Племянник обладал отдаленным сходством с ней. Аллейн вспомнил, что его отец, второй лорд Дорн, быстро развелся с двумя первыми женами и что третью — мать Кеннета, — как выразился Джордж, «изолировали». Не очень-то веселое начало, с сочувствием подумал Аллейн и прикинул: могло бы хоть сколько-то помочь Кеннету Дорну старое средство — «живи на фунт в день и заработай его»? Пока они приближались, Аллейн заметил, что молодой человек смотрел на Мейлера со смесью, кажется, тревоги, хитрости и, возможно, подобострастия. Он был беспокойным, изжелта-бледным, лоб покрыт испариной. Когда Мейлер представил Дорна и тот протянул, здороваясь, руку, ладонь оказалась холодной, влажной и дрожащей. На плече у него, довольно неожиданно, висела фотокамера. Его тетка тоже пожала Аллейну руку. Ее обтянутые замшевыми перчатками пальцы сжались, мгновение оставались в этом положении и медленно разомкнулись. Леди Брейсли пристально посмотрела Аллейну в глаза. Значит, она по-прежнему, ужаснулся он, пытается соблазнять мужчин. — Как весело, не правда ли? — произнесла она. Голос у нее был красивый. Рядом с ней возник Мейлер, ведущий за собой Гранта. — Леди Брейсли, могу я вам представить? Наш почетный гость — мистер Барнаби Грант. Она улыбнулась: — Вам известно, что вы — единственная причина, по которой я попала в эту компанию? Даже с помощью табуна диких лошадей Кеннет не затащил бы меня осматривать достопримечательности в такой отвратительный час. Вы моя «достопримечательность». — Не знаю, что на это и ответить, — быстро произнес Грант. — Разве что, я уверен, церковь Сан-Томмазо в Палларии вознаградит вас гораздо больше. — Мы туда едем? На руины? — осведомилась она, широко распахнув глаза и растягивая слова. — Не могу выразить, как я ненавижу ру-и-ны. Последовала, возможно, секундная пауза, а затем Грант пояснил: — Это не совсем руины. Это… что ж, вы увидите, когда мы туда доберемся. — Они фигурируют в вашей книге? Я прочла вашу книгу — ту, про Саймона, — а это большой комплимент, если бы вы только знали, потому что вы пишете книги совсем не в моем вкусе. Не обижайтесь. Эта мне очень понравилась, хотя я так и не поняла, о чем она. Вы мне объясните. Кеннет пытался, правда, дорогой, но у него получилось еще более запутанно, чем в книге. Мистер Аллейн, идите сюда и скажите мне… вы читали последнюю вещь Барнаби Гранта, и если читали, поняли, о чем она? От необходимости ответить Аллейна спасло вмешательство Себастьяна Мейлера, который с лихорадочным возбуждением попытался пошутить, но его стараний не оценили. Когда он игриво проговорил: «Леди Брейсли, как это нехорошо с вашей стороны. Я совершенно уверен, что от вас не ускользнула последняя деликатная подробность „Саймона в Лации“», она лишь откликнулась: «Что?» — и отошла, прежде чем Мейлер успел ответить ей. К знакомству с бароном и баронессой леди Брейсли отнеслась рассеянно. — Разве не пора ехать? — обратилась она к Аллейну и Гранту. — Вам что, нравится здесь торчать? Какая скука, вы не находите? Кого нет? В ответ на этот холодно заданный вопрос Себастьян Мейлер объяснил, что майор Свит присоединится к ним в базилике, и далее изложил программу на вечер. Они объедут вокруг Колизея и Форума, а затем посетят базилику Сан-Томмазо в Палларии, где, как все они знают, разворачивается действие главной сцены чрезвычайно успешного романа мистера Барнаби Гранта «Саймон в Лации». Он уговорил знаменитого писателя сказать несколько слов о базилике в связи с его книгой, на создание которой эта церковь во многом его вдохновила. Во время этой речи Барнаби Грант, как заметил Аллейн, испытывал самую мучительную неловкость. Он уставился в землю, ссутулился, порывался уйти, но по ему одному известной причине с самым несчастным видом оставался на месте. Мистер Мейлер закончил на том, что, поскольку