки узнали, что у них есть племянники и что я собираюсь вырастить собственных внуков самостоятельно, они приехали ко мне, чтобы поддержать моё решение, и я узнала, что двадцатидвухлетняя Натали, полгода назад вышедшая замуж за выходца из Турции, находится на третьем месяце беременности. Кажется, я весь вечер плакала от счастья. Прежде одинокая, я вдруг обнаружила, что обладаю большой семьей: Танриверди и Натали, с еще неродившимся внуком или внучкой, Сарра, поступившая в Норвичский университетский колледж искусств, и две половинки моей Линды, с точными копиями её носика. Когда после изматывающего долгого судебного процесса я всё-таки смогла победить, мне вдруг показалось, что теперь я смогу всё исправить. Уже через месяц я смогу стать абсолютно чистой и мои глаза больше не будут останавливаться на бутылке эля, ведь две частички меня будут называть меня бабушкой. Линда словно смотрела на меня сверху и улыбалась… Я понимала ненависть Глории Пейдж, которая передала мне моих внуков. Она меня презирала, как презирала себя я, последние пятнадцать лет своей жизни. Но я больше не хотела быть пьянчужкой, которая закончит свою жизнь в алкогольном угаре. Я хотела быть любимой бабушкой двух замечательных малышей, с носиками моей дочки. Когда я впервые привела внуков в свою квартиру с заранее приготовленными для них спальнями, я была на седьмом небе от счастья. Казалось, будто я вытянула победный лотерейный билет этой жизни, не смотря на то, что моя надежда на счастье погасла уже почти шесть лет назад, после потери Линды. Однако когда спустя час дети начали плакать и проситься назад к бабушке Одри и тете Сэм, меня сразу же накрыла волна паники. Впоследствии дети отказались спать раздельно, и мне пришлось укладывать их в свою постель, так как их маленькие кроватки не были предназначены на двоих. Всю ночь я провела на разложенном диване, дважды вставая успокаивать плачущую Элис. Уже с утра, когда Дина затошнило после мюслей, из-за чего Элис в очередной раз разревелась, я начала задумываться над тем, правильно ли поступила. Но после обеда дети успокоились, и я начала готовиться к принятию полной опеки над внуками. Документы должны были оказаться у меня на руках уже сегодня вечером. Я как раз искала копию своего паспорта, когда мне позвонила Дана и сказала, что на завтра назначено дополнительное заседание по пересмотру дела. От услышанного у меня засосало под ложечкой в предчувствии беды. Пытаясь отвлечься, я отправилась с двойняшками на прогулку, но мы не смогли уйти далеко из-за того, что Дин погнался за бродячим котом, которых в нашем районе было не меньше полусотни, и упал, расцарапав до крови обе свои коленки. Нам пришлось вернуться домой, после чего, под общий рев двойняшек, я обработала зеленкой кровоточащие царапины Дина. Семейство Пейдж задействовало большие связи, благодаря которым за считанные часы выявились все нарушения с моей стороны, на которые судья во время всей тяжбы закрывала глаза, видя во мне не потерянного человека и искренне пытаясь мне помочь. За свою слепую помощь, по словам Даны, она сильно пострадала. «Дети остаются под опекой семьи Пейдж. Решение обжалованию не подлежит», — таковым было окончательное решение суда. В половину шестого я передала своих внуков судебному приставу, не желая собственноручно отдавать их Одри Пейдж. В этот день я проиграла. Проиграла по всем статьям. Через час, когда Дана оказалась на пороге моего дома, я уже была пьяной в стельку. Кажется, я выпила целый бутыль виски, после чего жгла свои фотографии и страшно ругалась в адрес Даны. Следующую неделю я снова пыталась прийти в себя. Ко мне приехали Танриверди с Натали, живот которой за это время заметно вырос. До рождения ребенка оставалось два месяца, мальчику решено было дать имя Таркан. Муж моей дочки хотел еще минимум троих сыновей, а Натали была не прочь обзавестись большой семьей, поэтому Танриверди продал свою квартиру в Норидже, Натали продала свою квартиру, доставшуюся