– Мои доводы подкрепляет и тот факт, – говорил следящий, – что характеристика обвиняемого в корне негативная. Неоднократно его задерживали за хулиганство, а другие лютены описывали его как вспыльчивого, неуравновешенного человека с мутным прошлым. Особого внимания заслуживает один странный инцидент: после ссоры с ним его обидчик бесследно исчез. Чего еще не хватает в этом списке? Нарушения главного правила Протокола. И его подтвердила сама госпожа Гордер, назвавшись невестой Даэртона. Очевидно, этот секрет он и пытался скрыть, убивая тех, кто мог его изобличить. Что же мы имеем в итоге? Должностное преступление, помноженное на три-четыре жестоких убийства. Кто-нибудь верит в такие совпадения? Следящий сделал многозначительную паузу, оглядев зал, точно пытался убедить каждого. Когда его взгляд добрался до Флорианы, она решительно поднялась со скамьи. – Господин рассудитель, разрешите? – Человек в красном встрепенулся, не ожидая, что кто-то к нему обратится. – Я бы хотела донести до суда несколько важных фактов. Он скептически покосился на кипу бумаг в ее руках, но позволил пройти к трибуне. – Я здесь не ради подсудимого, а ради безлюдей, – начала Флори дрожащим голосом и замолчала, чтобы унять волнение. Пауза получилась почти театральной. – Нам важно найти преступника, потому что у нас есть подозрения, что на безлюдей охотятся. Флори покосилась на лютенов и отметила, как они встревожились, услышав истинную причину преступлений, о которой все предпочитали молчать. – Что за странные доводы, госпожа Гордер? – вмешался следящий. – Вы не горъюст, а простой свидетель. – Я работник домографной конторы и имею полное право говорить о безлюдях, – отчеканила она и взглянула на рассудителя, чтобы получить от него одобрение. Когда он кивнул, Флори продолжила: – В последнее время вокруг безлюдей наблюдается подозрительная активность. Мы полагаем, что именно дома являются целью, а убитые лютены – средством для захвата подземных тоннелей. – Это пустые домыслы, – прошипел следящий. – Попробуете их оспорить? – Флори с вызовом взглянула на него. Обвинитель стушевался от неожиданной напористости, и она использовала момент, чтобы перехватить инициативу: – Для начала будьте любезны объяснить логику убийцы, коим вы считаете Даэртона. Например, зачем ему шпионить за Сильваном, если он и без того знал, где живет лютен, и имел доступ к тоннелям? По лицу следящего заходили желваки. Каменная уверенность дала трещину. – В Паучьем доме найдена пуговица. И лютина из Дома циркача подтвердила, чья это одежда. – Никто не отрицает, что Даэртон был там. Он мог просто обронить ее, когда приходил со мной. На вашей форме тоже не хватает одной пуговицы, но это не делает из вас убийцу, не так ли? Следящий спохватился и опустил глаза, чтобы проверить, все ли пуговицы на месте. Его камзол был безукоризненно аккуратен, но этой уловкой Флори надеялась отвлечь внимание. – Обвинения в убийстве Мео также выглядят необоснованными, – начала она, но следящий уже отлип от своей дражайшей формы и снова ринулся в бой. – Свидетели утверждают, что Мео был правой рукой домографа. А лютина из Дома циркача заявила, что обвиняемый стремился занять его место, очевидно надеясь на поблажки в правилах Протокола. – Тогда почему эта лютина еще жива? Раз она знала секрет Даэртона, почему он не убил ее первой? Лиза со скамьи громко ахнула, и ее точеное личико исказилось испуганной гримасой. Порция страха была слишком легкой платой за предательство Дарта. – Возможно, потому что и не было никакого секрета? – подсказала Флори. – Вы же сами назвались его невестой! – Я рассказала правду, даже осознавая, чем это может обернуться. Лучше честно признаться в нарушении устаревших правил, чем поставить на себе клеймо убийцы! – Вы хотите оспорить Протокол? – с прищуром спросил следящий. – Я пытаюсь донести, что правила в нем устарели. Мы не можем защищать права безлюдей, ущемляя права лютенов. – Это демагогия. – Это называется справедливостью, если вы не знаете, – ответила Флориана и сама удивилась, как жестко прозвучал ее голос. – Мы заключаем лютенов в четырех стенах, обрекаем их на одиночество, – и зовем это службой. Мы связываем их правилами и грозим казнью, чтобы они были послушными зверьками в клетках, хотя Протокол не имеет никакой силы. Те, кто зовется в нем собратьями, на поверку оказываются кучкой озлобленных