Внизу было шумно и пахло отвратно – как во всех тавернах. Она не рискнула выйти в зал, полный народу, и скользнула на кухню. Из всех работников Флори знала лишь посудомойку Таю. Та согласилась позвать Деса – и спустя пару минут он появился на кухне: его рубашка куда-то исчезла из-под жилета, который теперь болтался на голых острых плечах. Через склад они выбрались на задворки таверны, где стояла телега со специями, запряженная парой лошадей и охраняемая здоровяком Болом. На телегах в городе передвигались разве что мелкие торговцы, за пределами рыночных площадей превращаясь в невидимок. Это было куда неприметнее, нежели громыхать по ночным дорогам на ржавой колымаге. За день солнце так прогрело воздух, что даже после заката он оставался теплым, как парное молоко. Впереди была долгая беспокойная ночь, поэтому Флори, пользуясь короткой передышкой, задремала, наслаждаясь легким ветром, разбавляющим настойчивый запах пряностей. К Голодному дому они подъехали со стороны пшеничного поля. На улицах, где жили фермеры, никто не обратил внимания на повозку, да и время было позднее – местные уже закрыли ставни и затворили двери, чтобы никакая напасть не помешала им. Телега миновала дом, свернув к дикой поросли. Прежде чем остановиться, Дес хотел проверить, не охраняется ли безлюдь. Убедившись, что следящих здесь нет, он бросил телегу неподалеку, привязав поводья к дереву. Флори похвалила Деса за предусмотрительность и, с трудом переступая затекшими ногами, заковыляла ко входу. Оказавшись перед дверью, они столкнулись с запертыми замками. Ключа у них, конечно же, не было. Они потоптались на месте, Дес подергал ручку в надежде, что безлюдь впустит их, как впускал Дарта, реагируя на одно прикосновение. Очевидно, привилегия распространялась только на лютена, и все же Флори решила попытать удачу. Припав к двери, точно стремясь пройти сквозь нее, она мягко коснулась латунной ручки и прошептала: «Это я». С той стороны донесся глухой звук, служивший ответом. Невозможно было понять его, не зная безлюдского языка. В какой-то момент Флори померещилось, что холодный металл теплеет под ее пальцами. С резким щелчком замки открылись, и Дес присвистнул, будто фокус увидел. Стены дома встретили их тревожным гулом. Неизвестно, что это значило, но вызывало беспокойство и вынуждало торопиться. Они прошмыгнули к лестнице и двинулись на ощупь, не зажигая свет. Пару раз Дес чуть не упал, споткнувшись на ступеньках, а когда Флори шикнула на него, капризно ответил, что дом специально ставит подножки. В коридоре он обогнал ее, чтобы первым войти в библиотеку, как вдруг дверь толкнули с другой стороны. Встречи было не избежать: ни укрытия, ни запасного плана они не предусмотрели. В дверном проеме нарисовался силуэт в дымной завесе и так же нервно дернулся при виде двух теней, застывших перед ним. Флори почуяла знакомый запах сандала. – Рин?! – Ты чего здесь забыл? – задиристо бросил Дес. – А вы? – Даже в шепоте домографа слышалось недовольство. – Я первым спросил, – возразил Дес. Рин цокнул языком. – Пришел, чтобы составить заключение по Голодному дому. Флори улыбнулась: значит, он все-таки принял ее слова и собрался помочь Дарту. Вряд ли кто-то оценил ее одобряющий жест, потому что Дес и Рин уже успели заспорить. – Ты что, не можешь просто так накарябать свои бумажки? – Это подделка документов, – парировал домограф. – Ты только и думаешь, что о своей репутации. – У Флорианы понабрался? Придумал бы что-нибудь новенькое. Она юркнула в библиотеку, а эти двое остались за порогом – и никак не могли замолкнуть. Дес удивлялся, что не видел автомобиля у дома, Рин самодовольно объяснял, что сообразил оставить его у водонапорной башни. Потом последовал вопрос, как он смог открыть дверь, если безлюдь не проявлял благосклонности к нему. Это