день восхитительно мягкий, завершат они его чайным пикником на Палатинском холме. Затем гостей развезут по гостиницам, чтобы они отдохнули и переоделись к ужину, и заберут в девять часов. Теперь он распределил гостей по машинам. Он, леди Брейсли, Аллейн и Барнаби Грант поедут в одном автомобиле, Ван дер Вегели, Софи Джейсон и Кеннет Дорн — в другом. Представил водителя второй машины. — Джованни хорошо говорит по-английски, — сообщил мистер Мейлер, — и знаток истории. По дороге он расскажет вам о достопримечательностях. Итак, дамы и господа, — пригласил мистер Мейлер, — пора в дорогу. Pronto![18] II Четыре арки крыльца церкви Сан-Томмазо в Палларии имеют скромные пропорции, их стройные колонны, украшавшие в античные времена какой-нибудь языческий храм, несут на себе следы времени. Завитки, которыми покрыл их ваятель, во многих местах отвалились, но они настолько нежны и изящны, что кажется, будто камень трепещет. В самом затененном уголке крыльца сидела женщина с лотком открыток: надвинутый на лицо черный головной платок, сама одета в черное хлопчатобумажное платье. Она что-то выкрикнула — очень резко, кажется, мистеру Мейлеру. Хотя ее слова походили на брань, Мейлер не обратил на нее никакого внимания. Он собрал свою группу вокруг себя и взглянул на часы. — Майор Свит опаздывает, — сказал он. — Не станем его ждать, но, прежде чем мы войдем внутрь, мне бы хотелось дать вам короткое представление об этом необыкновенном памятнике. В четвертом веке до Рождества Христова… Из темного внутреннего пространства выскочил разъяренный господин. — Самый натуральный, гнусный обман! — кричал он. — Какого черта… — Он резко остановился, увидев группу, и прищурил метавшие молнии глаза, разглядывая собравшихся. У него были жесткие седые усы, и он походил на невероятным образом ожившего воина эдвардианской эпохи[19]. — Вы Мейлер? — гаркнул он. — Свит, — добавил господин в качестве объяснения. — Майор Свит, позвольте мне… — Вы опоздали на сорок три минуты. На сорок три минуты! — К сожалению… — Избавьте меня, — взмолился майор Свит, — от лицемерных оправданий. Непунктуальность ничем не оправдать. — Это целиком моя вина, майор, — вступила в разговор леди Брейсли. — Я заставила всех ждать, и оправданий у меня нет: у меня никогда их нет, и я всегда так поступаю. Осмелюсь сказать, вы назвали бы это «дамской привилегией», не так ли? Или нет? На две или три секунды майор Свит задержал гневный взгляд своих голубых глаз на леди Брейсли. Затем рявкнул: «Как поживаете?» — и, похоже, стал ждать развития событий. Проявляя идеальную учтивость, мистер Мейлер представил собравшихся майору Свиту. Тот слегка поклонился дамам и что-то буркнул мужчинам. — Итак, — сказал мистер Мейлер, — вернемся к нашей теме. Когда мы войдем в базилику, я передам вас нашему выдающемуся почетному гостю. Но прежде, возможно, вам не помешает краткая историческая справка. Софи нехотя признала, что он лаконичен и компетентен. Базилика Сан-Томмазо, рассказывал Мейлер, принадлежит к группе памятников Рима, в которых посетители могут спуститься вниз сквозь века в эпоху митраистского культа. Здесь, на верхнем уровне, где они сейчас стояли, находилась базилика двенадцатого века, построенная на месте раскопанной церкви третьего века. — А под ней — только представьте, — сказал мистер Мейлер, — лежит, спящий более восемнадцати столетий дом эпохи Флавиев[20] — классическая «резиденция джентльмена» с собственным храмом, посвященным богу Митре. Он помолчал, и Софи, хотя она смотрела на него с глубочайшей неприязнью, подумала: «Ему интересно то, о чем он говорит. Он знает свое дело. Он получает от этого удовольствие». Мистер Мейлер продолжал, коротко описав грандиозную работу археологов девятнадцатого века, которые раскопали первую, более раннюю базилику, а