людей, готовых загрызть своего. Изящным жестом картежника-шулера она достала из кипы бумаг несколько скрепленных листов. – Вот отчет о совете лютенов. Он состоялся несколько дней назад в Голодном доме. Присутствовали все. Взгляните, господин рассудитель. – Флори передала документ через помощника и вернулась за трибуну. – В суде лютены утверждали, что опасались Даэртона и подозревали его. Тем не менее это не помешало им прийти в Голодный дом. Никто из них не обратился к домографу с подозрениями – ни до, ни после совета. А при обсуждении трагедии ни один лютен не обвинил самого Даэртона в убийстве. Тучный Франко поднялся со скамьи, явно желая возразить, но прежде, чем он успел издать хотя бы звук, Флори твердо заявила: – Отчет заверен подписью каждого лютена, поэтому бесполезно оспаривать его содержимое. Вы все, – она обвела взглядом кучку растерянных лютенов и лютин, – уже подтвердили, что согласны с написанным. Внезапно Франко издал судорожный вздох, схватился за горло и грузно опрокинулся назад. Толпа позади него расступилась, и он рухнул на пол, проломив собой скамью. В зале поднялась суматоха и взволнованный шум, не стихавший, пока охранники не унесли лютена прочь. Был это настоящий приступ или Франко притворялся, чтобы помешать ей, – Флори не знала, зато видела, как зол следящий и обескуражены лютены. Многие из них, лишившись мест, сгрудились у стены, перешептываясь и хмуро переглядываясь. Рассудителю пришлось долго успокаивать зал, чтобы Флори смогла продолжить. – Пять лет назад в Делмаре началась реформа. Местный делец создал ферму безлюдей и первым доказал, что безлюди – не монстры, чьи пасти жаждут жертв, а особая организация жизни, способная принести блага. В тот же год правила Протокола упразднили, а лютены получили свободу. Теперь они – не рабы, а помощники, им дозволено заводить семьи и жить за пределами безлюдей. Вот где кроется истина. Этот суд – о ценности безлюдей, на которых сейчас охотятся в Пьер-э-Метале, и о лютенах, чья преданность службе не измеряется степенью их одиночества. – Госпожа Гордер, – выплюнул обвинитель, всем своим видом выказывая пренебрежение к ней, – мне понятны ваши стремления и озабоченность вопросом семьи. Это ваш профиль, не так ли? У Флори задрожали колени, горечь подступила к горлу, мешая вымолвить хотя бы слово. С самого начала следящий знал, кто она, и сейчас, чувствуя превосходство над ней, с циничной усмешкой спросил: – За что вас арестовали полгода назад? Она не успела ничего ответить, поскольку ее перебил крик. – Эй, кто-нибудь, помогите! – жалобно завопили откуда-то сверху. Все обратили взгляд к клетке, где Дарт размахивал руками. Металлические браслеты по-прежнему сковывали его запястья, но хвосты разомкнутой цепи свободно болтались на них. – Мне дали какие-то неправильные кандалы. Можно заменить? Иначе я протестую. Охранники засуетились, а публика разразилась смехом, приняв происходящее за часть представления. На дальних рядах люди вскочили с мест, чтобы не пропустить яркое зрелище, и в этой неразберихе никто не заметил, как в зале появился Рин. – Вы подготовили заключение? – выпалил рассудитель, едва не выпрыгнув из своего красного плаща, чем снова привлек внимание зрителей. Смешки тут же стихли. – Безусловно. Как вы и требовали. Рин лично передал ему документы с почтительным кивком и встал за трибуну, потеснив ошарашенную и все еще напуганную Флори. Когда на лице рассудителя появилось заметное облегчение, она поняла, что ей позволили выступать по одной причине: суд ждал заключения от домографа и просто тянул время. Вся ее речь была для суда пустой пробкой, чтобы заткнуть брешь. – Позвольте пояснить, – учтиво обратился Рин и, получив одобрение рассудителя, продолжил: – Поскольку безлюди остро чувствуют одиночество человека, они помогают определить исполнение Протокола. Лютен может соврать, утаить факты, но не обмануть чутье безлюдя. Это позволяет принимать показания безлюдей за непреложную истину. Согласно заключению о состоянии Голодного дома, безлюдь подтверждает одиночество своего лютена. – Откуда же взялась невеста?! – отчаянно вскричал следящий, всплеснув руками. Флори тут же нашлась что ответить: – Видимо, я заблуждалась. Даэртон мне ничего не обещал, а я выдала желаемое за действительное. Это так наивно, простите. Вдогонку она скорчила гримасу девушки, разочаровавшейся в собственных