Флори знала сама: в арсенале домографа были ключи от самых разных замков. Ключники из конторы позаботились о том, чтобы он мог попасть к любому безлюдю, а Рин для острастки распалил сандаловые благовония. Флори взмахнула рукой, разогнав дым, и попыталась проверить ящик в темноте. Рин подоспел как раз вовремя и водрузил на стол керосиновый фонарь, прикрученный на минимум. Он давал совсем немного света, хотя его оказалось достаточно, чтобы перестать чувствовать себя беспомощной. – Ищете Протокол? Вы его пропустили, – небрежно бросил Рин и отвернулся, будто бы хотел притвориться, что это сказал не он. – Так помогите. Мне некогда играть в прятки, – огрызнулась Флори. Рин подцепил двумя пальцами лист пергамента, изящным жестом достал его из вороха бумаг и положил на стол. Пробурчав «спасибо», она пододвинула лампу поближе, начала читать Протокол лютенов, но сосредоточиться ей мешал Рин, стоящий рядом. – Вы, кажется, собирались заняться исследованием дома? – бросила она, намекая, что ему пора идти по своим делам, вместо того чтобы действовать на нервы. Он помедлил с ответом и внезапно склонился к ней так близко, что Флори почувствовала его дыхание на своей шее. – Пряности, – задумчиво прошептал Рин, втянув носом воздух. Она хотела объяснить, что ее одежда пропахла перцем и специями по пути сюда, однако его интересовало совсем другое: – Как вы открыли дверь? – Безлюдь… узнал меня. Ответ его устроил. Не говоря больше ни слова, Рин отстранился, вслед за тем волна жара отхлынула от лица Флори, и она смогла вернуться к изучению Протокола. Вопреки ожиданиям это оказалась обычная бумажка, похожая на инструкцию: сухой язык, пронумерованные пункты и внизу печать, изображающая скрещенные шестеренку и ключ – знак домографа. Помимо того что лютенам запрещалось создавать семьи, вступать в брак и предавать свое одиночество, им также не дозволялось бросать безлюдя более чем на сутки; поручать кому-то ремонт дома, поскольку «безлюдь не терпел рук чужаков, а доверял лишь своему лютену». Было еще множество пунктов, раскрывающих обязанности лютенов, и запретов, которые прилагались к службе. – Зачем столько правил? – спросила Флори. – Это сдерживающий фактор. – Рин пожал плечами. – Лютены должны понимать, что не просто живут в безлюдях, а находятся на службе. – А казните вы их тоже ради служебной дисциплины? – встрял в разговор Дес. – Будь ты лютеном, попал бы на виселицу в первый же день, – отразил Рин, но на справедливый вопрос так и не ответил, чем практически признал абсурдность давних устоев. Подземные ходы упоминались в Протоколе как символ взаимосвязи всех безлюдей и предназначались для лютенов – посторонних туда не пускали. Прочитав об этом, она почувствовала укол вины, потому как нарушала правило дважды. Протокол заканчивался предупреждением, что грубое нарушение правил, изложенных на первой странице, приравнивается к предательству и карается смертью через повешение. Флори передернуло. Дождавшись, когда она дочитает, Рин поделился своими планами: – За ночь я исследую материал и подготовлю заключение к утру. – Материал? – переспросила Флори. Тонкости работы домографа были ей неизвестны даже после штудирования книг. – Соскоб со стен, замеры вибрации, запись сверхвысоких звуковых волн… Все нужно исследовать в лаборатории. Или вам казалось, что домографы – ясновидящие? – Мы уже давно сошлись на том, что я невежда. А вы до сих пор удивляетесь. Рин проигнорировал ее подколку и с прежней серьезностью продолжил: – Я надеюсь дать положительное заключение, а пока нашел документ, который поможет. – Рин протянул ей уже знакомый конверт, где лежал официальный отчет о совете лютенов, проходившем в Голодном доме. – Бумага подписана всеми, кто присутствовал. И здесь ни слова о подозрениях или недоверии к Дарту. Нужно было