Глава 21 Вадсомад Старган, паром через Нигад-бех, Марчелика, 9 июля 1936 года М.Х. Вечером ситуация лучше не стала. Люди всё прибывали и прибывали, а пропуска по-прежнему никто не выписывал. И даже солдаты начинали уставать. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но с запада показался новый пароход, который уверенно направился к пристани парома. Спустили сходни, и на камни посыпались свежие солдаты — всё в той же серой форме, с тканевыми нашивками на рукавах и старыми винтовками. Заменив уставших товарищей, которые погрузились на пароход, они решительно принялись отгонять толпу. То ли солдаты не понимали, что многие люди не просто так рвутся на тот берег, а по важным делам или чтобы вернуться домой… То ли вообще позабыли, что находятся в Марчелике, а не на Старом Эдеме… Так или иначе, они были полностью уверены, что приказ удерживать переправу — верный и правильный. А все, кто пытается пробиться к парому — злобные преступники. Впрочем, так бывает… Особенно, когда приказы отдают люди, сидящие в кабинетах с высокими потолками, дорогими обоями и шикарной мебелью, ориентируясь лишь на принесённые секретарями планы местности. Новая армия, что формировалась вокруг Порта Марчелика, к несчастью, не могла похвастать толковыми командирами. Зато располагала большим количеством исполнительных солдат… Вот этих-то солдат и отправили повсюду — светить флаг и крепить власть. Кто-то отправил, кто-то придумал им дело, кто-то дал добро… И вот уже вверх по течению Нигад-бех плывёт первый пароход, набитый солдатами — которых высаживают на каждой переправе для проверки документов. А вскоре следом — вот беда! — отправляется и второй пароход, со свежей сменой. А беда-то в чём? В том, что люди, назначенные выписывать пропуска, едут к переправам не с солдатами на пароходе, а сами по себе, на воллах! И до дальних переправ им добираться не день, не два, а трое-четверо суток. Ведь оба свободных парохода уже зафрахтованы армией, которая пользуется правом приоритетного найма… Увы, накладки случаются даже у опытных бюрократов и армейцев. А если твои бюрократы — бывшие клерки, а солдаты — бывшие городские забулдыги и неустроенная молодёжь, то чего ещё от них ждать? Только ошибок, которые они попытаются исправить другими ошибками — чтобы потом разгребать последствия, совершая новые ошибки. Иначе и быть не может! Рано или поздно наступит момент, когда критическая масса небольших ошибок пробьёт путь на качественно новый уровень. И вот тогда случится одна большая ошибка. Она-то и случилась на переправе… Пароход скрылся из виду, а новые солдаты рьяно грозили штыками напирающей толпе. Первые ряды ещё пытались как-то от штыков отпрянуть… Но толпа уже достигла той физической плотности — и того морального состояния — что как ни пытайся давить, сдвинуть не получится. И если взрослые метены умудрялись избегать болезненных уколов, то вот юная мешо, которую внутренние течения толпы вынесли в первые ряды — этого сделать не смогла… Каким бы исполнительным солдатом ты ни был, но превратить старую винтовку в новую не сможешь. И нашивками тебе заниматься некогда. Зато никто не мешает старательно наточить штык. Именно это и сделал солдат Первой Полукогорты Третьей Когорты Первого Легиона СоЗаМаО, пока плыл на пароходе к месту службы. Молодая мешо и остро наточенный штык солдата… Они соединились в пространстве и времени… Да-да, вот так и произошла та самая, качественно новая ошибка. Причём солдат даже не заметил удара. А мешо, получив в грудь наконечником, который, почти не встречая сопротивления, погрузился в тело на три сантиметра, не сразу поняла, что произошло. Лишь почувствовав странный холод в груди, она опустила взгляд и уставилась на пятно крови, расползающееся по белой рубашке — а потом попыталась закричать… Крик сорвался в кашель, а грудь взорвалась болью, и бедная девушка упала. Конечно же, стоящие рядом метены тут же пришли на помощь прекрасной даме. Один из них склонился над несчастной, упавшей на живот, перевернул её — и уставился на краснеющую от крови рубашку. Как-то болезненно всхлипнув, он растерянно посмотрел на солдат. А те, всё ещё ничего не замечая, продолжали угрожающе тыкать в толпу штыками. В голове метена наконец-то совместились два и два, и он озвучил сделанный вывод. И, к несчастью для солдат, в этих районах Марчелики он звучал для них как смертный приговор: — Они убили мешо!!! И одна большая ошибка потребовала исправления! А исправление ошибок, как мы и предупреждали ранее, частенько производится путём новых ошибок — особенно, если командование неопытное. Именно так и произошло на переправе. Солдат, что остро наточил свой штык на пароходе, не расслышал слова, но