* * * 1 – Привет, щеночек, – смеюсь я, заметив, как Морган, пес миссис Ренник, мчится через лужайку и прыгает на мои штаны цвета хаки. – Морган, ко мне, – с досадой кричит миссис Ренник. – Прошу прощения, Лиззи, – говорит она, бросаясь оттаскивать от меня большого черного пса, впрочем, без особого успеха. Она маленькая, а он такой большой, что они почти одного размера. – Не стоит беспокоиться, миссис Эр. Я люблю Моргана. – Я присаживаюсь на корточки и чешу большого пса за ушами. Он радостно тявкает и слюнявит мне щеку. – И теперь меня зовут Бэт, – напоминаю я соседке. – Мне уже семнадцать, и Лиззи – имя, которое я хочу забыть. К сожалению, кажется, никто не утруждается запомнить это. – Точно. Ну, значит, Бэт, не поощряй его, – ругается она, дергая пса за ошейник. Я еще немного чешу его за ушами, прежде чем отпустить. – Твоя мама сильно расстроится, – волнуется миссис Эр. Я опускаю взгляд на свою белую блузку, которая в добавление к уже поставленным на работе пятнам от еды теперь покрыта слоем собачьей шерсти. – Ее все равно нужно было стирать. – И все же скажи маме, что я извиняюсь. – Она оттаскивает Моргана за ошейник. – Обещаю лучше присматривать за ним. – Необязательно, – говорю я. – Мне нравится общаться с Морганом. Это стоит выговора. Кроме того, больше нет причин, по которым мы не могли бы завести домашнее животное. – Я выпячиваю подбородок. Предлог, по которому в нашем доме не было животных, отсутствует уже три года, хотя моим родителям не нравится признавать этот факт. Миссис Эр замолкает на секунду: не могу понять, сдерживает ли она грубые слова по поводу моей черствости или из-за строгости моей мамы. Поэтому не решаюсь продолжать эту тему. – Уверена, у нее есть причины, – наконец отвечает миссис Эр и машет мне на прощание рукой. Она не хочет вмешиваться. Хорошая позиция. Я бы тоже так поступила. Морган и миссис Эр исчезают в своем гараже. Я поворачиваюсь и, прищурившись, смотрю на свой дом, желая оказаться где угодно, только не здесь. Затем проверяю телефон: никаких сообщений от моей лучшей подруги Скарлетт. Утром мы договорились пойти погулять после моей смены в «Магазинчике мороженого». Занятия в школе начинаются с понедельника. Для Скарлетт это означает, что веселое лето закончилось. Для меня – что я на день ближе к истинной свободе. Я кручу головой, пытаясь снять напряжение, которое всегда появляется, когда смотрю на собственный дом. Тяжело выдыхаю и приказываю ногам идти вперед. В прихожую просачивается Bad Blood Тейлор Свифт. Мамин плей-лист навеки остался в 2015-м, с его Сэмом Смитом, Фарреллом и One Direction, когда в их составе еще было пять человек. Я скидываю уродливые черные рабочие туфли и бросаю сумочку на скамейку. – Это ты, Лиззи? Она умрет, назвав меня Бэт?! Хотя бы раз. Я скрежещу зубами. – Да, мама. – Прошу, уберись в своем шкафчике. Там беспорядок. Бросаю взгляд на свою часть шкафа в прихожей. Там не такой уж беспорядок: на крючках висит пара курток, на полке – стопка тех книг Сары Джей Маас, что я перечитываю в восемнадцатый раз, упаковка мятных конфет, дезодорант, который Скарлетт купила мне на последней распродаже в Victoria’s Secret, и несколько случайных школьных принадлежностей. Подавив вздох, складываю все на книги Маас и выхожу в кухню. – Ты убралась там? – спрашивает мама, не утруждаясь поднять взгляд от морковки, которую шинкует. – Да. – Выглядит неаппетитно, но такой вид для меня после работы имеет любая еда. Я наливаю себе стакан воды. – Да, мама, я убралась. Видимо, мои слова звучат неубедительно, потому что она откладывает нож и идет в