— И противотанковые! — подхватывает девушка Оля. Кэтрин — вечно она все испортит: — Этого нам только не хватало. Пошли кофе пить. Петя берет с собой куклу-перчатку: еж тоже кофе будет. 32 Говорить не о чем. Петя держит ежа на руке и дергает его головой в разные стороны. Еж «пьет» кофе. К кофе поданы сухари с маком. — Не хочу кофе, — «голосом ежа» говорит Петя. — Хочу пива. Оленька улыбается шутке, Кэтрин сосредоточенно сосет сухарь. — Хочу пива! — капризно кричит еж и дергает лапками. — Угомонись. Оленьке неловко, что на Петю цыкают при посторонних (при ней). Наверно, ему неприятно. — Петя, а что же это у вас еж, получается, алкоголик? Петя трясет головой: — Конечно! Как все ежи. — А-а… — Оленька вежливо улыбается. Типа, смешная шутка. — Не верите? Оленька замирает в улыбке: — Ну как же, верю. — Нет, не верите. Я сейчас вернусь. Еж снят с руки и брошен на кровать у двери. Петя исчезает. — Статью тебе будет читать, — меланхолично заявляет Кэтрин. — Может, не… Петя возвращается, победно помахивая вырезкой из газеты. — Оля! Слушайте внимательно! У Пети почти такие же очищи, что и у Кэтрин. Статью он отставляет на расстоянии вытянутых рук. — «В Великобритании растет число ежей-алкоголиков. Как заявил представитель Британского общества защиты ежей, животные пристрастились к пиву, которое садоводы-любители выставляют в мисках в целях борьбы с прожорливыми улитками-слизнями»… У Пети уже брюшко, да и вообще он упитанный. Щечки. На щечках — щетина. Лоб с залысинами. Дальше — ежик («Кэтрин стрижет покороче, чтобы на дольше хватило»). Застиранная футболка и треники: на одной штанине перетерлась штрипка. Тапки. — «Напившись, ежики теряют способность сворачиваться клубком. Они засыпают где придется, лежа на боку, что превращает их в легкую добычу для птиц»… — Кэ-этрин! — слабый клекот из-за стены. Петя повышает голос: — «В Великобритании, напоминает Dutsche Welle, ежи находятся под защитой. За жестокое обращение с этими животными законом предусмотрено тюремное заключение сроком до шести месяцев или существенный денежный штраф». Кэтрин встает и уходит к папе. — Надо же, — говорит Оленька. — Так-то, а вы не верили! Молчание. — А я сам — еж! Видите, колючий. Петя вытягивает поросший подбородок. — Вам надо в Англию ехать. Вы там будете под защитой. — Да! — Петя оглядывается на дверь. — Я бы от них всех уехал. Возвращается Кэтрин. — Петя, иди теперь к себе. Нам надо поговорить. Петя мнется. Он весь день сидел у себя. — Если тебе скучно, отправляйся работать, а не торчи дома. Оля, он, между прочим, медбрат. А уколы папе делать отказывается. Я сестру из поликлиники вызываю, деньги плачу. — Папу колоть не буду, — бычится Петя. Обиженно поднимается и выходит, не оглянувшись. — Он к папе очень привязан, — Кэтрин достает сигарету, открывает форточку. — А мать толком не помнит. Мамой я ему была. Вот, вырастила на свою голову. Из-за двери — приглушенный голос: — Екатерина Васильевна, прекратите на меня жаловаться. Кэтрин и ухом не ведет. За дверью топчутся, потом все стихает. — Ему четырех не было, когда мама умерла. И наступило у меня «счастливое отрочество». Тебе двенадцать лет, а ты и швец, и жнец, и на дуде игрец. Папа больше не женился, вообще никогда не приводил никого. Это меня травмировало бы. Потому что я тут была хозяйкой. Кэтрин замолчала, затянулась сигаретой. Оленька осторожно начала: — А почему тебя Петя сейчас… — По паспорту я Екатерина. Петя всегда меня по паспорту зовет, когда злится. — Но… Кэтрин сморщила лицо, раздавила сигарету в пепельнице (еж), перебила: — Это все папа. Откуда мне было знать, что у меня в свидетельстве о рождении стоит? Я только и слышала — Кэтрин, Кэтти, Кэт. Маме, кстати, эта игра не нравилась, но потом она сдалась. Для меня Екатерина — пустой звук. — Но ты… ты же сказала, что терпеть свое имя не можешь! Кэтрин поджала губы — было непонятно, хочет ли она продолжать разговор. Оленька подумала, что надо позвонить домой, сказать, чтобы свекровь в «Жлобус» не тащилась. Кэтрин сощурила глаза, и вкупе с поджатыми губами лицо сморщилось в гусиную гузку. — А я назло. — Кому? — Самой себе. Пусть будет хуже. — Кому, тебе? — Да! — гордо заявила Кэтрин. — Все равно моя жизнь кончена. «Началось», — с тоской подумала Оленька. 33 Оленька сама не знала, деликатна она или просто бесхарактерна. К примеру, у мужа была отвратительная манера гладить ее по голове, он просто в раж входил. Но она молчала. Не хотела его огорчать. И еще он называл ее Зайкой. Ей всегда казалось, что животные прозвища в семье — признак вырождения этой самой семьи. Как можно называть мужчину котиком и испытывать к нему нормальное, а не зоофилическое влечение?