Теперь когда ему самому впервые понадобилась помощь, он ни у кого не нашел сочувствия. «Скандинавское копье» сказало нет, хоть речь не шла ни о чем особенном. То же самое касалось Томаса, пасынка Йоргена Кранца, который сначала согласился, но потом все равно не перевел никаких денег. Оставалось выяснить, что его мать думала о подобном поступке сына. Он прокрался через гостиную. Кровь бурлила от адреналина. Большую часть комнаты занимал эксклюзивный диван, прикрывавший почти целиком одну из ее длинных стен, напротив находился огромный телевизионный экран. Он беззвучно двигался по ковру, чувствуя, как злоба все сильнее охватывает его. Они очень долго помыкали им. Не ценили его. Неужели в их понятии он был просто мальчиком на побегушках, которым они могли вертеть как угодно? Унизить, а потом выкинуть? Неужели даже после его акций против АФА и раненого полицейского они так еще и не поняли, каким потенциалом он на самом деле обладает. Неужели до них не дошло, что таким своим поведением они сами заставляли его разговаривать с ними на другом языке. Тем более сейчас, когда у него не осталось времени на раздумья. Как только его сестра оказалась в следственном изоляторе, уже ничего предпринять они не могли. Он взошел на первую ступеньку ведущей на второй этаж лестницы. Она заскрипела под его весом. Он остановился. Стоял неподвижно. Слушал. Сверху не доносилось ни звука. Снаружи он видел, как загорелся свет в спальне. Но сейчас там царила тишина. Он осторожно двинулся вверх. Легко преодолел последние ступеньки. Крепко держал веревку обеими руками. Развел их в стороны и почувствовал, как она натянулась. Остановился снова. Опять прислушался. Теперь уловил тихое журчание воды. Она принимала душ. Он улыбнулся. Томас огляделся. Крошечная каморка с кроватью, стулом и столом. Он пододвинул стол к стене и оставил стул посреди комнаты. Он снял эту квартирку на одну ночь через специальный сайт под чужим именем. Расплатился наличными. Она была не тем местом, где он хотел бы провести больше времени. Но это и не входило в его планы. Именно сейчас ему более ничего и не требовалось. Полупустое помещение и запираемая дверь, чтобы избежать любопытных соседей. Он не перевел ни кроны. Срок прошел. Росомаха сразу же дал знать о себе с помощью эсэмэс. «Где, черт побери, деньги?» Он явно не собирался оставлять его в покое. Но на этот раз Томас приготовился к встрече. Он поскреб ногтями шею. Черно-белая ласточка чесалась всегда, когда он нервничал. Даже если сейчас ничего плохого не могло случиться. Росомаха уже был на пути к нему. Ведь Томас теперь пообещал точно дать ему наличные. Это считалось обычным в их кругах. И не могло вызвать подозрение. Томас сидел посреди комнаты перед дверью и качался на стуле. В руке он держал обрез дробовика. Снятый с предохранителя пистолет лежал рядом с ним на полу. Когда раздастся стук в дверь, он окликнет Росомаху, угостит зарядом дроби и закончит все с помощью ствола. Пустит ему пулю в лоб. И пусть его тело валяется здесь, пока владелец квартиры не заглянет сюда через несколько дней. Послышался шум на лестнице. Кто-то поднимался. Томас крепче сжал приклад. Поднял ружье. Шаги приближались. Он вздрогнул. Чуть не выстрелил. Лежавший на столе мобильник зашевелился. Завибрировал. Характерный сигнал сообщил, что пришло эсэмэс. Его звук эхом отразился от стен. Не опуская обрез и не сводя взгляд с двери, он пошарил за спиной в поисках телефона. Чертово сообщение. Он ничего не понимал. Это была видеоссылка. Шум на лестнице стих. Кто-то прошел выше. Там открылась, а затем закрылась дверь. Он опустил ружье, положил его ствол себе на ногу и кликнул по ссылке. Сначала экран замерцал, потом потемнел. Кто-то пытался сфокусировать камеру, не имея достаточно света для получения четких контуров. Звук на записи однако был хороший. Он услышал стон. Всхлипывание. Как будто скулила избиваемая дворняжка. И оцепенел. Едва слышные слова. Голос не удавалось различить. Но звуки издавала женщина, и ее мучили. На экране показалось что-то, формами напоминавшее тело. Он напряг зрение. Пытался понять, что же это было. Оно выглядело как-то странно. Голова казалась слишком маленькой. У него холодок пробежал по спине. Что-то висело на веревке. Убитое животное или человеческий