сразу предоставить его суду, но мне не хватило времени, чтобы взвесить каждое решение. Она приняла конверт и, подхватив фонарь, деловито отправилась проверять библиотечные полки. – Собираетесь выиграть у следящих в жонглировании фактами? – почти с издевкой спросил Рин. – Нет, – бросила она, даже не посмотрев в его сторону, – готовлю запасной план, если ваш снова провалится! Из коридора послышались одобрительные аплодисменты от Десмонда. Больше Рин не предпринимал попыток заговорить с ней. Да и задерживаться здесь не стоило. Флори подхватила с полок пару любопытных экземпляров о судебной практике и поспешила прочь. Едва они покинули дом, дверь захлопнулась и сама закрылась на замки. Убедившись, что все в порядке, трое ночных гостей отправились к своему транспорту. Домографа ждал роскошный автомобиль, а Флори и Дес могли рассчитывать лишь на телегу, груженную специями. На обратном пути Флори поймала себя на том, что нервно кусает губы, рассуждая об одной странной вещи, выпадающей из общей картины, и решила обсудить ее с Десом. Все-таки он был другом Дарта и многое знал о его жизни. Флори забралась на мешки, придвинувшись к Десу поближе. – Слушай, – начала она бойко, – если лютены должны сохранять одиночество, как получилось, что Дарт и Лиза… Дес перебил ее коротким смешком: – Фло, ну ты как маленькая. Можно быть вместе иногда, оставаясь одиночками. Поэтому лютены часто выбирают кого-нибудь из своих. Так в два раза больше мотивации не загреметь на виселицу. – Ужасно, – фыркнула Флори. – Практично, – исправил Дес. Чуть погодя он рассказал о легенде, что подземные тоннели построили именно ради таких встреч, чтобы лютены могли незаметно ускользать друг к другу, а потом возвращаться к своему безлюдю кратчайшим путем. – И зачем я заговорила об этом… – проворчала она. – Да, лучше бы напрямую спросила у Дарта, есть ли у него подружка. – Как раз для этого я и пытаюсь спасти его от виселицы, – едко ответила Флори, чувствуя нервное покалывание в кончиках пальцев. Дес заливисто засмеялся в ответ, убедив ее в том, что сказанное им было просто шуткой. Чем больше Флори размышляла, тем меньше верила его россказням. Нигде такого не упоминалось, а ведь за минувший вечер она прочитала всю доступную информацию о службе лютенов в разных городах. Легенды были мрачными, жестокими и пугающими. Например, в Хафне лютенов превратили в настоящих затворников, запретив им покидать дома, из-за чего многие потеряли рассудок. Отсюда, вероятно, и пошел слух, будто лютены одержимы демонами, а сами безлюди сводят с ума. В некоторых западных городках явление «живых домов» понимали буквально: по местным поверьям, лютенами становились неупокоенные души тех, кого замуровали в стенах. В Марбре лютенов стали клеймить после того, как участились побеги; отпечаток раскаленного ключа на щеке было трудно спрятать, и дезертиры легко попадались. В столице клеймо заменили вживлением ключа под кожу, что укрепило связь лютена с безлюдем. Однако во время реформы жуткое правило упразднили, а всех оключенных избавили от куска металла в груди. Флори вычитала об этом в архивных газетах. В прессе Делмара того реформатора восхваляли как благодетеля и покровителя лютенов, а по версии репортеров из Пьер-э-Металя он был выскочкой, поправшим давние законы ради наживы. Каждый писака рассчитывал угодить местным властям и не скупился на определения, начиная «легендарным» и заканчивая «гнусным». Любую из легенд Флори могла бы принять за правду, в отличие от истории, где тоннели проложили, чтобы организовать досуг лютенов. Автор сей небылицы как-то подозрительно хихикал всю дорогу и умолк лишь тогда, как они въехали в Хмельной квартал. В поздний час здесь стоило вести себя осторожно, не привлекая внимания пьяных и веселящихся компаний. Флори забилась в угол