сам крик услышал — и наконец-то опустил взгляд. Он увидел отвратительную картину: на земле лежит молодая девушка в окровавленной рубашке, а над ней, как как уродливый альв из подземного мира, склонился злодей, чьи руки по локоть выпачканы в крови!.. Того, что его собственный штык измазан в крови на три сантиметра от острия, солдат в наступающих сумерках не заметил. Зато смело взмахнул винтовкой, целясь в голову неизвестного злодея… Штык блеснул в свете фонарей, горящих на пристани, и первые ряды людей отчётливо увидели кровь на оружии. А мужчина, который пришёл на помощь девушке, в этот момент согнулся и попытался прикрыться руками. — Они убили мешо!!! — взревело сразу несколько мужских голосов. — Помогите!!! Убивают!!! — вторило им несколько женских голосов. А солдат, вместо того, чтобы доделать своё дело и покарать злодея, тем самым скрыв следы преступления, замер… Продолжая демонстрировать всей толпе окровавленный штык. Первые ряды невольно отпрянули, и теперь любой мог увидеть страшную картину: жестокий солдафон с оскаленным лицом замахивается штыком на мужчину, который пытается прикрыть собой окровавленную девушку… Сухо треснул выстрел, и винтовка вылетела из рук солдата, со стуком падая на причал. Конечно же, стрелять должен был благородный седовласый командир, чтобы остановить злодеяния подчинённого… Но командир уже обосрался от ужаса — поэтому стрелял кто-то совсем другой. Впрочем, не так уж много в Марчелике оружия, которое при попадании способно выбить винтовку из двух крепко сжатых молодых рук… Пара ружей, винтовки «томас» моделей 18-го, 21-го и 25-го годов — и револьверы «немезида». И когда к пристани направился чёрный волл, на котором сидел огромный касадор с той самой «немезидой» в руке, а прямо за ним ехали его товарищи, один из которых снял с плеча «томаса» 1921-го года выпуска — им уважительно уступали дорогу… Ведь это они предотвратили страшное преступление. К тому же, касадоров было почти три десятка — хоть среди них и затесалась парочка мешо. А как уже заметили люди, ожидающие парома, «серых» солдат тоже было три десятка. И если толпа метенов, пусть и с оружием, с тремя десятками солдат может и не справиться, то вот толпа метенов, подкреплённая тремя десятками касадоров — способна даже город взять. Только скажите им, что там, в банке, сейф битком набит деньгами — и начнётся штурм!.. Если бы кто-то в этот момент заглянул за фургоны вадсомада, то увидел бы, как несколько женщин с усилием выталкивают наружу малую морскую пушку — на всякий случай. А это, как известно, весомый аргумент в любых спорах между уважаемыми метенами. Сейчас бы седовласому командиру выступить вперёд — и уладить всё, покарав виновных и задобрив возмущённых… Но, конечно же, неопытный тригентан (конечно же, звание было недавно выдуманным, у римлян такого не было), не разобравшись, допустил самую последнюю ошибку… Он увидел вооружённый отряд касадоров и заорал во всё горло. И заорал именно то, чего не стоит орать, если боевые действия ещё не начались: — Огонь! Солдаты вскинули винтовки, но выстрелы прозвучали совсем с другой стороны — из толпы, собравшейся у пристани. Стреляли прямо из седла касадоры… Стреляли уважаемые метены, что не забыли дома оружие… Стреляли даже почтенные эрбе и юные мешо, решив, что хватит с них на сегодня издевательств — а значит, можно перестать быть слабыми и беззащитными. И надо же было такому случиться, что, когда три сотни стволов дали залп, именно обезоруженный солдат и его командир, поднявший над головой положенный по протоколу меч, остались живы… Солдата просто не посчитали опасным, потому что ему нечем было стрелять. А командира решили оставить на сладкое, потому что пока он уберёт меч и возьмётся за винтовку — или, что ещё веселее, кинется с мечом на толпу — все уже успеют перезарядиться. Однако ни солдат, ни его командир не собирались сопротивляться. Уж точно не после того, как двадцать восемь их сослуживцев были мгновенно убиты слаженным залпом… Седовласый командир выпустил меч, зазвеневший по камням, и бухнулся на колени, поднимая руки. А солдат тонко заверещал и бросился к воде, но споткнулся и упал на полпути, продолжая кричать — но не предпринимая больше попыток подняться. Дан слез с волла на землю и подошёл к девушке, с которой всё началось… Рядом с ней по-прежнему стоял на коленях решивший оказать помощь метен. Взгляд у него был пустой и такой глупый, что не надо было быть врачом, чтобы прописать ему пару глотков горлодёра. Дан склонился над девушкой… И в этот момент она, наконец, очнулась, открывая глаза. — Я… — проговорила она, глядя на склонившегося над ней человека. И тут же сорвалась на кашель. — Жива! — оповестил людей