ей от моей свекрови, и они купили просторный дом в Бродленде, на окраине Торп-Сейнт-Эндрю. Эти двое приехали забрать меня к себе, чтобы я имела возможность воспитывать своего будущего внука. Услышав это, я так сильно расплакалась в голос, что, кажется, стены моей зачуханной квартирки задребезжали. За неделю мы распродали все ненужные вещи и налегке отправились в Бродленд. Я сомневалась в том, что сделала правильно, отказавшись от еженедельных встреч с детьми Линды, обменяв их на постоянную жизнь рядом с другим своим внуком, но я гнала все сомнения прочь. Последующие месяцы мы готовились к прибавлению: обставляли пустующие комнаты недавно купленного дома и покупали приданое для мальчика. Я больше не тянулась к бутылке, но и не чувствовала себя счастливой, из-за разлуки с Дином и Элис. Однако, когда девятого августа на свет появился трехкилограммовый Таркан, моё сломанное сердце вновь забилось в моей истощенной груди, больно ударяясь о дряхлые, потрескавшиеся кости. Моя жизнь продолжалась, не смотря ни на что… Глава 39 Я вспомнила о том, что должна поблагодарить Роланда, лишь по приходу домой и, устыдившись того, что не позвонила ему сразу, недолго раздумывая, набрала номер его телефона, который был выдан мне вместе с копией контракта. — Да, Глория, — раздался знакомый голос, и я поняла, что впервые слышу его сквозь трубку телефона. — Я звоню сказать Вам спасибо за то, что Вы сделали, — улыбнулась я тому, что Олдридж узнал меня лишь по номеру моего телефона — мы ведь прежде еще ни разу не созванивались. — Всегда можете рассчитывать на мою помощь. — Спасибо. Это взаимно. Я помню, что завтра у меня рабочая суббота, так что до завтра? — До завтра, — гулко выдохнув, произнес мой работодатель. * * * В двенадцать минут седьмого вся наша семья вышла на улицу, встречать выскочивших из машины двойняшек. Мама негодовала по поводу того, что когда их у нас забирали — пристав приехал раньше назначенного времени, а когда пришло время возвращать — вернул с опозданием в целых двенадцать минут. Родители были в шоке от зеленых колен Дина. — Эта маразматичка умудрилась покалечить нашего внука всего за пару суток, — возмутился отец. — Какой ужас, — подхватила бабушка, задирая длинные шорты Дина. — Это же нужно, допустить подобное! — Ничего в этом страшного нет, — заметила Сэм. — У меня подобные ссадины в детстве не успевали заживать прежде, чем я наставляла себе новые. Мама, разве ты не помнишь? — умерила пыл бабушки рыжеволосая… Все сели за праздничный стол. В основном содержимое стола состояло из продуктов, которые я притащила с бала, но Эмметта это не устраивало и он всячески напоминал о том, что необходимо достать купленный ИМ торт из холодильника и раскупорить купленные ИМ ПЯТЬ бутылок шампанского, которое, впрочем, было и вправду далеко не дешевым. Жаль, что я не любила шампанское, но для меня нашлось дешевое красное вино, которое мама прятала от зорких глаз деда и отца за кухонным шкафом (по заговорческим улыбкам которых я поняла, что мама только что, из-за меня, раскрыла местонахождение своего тайника, сама даже не догадываясь об этом). Не пила только Тэмми (она давно считалась трезвенницей нашей семьи), поэтому именно она отвела детей наверх, разбирать их чемодан, пока остальные входили в градус. — Как хорошо, дорогая, что ты ограбила Олдриджа на красную икру, — хихикнул отец и тут же серьезным тоном добавил. — А вообще, его стоило бы пригласить к нам в гости, ведь если бы не он, мы бы навсегда потеряли наших крошек. — Умоляю тебя, папа, только не нужно перетаскивать Олдриджа из замка в нашу хоббичью нору, — хихикнула я и сразу поняла, что вина с меня на сегодня достаточно. — Даже представить его здесь не могу. — Он настолько чистоплотный? — спросил подвыпивший Эмметт. — Скорее я не хочу ему показывать нашу берлогу. — Ты права, дочь, — заметил папа, повеселевший от небольшого градуса алкоголя в крови. — Нам пора бы поменять обстановку дома. Долой этот дряхлый