прихожую. Через две секунды я слышу: – Лиззи, я думала, ты сказала, что убралась тут. Р-р-р. Я со стуком ставлю стакан и иду к ней. – Убралась! – восклицаю я, указывая на аккуратно расставленные на книгах вещи. – А как насчет этого? Я слежу за ее пальцем, указывающим на сумку-почтальон, висящую на крючке в соседней секции. – Что не так? – Твоя сумка – в секции Рейчел, – отвечает она. – Ты знаешь, ей это не нравилось. – И что? – Что? Сними ее оттуда! – Почему? – Почему? – Ее лицо каменеет, а глаза блестят. – Ты знаешь, почему! Сними ее немедленно! – Я… а знаешь, хорошо. – Я тянусь за сумкой и гневно бросаю ее в свою часть шкафа. – Вот, довольна? Мама поджимает губы. Она сдерживает какой-то язвительный комментарий, но я могу достаточно ясно прочесть в ее глазах злость. – Тебе следовало сперва подумать, – произносит она, прежде чем вернуться на кухню. – И убери эту собачью шерсть. В нашем доме не место животным. Яростный ответ вертится на языке, застревает в горле и заполняет голову. Мне приходится стиснуть зубы так сильно, что сводит челюсти. Если бы я не сделала этого, слова вырвались бы, плохие слова, те, которые выставили бы меня безразличной, эгоистичной и завистливой. Может быть, я такая и есть? Возможно. Но я все еще жива, разве это ничего не значит? Боже, не могу дождаться окончания школы, того дня, когда покину этот дом и когда освобожусь из этой дурацкой, ужасной, гребаной тюрьмы. Слезы капают на блузку. Пуговица отлетает и падает на плитку пола. Я ругаюсь про себя. Мне придется упрашивать маму пришить ее сегодня, потому что у меня есть только одна рабочая блузка. Но к черту все это. Кому какое дело? Кого беспокоит, есть ли у меня чистая блузка? Покупатели в «Магазинчике мороженого» как-нибудь переживут, если несколько шерстинок или пятно шоколадной подливки та-а-ак уж оскорбительны для них. Я сдираю с себя грязную блузку и сую ее в раковину, для комплекта снимаю еще и штаны. Прохожу по кухне в одном белье. Мама издает полный отвращения гортанный звук. Когда я уже собираюсь подняться по лестнице, мой взгляд привлекает пачка белых конвертов. Почерк кажется знакомым. – Что это? – с тревогой спрашиваю я. – Твои заявления в колледж, – отвечает она безразличным тоном. Ужас пронизывает меня, когда я смотрю на конверты, на почерк и адрес отправителя. Что они делают тут? Я мчусь к ним и начинаю перебирать. Университет Южной Калифорнии, Университет Майами, Университет Сан-Диего, Университет Бетун-Кукман. Плотину, сдерживавшую мои эмоции до этой минуты, прорывает. Хлопая ладонью по стопке конвертов, я требовательно спрашиваю: – Почему они тут? Я кинула их в почтовый ящик. – А я вытащила, – отвечает мама, все еще сосредоточенно глядя на морковь перед собой. – Почему ты это сделала? – Я чувствую, что готова разрыдаться. Так случается всякий раз, когда я зла или расстроена. – А зачем ты подаешь их? Ты туда не поступишь. – Она тянется за луком. Я кладу руку ей на запястье. – Что ты хочешь сказать своим «ты туда не поступишь»? Она вырывает руку и бросает на меня надменный, холодный взгляд. – Мы платим за твою учебу в школе. Это значит, что ты поступишь туда, куда мы скажем: в колледж Дарлинга. И тебе не надо рассылать заявки. Мы уже заполнили заявление от твоего имени. Тебя примут в октябре или около того. Колледж Дарлинга – один из интернет-колледжей, где платят за степень. Это не настоящий колледж. Никто не принимает его диплом всерьез. Когда летом они сказали, что хотят, чтобы я училась там, я подумала: это шутка. Я чуть не открыла рот от удивления. – Дарлинг? Это даже не настоящий колледж. Это…