затем, глубоко под ней, — языческое домовладение. — С тех времен Рим поднялся примерно на шестьдесят футов, — закончил он. — Вас это не поражает? Меня поражает всякий раз, когда я об этом подумаю. — А меня — нет, — объявил майор Свит. — Меня ничто не поражает. Кроме человеческого легковерия, — мрачно добавил он. — Однако! Мистер Мейлер с беспокойством глянул на него. Софи подавила смешок и поймала взгляд Барнаби Гранта, в котором светилось что-то вроде признательности. Леди Брейсли, не обращая внимания на сказанное, переводила опустошенный взгляд с одного мужского лица на другое. Стоявшие бок о бок Ван дер Вегели внимательно слушали. Кеннет Дорн, заметила Софи, не находил себе места и казался озабоченным. Он переминался с ноги на ногу и вытирал лицо носовым платком. А высокий мужчина, как же его зовут — Аллейн? — с вежливым вниманием слушал, стоя немного в стороне, и, подумалось Софи, ничего не упускал. — Итак, — объявил мистер Мейлер, — начнем наше путешествие в прошлое! Женщина с открытками незаметно встала между группой и входом. Лица, затененного черным платком, она не поднимала. И почти неслышно бормотала: «Cartoline? Открытка для почта?», продвигаясь к Себастьяну Мейлеру. — Внутри есть получше. — громко объявил он группе. — Не обращайте внимания. — И шагнул вперед, минуя женщину. С необыкновенной быстротой она сдвинула платок на затылок и прошептала в самое лицо Мейлеру: «Brutto! Farabutto! Traditore!»[21] — и добавила, кажется, поток ругательств. Глаза ее горели. Губы растянулись в улыбке, а затем сжались. Сейчас она плюнет ему в лицо, в тревоге подумала Софи, и женщина так и сделала, но мистера Мейлера не так-то просто было застать врасплох. Он увернулся, и она плюнула ему вслед и осталась стоять на своем месте с видом мегеры из большой оперы. Она даже издала хриплый жуткий смешок. Мистер Мейлер вошел в базилику. Его смущенное стадо разделилось, обходя продавщицу открыток, и проскользнуло вслед за ним. — Кеннет, дорогой, — пробормотала леди Брейсли. — В самом деле! Это не назовешь веселым маленьким путешествием! Софи оказалась между Барнаби Грантом и Аллейном. — Эту особу привлекли, — поинтересовался Аллейн у Гранта, — для дополнительного колорита? Она постоянно так делает или это эффектная случайность? — Я ничего о ней не знаю, — сказал Грант. — Ненормальная, наверное. Противная старая ведьма, правда? И Софи подумала: «Да, но на вопрос он не ответил». Она обратилась к Аллейну: — Вы полагаете, что весь этот переполох, в переводе на англосаксонский темперамент, означает не больше прохладного взгляда и вздоха сквозь зубы? Грант посмотрел на нее из-за Аллейна и с некоторым пылом произнес: — Пожалуй! Нужно делать скидку на их склонность к драме. — Довольно-таки чрезмерную в данном случае, — холодно отозвалась Софи, мысленно платя резким замечанием за ту отповедь при встрече у Испанской лестницы. Грант передвинулся к ней и поспешно сказал: — Я теперь знаю, кто вы. Только сейчас вспомнил. Мы встречались в «Костер-пресс», не так ли? «Костер-пресс» было названием его лондонского издательства. — Всего на минуту, — ответила Софи и тут же воскликнула: — О, как же здесь красиво! Они стояли в базилике. Ее интерьер ослепительно сиял, словно сам излучал свет. Базилика сверкала красками: «средиземноморский» красный, чистый розовый, голубой и зеленый; мрамор цвета слоновой кости и пунцовый: мерцающая золотая мозаика. И господствующий в этом состязании цветов великолепный ярко-алый — живой фон римских и помпейских фресок. Отделившись от группы, Софи с удовольствием любовалась этим очарованием. Оставленный с Аллейном Грант вдруг подошел к ней. — Мне нужно об этом поговорить, — пробормотал он. — Видит Бог, как мне этого не хочется. Софи коротко глянула на него. — Тогда зачем это делать? — поинтересовалась она.