труп. Камеру настроили, и картинка прояснилась. И Томаса словно обухом ударили по голове. Он увидел свою мать. Она висела голая под потолком собственного подвала, привязанная за ноги. С бордово-красным опухшим лицом. Голос было трудно узнать. Слова «Томас» и «помоги» напоминали шипение. Черный силуэт появился сбоку. Мужчина. Виднелась только его спина. Он притащил что-то и поставил недалеко от висевшего тела. Как позднее оказалось, алюминиевый чан, наполненный водой. Потом он схватился за свисавшую с потолка веревку, отклонился назад и поднял мать еще выше. Одной рукой он обнял ее за талию, чтобы тело не качалось, и ногой толкнул чан вперед. Томас увидел, как страх исказил лицо матери, когда ее голова начала погружаться в него. До этого прятавшийся от камеры мужчина повернулся к ней. Томас узнал глаза. Росомаха. Черные зрачки таращились на него. Камера мобильника продолжала снимать. Росомаха привязал веревку снова и исчез из кадра. Томас уже с трудом заставлял себя наблюдать это страшное зрелище. Телефон обжигал ладонь. На экране тело матери судорожно двигалось, как в агонии. Она пыталась вытащить голову из чана. Вода в нем плескалась. Она вращала шеей, приподнимала голову и хватала воздух ртом. Потом голова падала вниз снова. Она делала выдох в воду. Мышцы шеи напрягались. Но у нее кончались силы. Движения становились слабее. Потом ее тело пропало с экрана, и видео закончилось. Глава 32 Томас тупо таращился перед собой. Мобильник скользил во влажной от пота ладони. Он сидел словно окаменевший. Казалось, силы оставили его. Он недооценил Росомаху. Обрез выпал из его руки, когда он машинально разжал захват. Звук удара металла об пол вывел его из состояния, напоминавшего транс. Мать выглядела ужасно, когда он пришел. Она сидела, рыдая на полу в прихожей. Мокрые волосы свисали на лицо. Он обнял ее дрожащее тело и прижал к себе. Отвел на диван и накрыл одеялом. Она положила голову ему на колени и заснула. Убивать ее Росомаха, конечно, не собирался. Просто хотел сильно напугать. Томас сразу же отправил эсэмэс. Проинформировал датчан. Он не знал, имели ли они какое-то влияние на Росомаху. Пожалуй, никакого совсем, ведь этот психопат, похоже, совсем свихнулся. Мать всхлипывала на коленях, но не просыпалась. Он не мог позволить, чтобы беда случилась с ней, с его единственным родным человеком. А так как Йорген находился в тюрьме, у нее сейчас тоже остался лишь Томас. Их было только двое. Он задумался. Йорген просил связываться с ним только в случае крайней необходимости. Риск был слишком велик. Он находился в особо охраняемом блоке. И пусть даже в Швеции пожизненный приговор не означал, что человек буквально должен просидеть в камере до конца своих дней, любое подозрение, что он не встал на путь исправления, могло серьезно отдалить момент освобождения. Томас взвесил телефон в руке. Посмотрел на опухшее лицо матери. Красные от слез глаза. И принял решение. Он набрал сообщение. Прочитал. Переписал заново. Стер и опять набрал. Человек в Халле, услугами которого пользовался Йорген, имел доступ к тайно пронесенному туда мобильнику. И до сих пор он ни разу не подводил. Йорген обращался к нему, когда еще сам гулял на свободе и у него возникала необходимость связаться с сидевшими за решеткой братьями по националистической борьбе. Томас отправил эсэмэс. Пожалуй, Йорген мог надавить на датчан, чтобы они помогли ему с решением данной проблемы. Насколько он знал, у них имелись необходимые ресурсы. Ведь именно они оплачивали дом его матери через некий фонд. А также ее вдовью пенсию из похоронного фонда, как они называли его, с тех пор как Йоргена приговорили к пожизненному заключению. После этого они не связывались с ними. И знали, что ни он, ни мать не принимали больше участия в борьбе. И все равно он надеялся, что Йорген сможет заставить их не оставаться в стороне. В то же время он жалел, что ему пришлось впутывать отчима. Даже испытывая большое уважение к нему, он знал, насколько плохо тот умел контролировать свои эмоции. Сам не раз испытал это на себе, когда был моложе. Он не представлял, как Йорген отреагирует на содержавшуюся в эсэмэс информацию. И вообще, сможет ли он связаться с кем-то на свободе? Или замкнется от переживаний? Разобьет о стену костяшки пальцев в