Дан, доставая пузырёк с настоем Пыли Эрфы. — Есть лекари? Толпа зашумела, но единственным сносным лекарем, что был поблизости, оказалась тётя Луиза. Она-то и устремилась к раненой с сумкой, набитой медикаментами. А в это время толпа неспешно наступала на командира и солдата, которые испуганно отсчитывали секунды до смерти. Наверное, возмущённые люди всё-таки добили бы выживших, но их остановил внезапный выстрел из револьвера в воздух… — Куда пошли?! — рявкнул Джон Грин, убирая револьвер обратно. — Самосуд хотите?! — Вообще-то да! — ничуть не смутившись, ответил один из мужчин касадору. — А чего тогда револьвер достал, а не верёвку? — удивился старик Джон. — В самом деле, метены! Самосуд надо по правилам проводить! — поддержал чей-то голос. И уже через несколько мгновений вся толпа одобрительно загудела, а револьверы, пистолеты, ружья и прочие опасные игрушки вернулись на свои законные места. Какой-то пожилой метен, желая соблюсти традиции, зычно призвал: — Есть рив поблизости?! — Ближайшие на том берегу! — ответила ему толпа. — А мы не можем переправиться! — довольно ухмыльнулся метен и уставился на стоящего на коленях командира солдат. — Эт-т-то не я придумал! — сразу покаялся тот. — Это нам губернатор приказ отдал! Толпа замолчала, разбираясь, что делать дальше, и переваривая услышанное. И только голос старого фермера из-за спин разорвал тишину, в которой едва слышно вращались шестерёнки коллективного разума: — А у нас всё-таки есть губернатор? Во дела… — Да! Метены, мешо, эрбе! Кто-нибудь видел нашего губернатора?! — крикнул кто-то ещё из толпы, и ему ответил голос пожилой женщины: — Губернатора не видела! Но один разок видела губернаторский дворец! — Вот в нём и живёт губернатор! — радостно подтвердил командир солдат. — Дворец-то я видела! — заметила всё та же эрбе. — А губернатора ни разу не видела. — А если его никто не видел, то чего это он тут раскомандовался?! — возмутилось сразу несколько голосов. Пока шло это, несомненно, архиважное совещание толпы, настраивающей себя на справедливый самосуд, касадоры не теряли времени даром. Они успели перевязать девушку, связать подвывающего выжившего солдата, а мертвецов принялись спешно избавлять от формы. — Эй! А вы чего? — возмутился заметивший это фермер. — Грабите их? — Ты домой хочешь? — мрачно спросил Дан. — Хочу! — ответил фермер, и его голос слился с десятками других голосов на пристани. — Чтобы попасть на ту сторону, — терпеливо, но громко объяснил Дан, — нам нужен паром. Если на пароме увидят, что солдаты убиты, паром не пристанет. Если на пароме увидят, что солдат нет — тоже не пристанут. — Верно-верно! Надо кого-то переодеть в солдат! — согласились самые догадливые метены, временно забыв про самосуд. Вешать преступников-то все привыкли — это дело скучное и обыденное. А вот играть в диверсантов — это значительно веселее! Дан сначала хотел поставить под солдатское ружьё своих касадоров, но куда там!.. Люди принялись сами выбирать добровольцев, и вскоре на пристани стояло три десятка лже-солдат во главе с лже-командиром. Настоящий командир и его последний боец лежали связанные, в одном исподнем, за спинами толпы. А раненую девушку уже отнесли в один из фургонов вадсомада. К счастью, когда всё это случилось, паром как раз ушёл на ту сторону Нигад-бех. А когда его огни показались вдали на водной глади, на причале снова стояли солдаты, которые тыкали в сторону напирающей толпы штыками. Только теперь и солдаты не слишком усердствовали, и толпа не сильно напирала… Большая её часть находилась на телегах, фургонах касадоров и естественных возвышенностях, готовясь к захвату парома. А кровь? Кровь сумели кое-как смыть с камней — лишь бы в темноте нельзя было разглядеть… Тот самый паром через Нигад-бех, Марчелика, 9 июля 1936 года М.Х. Центурион Майк Калверо устал следить за капитаном и рулевым. Он отошёл к обзорным окнам рубки и уставился в сгущающуюся тьму марчельской ночи. Его стремительная карьера от вышибалы в салуне до целого центуриона — чёрт бы побрал этих наместников и губернаторов с их римской манией! — не оставляла ни минутки на то, чтобы прийти в себя и осмыслить произошедшее… Он не успевал опомниться, а события толкали его всё дальше и дальше. Сначала все эти публикации в газетах об ультиматуме Старого Эдема, затем — стремительный рост протестных настроений, затем — выступления губернаторов… И как вишенка на торте — убийство губернатора Порта Марчелика. И, главное, кто оказался убийцей? Наместник и рив округа… И вот уже на улице появились палатки вербовщиков… А он, обычный вышибала, уволенный за то, что невежливо выпроводил из салуна какого-то пьяного метена, подписывает армейский контракт.