и не высовывалась до тех пор, пока телега не остановилась на задворках. Поднимаясь на чердак, Дес предложил выпить чаю, чтобы согреться после ночной поездки. Флори отказалась; у нее было много дел, а время стремительно утекало. Она вернулась к бесчисленным записям и еще долго колдовала над ними: перечитывала, зачеркивала, исправляла, заучивала наизусть… Уже стало светать, когда Флори прилегла вздремнуть, а проснулась с чугунной головой и дрожью в теле. Дурное предчувствие ныло в груди с самого утра и начало сбываться, едва они прибыли в Судный дом. Рин опаздывал, чего с ним никогда прежде не случалось. Дес нервничал, пару раз отлучался, чтобы проверить главную дорогу, и возвращался без новостей, но с ругательствами. Он уже не верил, что домограф явится, а Флори продолжала надеяться: когда до начала заседания оставалось полчаса… десять минут… и даже когда всех завели в зал. Заняв свое место, она стала перебирать бумаги, сложенные на коленях. Дес крутился рядом, пытаясь разглядеть Рина в толпе, и его суета раздражала не меньше, чем отсутствие главного доказательства защиты. В конце концов Флори поймала Деса за край жилета и поручила достать это треклятое заключение – с домографом или без. Десмонд кивнул и скрылся, оставив ее совершенно одну, от чего наступила такая тревога, что дышать стало трудно. Когда в судебном зале появился Дарт, Флори с облегчением отметила, что в нем не осталось ничего от вчерашнего грубияна, заставившего ее усомниться в своем решении. Однако она все-таки не отступила и теперь ловила его взгляд, брошенный в толпу, кляла охранников, которые грубо толкали к лестнице, и завороженно наблюдала за тем, как ловко он взбирается в подвесную клетку. Даже оковы на запястьях не мешали его легким, отточенным движениям, напоминающим акробатов с их невероятными трюками под куполом цирка. Гул голосов был похож на жужжание пчелиного роя, но грохот дверей прихлопнул этот навязчивый звук. В зале появилась вся судебная процессия во главе с рассудителем. Дождавшись, пока все рассядутся и затихнут, он открыл книгу, чтобы зачитать заунывную речь. После заговорил следящий: в его жестах и голосе было столько напора и мощи, что каждый аргумент звучал ударом молота, и Флори постепенно теряла воинственный настрой, все крепче сжимая бумаги. – Обвиняемый вступил в открытый конфликт с Аро. Его видели по пути к Паучьему дому, а в самом безлюде нашли пуговицу от его костюма, от которого он, очевидно, избавился… Из всех присутствующих только Флори знала, кто на самом деле сделал это. Как бы она ни злилась на Рина, он приложил немало усилий, чтобы помочь Дарту: предупредил об угрозе, увез их, назначил ее переписчицей и даже уничтожил важную улику. Где же он пропадал сейчас? Следящий продолжал вколачивать слова, как гвозди. – Накануне своей смерти Сильван повздорил с обвиняемым. Трактирщик подтвердил побои, а случайный прохожий видел, что за жертвой следили, и также опознал Даэртона. И пусть госпожа Гордер свидетельствовала, что подсудимый никуда не отлучался в ночь убийств, мы должны опираться на факты. – Следящий воздел указательный палец вверх. – Здесь я напомню о первой жертве – Мео из Дома-на-Ветру. Его труп обнаружил именно Даэртон. Во всех трех случаях он оказывался рядом и был как-то связан с жертвами. Флори вспомнила вечер, когда Дарт обнаружил тайный ход в подвале их дома, а несколько часов спустя там убийца и настиг бедного Мео. Еще тогда она бы поверила во все обвинения, но теперь многое изменилось. Возможно, их объединило приключение в Паучьем доме или признание Дарта о сущности его странной, неуправляемой силы. Возможно, Флори чувствовала вину перед ним: из-за нее Дарт оказался в Паучьем доме, из-за них с Офелией нашел в подвале убитого лютена; и по ее глупости ему теперь грозила виселица.