ожиданиях. По залу прокатились издевательские смешки. Рин тут же пресек излишнюю вольность зрителей: – Меня задержал звонок от службы Опаленных. Они сообщили о поджоге Ползущего дома. Толпа зашумела, и голоса быстро разнесли новость: на безлюдя напали. «Охотник вернулся», – шептались вокруг. Мысль, посеянная в их головах речью Флорианы, уже проросла новым страхом. Кто-то из лютенов в панике бросился к дверям, однако охранники не позволили никому покинуть зал до объявления приговора. Рассудитель спешно удалился со всей свитой, куда попал и домограф. Прежде чем уйти из-за трибуны, Флори бросила мимолетный взгляд на Дарта и от неожиданности вздрогнула. Он смотрел прямо на нее. Лицо его выражало смесь из самых разных эмоций: от радости до смятения. Ей хотелось ответить улыбкой, поблагодарив за разыгранный спектакль, но она сдержалась и поспешила на место. Все то время, пока рассудитель раздумывал над решением, Флори пыталась совладать с тревогой. Наконец в зал вернулась вся процессия. Среди них по-прежнему находился Рин – по его лицу невозможно было предугадать вердикт, и следящий, чье бледное синегубое лицо красноречиво говорило об исходе. Рассудитель откашлялся и начал читать с листа: – Опираясь на заключение домографа и все озвученные факты, в том числе то обстоятельство, что сегодня нападение на безлюдя повторилось без участия обвиняемого, я выношу оправдательное решение. Опустите клетку, сбросьте оковы. Дыхание у Флори перехватило, и она едва не заплакала от радости, наблюдая, как скрипучий ржавый механизм ворочает цепи, опуская клетку. Очевидно, устройство использовали редко, поскольку мало кто уходил отсюда невиновным, но сегодня Дарту удалось это. Им удалось. С объятиями к нему бросилась Бильяна – единственная не предавшая его лютина. Другие лютены не знали, как вести себя после того, что наговорили в суде, и поспешили скрыться. Флори поступила так же: растворилась в толпе и ускользнула из зала. Любопытные и осуждающие взоры едва не прожгли ее платье. Для присутствующих Дарт больше не был преступником, а вот она так и осталась легкомысленной девицей, связавшейся с лютеном. Оказавшись на улице, Флори отделилась от людского потока и юркнула в арку, ведущую к руинам разрушенного здания. Вряд ли кто-то додумался бы свернуть с основной дороги и пойти этим путем. В задумчивости она крутила металлическую пуговицу на лифе, медленно шагая вдоль каменной стены. Кладка еще сохранилась и кое-где поросла мхом. Рассматривая руины, Флори услышала за спиной шаги. Неизвестно, как Дарт нашел ее; возможно, все это время следовал за ней или случайно заметил. – Не успел поймать тебя в зале, – с виноватой улыбкой сказал он. – В твоих интересах держаться от меня подальше. Так что в таверну лучше вернуться по отдельности, – спешно проговорила Флори и собралась уйти, но Дарт остановил ее вопросом: – Ты и вправду так считаешь? Что лютены – это послушные зверьки в клетках. В его голосе слышалась обида. Значит, Дарт пошел за ней, чтобы защитить свое ущемленное самолюбие? На миг Флори пожалела, что помогла ему; нужно было оставить его за решеткой, чтобы у Дарта не было сомнений: именно таким его и представляют. Диковинным зверьком. Газетчики потешались над ним, горожане считали суд лютенов развлекательным зрелищем, а охрана охотно держала его в клетке. Разве этого недостаточно, чтобы понять, каково положение лютенов в обществе? Пока она, ошеломленная вопросом, стояла перед ним, Дарт оказался совсем близко, преградив дорогу. Ему был нужен ответ, и он получил, что хотел. – Да, я так считаю. – И все равно хочешь стать домографом, который держит ключи от наших клеток? – Я хочу стать домографом, который откроет эти клетки, – тихо сказала Флори. Лицо Дарта изменилось: разбитая губа дрогнула, нахмуренные брови причудливо изогнулись. – Твоя речь в суде была прекрасна. – Как и твой фокус с оковами. – Зачем было так рисковать? Следящий чуть тебя не поймал. Флори пожала плечами как можно небрежнее, словно пережитое было для нее пустяком: – Ты столько раз помогал нам, что я не могла оставить тебя в беде. Извини, что вначале получилось наоборот. – Но ты пошла до конца. Почему? Его настойчивость начинала раздражать. Флори попыталась обойти Дарта, однако тот уперся рукой в стену, преградив путь к отступлению. Она воинственно отмахнулась от него кипой бумаг, а он и глазом не моргнул.