— Ну зашел человек в гости. — Ага. В полдвенадцатого ночи. — Он раньше не может. Работа у него. — Не сомневаюсь. Раньше говорили часами, теперь — короткие диалоги, больше похожие на стрельбу из лука: — Ося, почему мобильный отключаешь? — Работы много. … — Когда приедешь? — А надо? Квартира у Иосифа теперь «пустовала», но он к себе не звал. Говорил, что Э.Э. может свалиться в любой момент, не вынеся радостей жизни на исторической родине; дочкам тоже никто не запрещал являться, у них и ключи есть… Отговорки. Работал допоздна — то ли убегал от проблем, забивал голову служебной бытовухой, то ли просто в пустом доме не сиделось. После встречи с Николаем звонить практически перестал — каждый вечер Алена сама набирала его номер. Теперь он мог свободно разговаривать из дома, но будто и не о чем стало. Еще у него появился пунктик: возраст. Внезапно выяснилось, что Алена ему во внучки годится. — Ося, не надо преувеличивать. Задумчивое: — В общем-то, я так всегда к тебе и относился… Как к своему ребенку. Хорош «дедуля». Но самое интересное, что это было правдой. Алена никогда не чувствовала себя ровней с Иосифом, и именно это пленяло. У Иосифа за плечами была целая жизнь, вы знаете, что такое целая жизнь? И не просто, а прожитая сознательно — когда каждое событие кирпичиком укладывается в здание опыта. В этом здании хочется жить. И, более того, не обозлился Ося, не набрался цинизма до кончиков ушей. Носит с собой свой тихий свет. Свет и тепло — что еще нужно в кирпичном домике для счастья? — Я старый и весь изломанный. На черта я тебе сдался? Принесло же Николая именно в тот вечер… 16 В середине октября Иосиф исчез — три дня Алена не могла дозвониться, уже начала психовать: на заводе сказали, что отъехал, когда будет, неизвестно. Володя совершил чудеса находчивости и отыскал телефон Осиного шофера. Шофер мялся — не желал издавать лишних звуков. Он уже один раз издал, заслал Э.Э. в больницу, за что был строго пожурён. Удалось вырвать только часть информации: начальство приказало забрать из аэропорта в среду вечером. В среду же на ночь глядя раздался звонок, Иосиф серым голосом известил о прибытии; извинился: уезжал спешно, не успевал предупредить. Алена по цвету голоса поняла: хотел свредничать, волноваться заставить, но, когда осознал, что переборщил, уже поздно было — Э.Э. под боком. — У меня почему-то не включился роуминг… — Знаю. Звонила… Помолчали. Потом выплеснул — так, что сердце сжалось: — Уеду в Литву зимой. — А завод? — глупо спросила Алена. Ну действительно, не спрашивать же: «А я?» — Все продается и все покупается, Алена. Она потом ревела ночью в подушку. Первый раз он был несправедлив к ней. 17 Потом он как в черную дыру провалился и вынырнул из нее только в конце весны. — Ося! Как так можно! — Ну тебе же деньги на счет приходят… И не дав пискнуть: — Скоро у Юльки день рождения. Приедете? Алена оторопела, а Иосиф затянул старую песню: — Тут воздух волшебный. Для Юльки самое оно… Будто Э.Э. не в счет! — Дом большой… Я купил дом… Жильцов уже пускаем. — Но… — Свинтус здоров? Можешь и его взять. Тут на ферме барышни заждались. — Лучше бы спросил, как твой ребенок… За пять месяцев ни слуху ни духу. — … — Ося? Алло? — Я не мог, — и голос посерел. — Мне тяжело было тебе звонить. Алена молчала. — Но сейчас уже нормально, наверное. Приедешь? — А… — Она на тебя не сердится. Алена хмыкнула, и Иосиф подхватил: — У нас тут целая драма была. Ольга вообразила, что я… ну, что я с твоей бабулей закрутил лихой роман, видишь ли. — С Ниной?! — Ну да, она ж ее в больнице видела. А мы-то думали… — Ося, но как… — Нина к ней, оказывается, на кафедру приходила. — Зачем? И тут Иосиф не выдержал, как пар из-под крышки выпустил, приступами смеха: — Она профессора Кочура… искала… Осипа Эмиль… Эмильевича… Алена фыркнула. — Не смейся над моей бабушкой, Ося.