мягкий угол и старую кухню! Уже лет десять, как необходимо купить новую мебель и сжечь старую. — Да?! — удивленно подняла брови мама. — И за какие же деньги мы её купим? — Не переживай, дорогая, — самоуверенно начал отец. — Теперь-то, когда двойняшки остались за нами окончательно и бесповоротно, и нам не нужно тратиться на суды, всё будет хорошо. Я с Тэмми найдем работу, а Глория сможет вернуться в университет. Отец говорил так уверенно и заманчиво, что я снова представила себя на пороге родного университета и сразу же утвердительно улыбнулась. Не могла ведь я ставить крест на своей карьере терапевта? Уверена, что Олдридж не обидится, если в скором времени я передам все свои полномочия Доротее, которая будет купаться в деньгах, если только Роланд не захочет нанять кого-то еще на моё место. — И мы будем вам всячески помогать, — заметил Эмметт, слегка глупо улыбнувшись. И тут началась долгая и «очень интересная» речь о том, как идут дела на радио, как Эмметт выпивает три чашки кофе перед утренним эфиром, как его голос узнают на улицах незнакомые ему люди. Подобные рассказы Эмметта в нашей семье могли выдержать только два человека — мама и Эмилия, остальные вскоре начинали зевать и перешептываться между собой на более интересные темы. — Значит, у тебя хорошо идут дела на работе, — наконец оборвал Эмметта папа. — Более чем, — довольно ухмыльнулся парень. — У тебя есть, пусть даже и арендованная, крыша над головой, собственная машина, увлекательная работа и любимая девушка. Ты успешный парень, — заключил отец. — Спасибо, — обрадовался Эмметт. — С тех пор, как я познакомился с Эмилией, я считаю себя не просто успешным, но еще и счастливым. — А как давно вы познакомились? — поинтересовалась бабушка, не отличавшаяся качественной долговременной памятью. — Больше пяти лет назад, — ответила за своего бойфренда Эмилия, пережевывающая кусок бекона. — Вот так фунт! — удивился дедушка. — Я на Пэт женился через полтора года после знакомства. И то потому, что она упиралась целых полгода. — В нашем случае упираюсь не я, — нервно улыбнулась подвыпившая Эмилия. — Дорогая, ты ведь знаешь, что я люблю тебя и давно бы на тебе женился, если бы не отсутствие надежды на детей, — разоткровенничался Эмметт. — Значит, у тебя уже и надежды не осталось? — вдруг изменился голос Эмилии, и я вытянулась в струнку, первее всех заметив бомбу замедленного действия. — Тогда зачем же мы стараемся завести ребенка? У тебя ведь всё равно надежды нет. — Но попытаться всегда можно, — улыбнулся Эмметт, явно подумав о чем-то пошлом. Кажется, нарастающее напряжение уже замечала не я одна, чему свидетельствовали утихающие за столом разговоры на отвлеченные темы. — А смысл? — неожиданно резко посмотрев на своего избранника, заявила Эмилия. — У нас ведь не получится, ведь, по твоим словам, у тебя уже даже надежды не осталось. Выходит, ты уже давно решил, что никогда на мне не женишься, так как у нас никогда не будет детей. Смысл нам тратить время друг на друга? Эмметт застыл с вилкой в руках, округлив подвыпившие глаза. — Эми… — начал было он, но сестра не дала ему и шанса на оправдание, встав со своего места. Инстинктивно подскочила и Сэм с мамой, освобождая проход для расстроенной Эмилии. — Нет, всё верно. Ты хочешь детей, но я не могу родить ребенка. Знаешь что? Я не хочу за тебя замуж! — громко произнесла Эми и, увидев ошарашенное лицо Эмметта, повторила еще громче. — Да, не хочу! Это было бы несправедливо ни по отношению к тебе, ни по отношению ко мне. С сегодняшнего дня ты свободен. Найди себе более плодовитую девушку и нарожай с ней детей. А я найду мужчину, которому будет наплевать на мой дефект, потому что он будет любить меня больше, чем неспособных родиться от меня детей! И, в отличие от тебя, он захочет на мне жениться. Не будем же тратить жизни друг на друга. — Эми, — хотел встать со своего места Эмметт, но сестра вдруг треснула ему пощечину такой силы, что у парня полетели искры из глаз.