кровь? Сорвет злобу на каком-нибудь сокамернике или впадет в психоз? Но у Томаса не оставалось выбора. Его прежний коллега Коскинен все еще сидел в тюрьме. Именно он занимался подобным прежде — решением проблем. Планировал акции. Его же самого использовали только на вторых ролях. Он делал то, что ему говорили. Зачастую под влиянием наркотиков. Но это осталось в прошлом. Все изменилось, когда они узнали, что ждут ребенка, и купили новую виллу. Томас перечитал свое сообщение. Может, он зря отправил его? Но к кому, кроме Йоргена, он мог обратиться? Вряд ли в полицию. Тогда отчим, пожалуй, отрекся бы от него и от матери навечно. А Томас не хотел, чтобы для нее все обернулось именно так. Она по-прежнему любила Йоргена. Он нежно погладил ее лоб. — Ладно, но мы просили срочно. Звони, как только закончишь, — сказал Рикард и, с раздражением отключив звонок, повернулся к Эрику, сидевшему за своим письменным столом. — Это с Телиа, — сказал он. — Мобильник Росомахи, на который Клара отправила фотографии из дома Линн, включался. Они успели запеленговать мачту мобильной связи, прежде чем его выключили снова. — И где он? — Здесь. Эрик резко поднялся. — Росомаха сейчас находится в здании полиции? — спросил он. — Вероятно. Среди нескольких сотен человек. Или где-то недалеко. Пеленг покрывает пространство радиусом триста метров. Эрик остановился у двери в коридор. — Ты оставил фотографию Росомахи охране на входе? — спросил он. Рикард покачал головой. — Нет, мы подождем с этим. Если у него есть свои люди в участке, не хотелось бы, чтобы кто-то предупредил его. Мне кажется, у него хватит ума не входить внутрь с включенным телефоном. Даже если он и принадлежит Росомахе. Нам же это неизвестно наверняка. Клара так еще и не рассказала, кому она отправила фотографии. — А что по поводу распечатки от Телиа? — Я не знаю, почему они так затянули с этим. Парень, который звонил, должен был проверить сразу же. А если мобильник включится, попытаться с помощью триангуляции более точно засечь его местоположение. Эрик какое-то время топтался в дверном проеме. Его явно одолевало страстное желание пробежаться по этажам в поисках Росомахи. Росомаха вышел из вагона пригородного поезда на станции Естра и натянул кепку на лоб. Он оставил Катарину Кранц в луже на полу. Опрокинутое ведро с водой лежало рядом. Теперь они знали, что он мог достать их где угодно. Они должны были дать ему денег. А в том, что они у них имелись, он не сомневался, стоило вспомнить хотя бы их дом. И виллу, только на днях приобретенную Томасом. Росомаха не просил слишком много. И все равно Томас попытался его обмануть. Судя по всему, его абсолютно не волновала чужая сестра. Он быстрым шагом направился вниз по Валхаллавенген. Скосился через плечо. Ощущение, что за ним идет охота, не покидало его. Сестру задержали. Клара тоже сидела в камере. Два человека, с кем он контактировал лично. Кольцо начало сжиматься. Он не сомневался в молчании Исабеллы. Но Клара? Знала ли она что-то, способное привести к нему? Вряд ли. И все равно он не был уверен в этом. Он смотрел себе под ноги. Пробормотал извинение, столкнувшись с кем-то, идущим навстречу. Ему не удалось полностью осуществить свой план, даже если АФА попала под огонь прессы и начала медленно разваливаться. По крайней мере, то ее отделение, в которое он метил. Сейчас его прежде всего беспокоило то, что это, похоже, никаким боком не задело Линн. Он надеялся навлечь на нее подозрение. Что она каким-то образом пострадает в результате. Что ее причастность к недавним событиям будет казаться само собой разумеющейся. Однако ничего такого не произошло. А ведь это для самого Росомахи, его шведского работодателя и датчан являлось общей целью, но ее, похоже, так и не удалось достигнуть. Линн стала для них бельмом на глазу с тех пор, как она появилась в полиции где-то год назад. Но он так и не смог добраться до нее. Она продолжала сотрудничать с правоохранителями, словно ничего не случилось. И это ни у кого не вызывало вопросов. Никто не обвинял ее в связях с экстремистами, а ее тетку в должностном преступлении и не требовал, чтобы та ушла в отставку. Тем временем полиция постепенно приближалась к нему и, похоже, к датчанам. Это уже вызывало сомнения, и поэтому он должен был действовать.