– Значит, ты признаешь, что мы сблизились? Насколько? Сколько сантиметров осталось между нами? – Болван. – Не обижайся ты, ну! Просто не вижу здесь трагедии. История эта давняя, драмы столько не живут. – Пытаешься заговорить меня? – Раскусила. – Он цокнул языком и сдался: – Рассказывать особо нечего. Вот, смотри. Одним ловким движением он стянул с левой руки платок и показал запястье: на красной коже, стянутой шрамом от ожога, отчетливо выделялись грубые белые рубцы. – Доской придавило, – сказал Дес. – На лесопилке такие случаи не редкость. Отец постоянно таскал меня за собой, так что мне выпадало немало шансов попасть в передрягу. Когда обрабатывали доски для дамбы, я захотел посмотреть, как их опускают в смолу. Полез я туда, а одна возьми и сорвись, прямо на запястье. Горячая смола, знаешь ли, сомнительное удовольствие… Отец оплатил лучших врачевателей, чтобы спасти руки, которые нужно протягивать партнерам и использовать для подписания договоров. Да-да, он так и сказал. – Дес нервно хохотнул. – Короче, я испортил себе карьеру еще в детстве. Такие дела. Флори была так поражена, что не смогла и слова вымолвить, только надсадно вздохнула. – Мы так много говорим обо мне, словно сегодня день моего рождения… или похорон. – Какой же ты болван. – Она покачала головой. – Начинаешь повторяться. – Рыбья башка. – Так-то лучше. Он подмигнул ей, высунув язык, и захохотал так заразительно, что Флори не смогла сохранить серьезное лицо. Если бы смехом можно было залатать душевные раны, Дес вылечил бы их все. Глава 17 Кукольный дом Появление Флори в «Паршивой овце» напомнило падение звезды: она предстала перед ними в золотом сиянии, и все замолчали, уставились на нее завороженно, словно собирались загадать желание. В небольшой комнатке, обитой темным бархатом, стало совсем тесно. Офелия бросилась обнимать сестру и едва не столкнулась с Дартом, который явно намеревался сделать то же самое. А тут еще подоспел Коул со стаканами на подносе и застопорился в дверях, боясь лезть в толкучку. – Посторони-и-и-ись! – заорал Десмонд. Все послушно расселись по местам, чтобы Коул смог подать стаканы и наполнить их виноградным соком из графина. Он зря старался, потому что никому не было дела до напитка. Несмотря на улыбку, Флори выглядела уставшей. Бессонная ночь нарисовала синие круги под глазами, и даже ее лицо, обычно румяное и свежее, будто чайная роза, приобрело серый, как листья крестовника, оттенок. Она казалась такой хрупкой и беззащитной, что Офелия не выпускала ее из крепких объятий, пока Дарт рассказывал о Ползущем доме. Слушая это не в первый раз, она не переставала поражаться безрассудству Дарта, затеявшего потасовку; смелости Флори и Бильяны, спасших пленников; и острому чутью Деса, который решил не отсиживаться без дела. Когда лютены поняли, что подстрекатель Франко попался на нарушении Протокола, они разбежались по безлюдям как тараканы. Дарт хотел поговорить с Прилсом, поэтому пришлось волочиться к нему домой. Экономка Прилсов приняла его за попрошайку (после драки вид у него был соответствующий) и пригрозила вызвать следящих. Для острастки даже обмолвилась, что сегодня они увезли отсюда хитроумную воровку. Вскоре стало ясно, что она говорила о Флори. Вызволить ее из тюрьмы могли большие деньги или убедительные аргументы, произнесенные какой-нибудь влиятельной персоной вроде господина Гленна. Потом настал черед Флори представить свою версию событий. На словах о заключении в камере сестра напряглась. Она боялась следящих после того случая с подлогом бумаг и, даже рассказывая о спасении, выглядела встревоженной. – Я до сих пор не понимаю, – продолжала Флори, – почему Прилс соврал следящим и не сказал про похищение. – Вот подлец, – сквозь зубы процедил Дарт. – Ты сегодня невероятно мягок, – пробормотал Дес. Видимо, у него на языке крутились слова похлеще. Торнхайер Прилс принадлежал к тем дельцам, что не думают о репутации, когда на кону большие деньги. Пожар, ставший причиной трагедии, был не единственным грязным пятном в его карьере. Махинации с бумагами, захват земель, запугивание конкурентов и подкупы привели к тому, что Прилс стал крупнейшим, а вместе с тем самым влиятельным игроком на строительном рынке. Вряд ли он стал бы лишний раз обращаться к следящим, а разобраться с обидчиками мог и без них. Лютены дерзнули засунуть руку в пасть зверя, не представляя, насколько он опасен. Дарт считал, что Рин должен вмешаться и предложить Прилсу решить все мирно. Возможно, удастся откупиться землями – ресурсом, который строитель оценит выше всего прочего. Лютены пытались поймать одного врага, а нажили себе нового. Нужно постараться, чтобы так влипнуть. Десмонд сгоряча выругался, за что получил замечание и был вынужден впредь подбирать выражения. Из его пламенной речи Офелия поняла, что голова у лютенов с пивной котел, а мозгов ни капли. Комната для важных гостей таверны превратилась в сцену с единственным актером. Он правдоподобно отыгрывал гнев, удивление, замешательство и сарказм, лишь бы разогнать мрачное настроение присутствующих. Выступление Деса прервалось, когда дверь распахнулась и на пороге возник Рин. Выглядел он странно: с его серого костюма ручьями стекала вода, а в мокрых волосах торчали мелкие ромашки. Офелия сразу поняла, что случилось, но Дес, конечно, не упустил возможности поиздеваться. – Ты купался в чае или тонул в детской ванночке? – спросил он и закатился от смеха, схватившись за живот. Рин был мрачнее тучи и даже чем-то на нее походил: кожа имела болезненно-серый оттенок, глаза метали молнии, а стекающие струи воды грозились затопить комнату. – Рин! – воскликнула Флори. – Рады тебя видеть! – Особенно таким, – подтвердил Дес из-за стола, едва сумев втиснуть слова между истерическими смешками. – И я рад вернуться. Хотя не рассчитывал появиться в подобном виде. – Он бросил свой портфель в кресло, снял пиджак, который впору было выжимать, и пробормотал: – Ненавижу эту традицию. Водный день Ярмарки по праву считался самым веселым и непредсказуемым праздником на неделе. Ты мог идти по улице – и внезапно получить освежающий душ от местных жителей. В обычный день такое назвали бы настоящим хулиганством, а сегодня подобную проделку считали чем-то вроде гадания. В воду добавляли множество ингредиентов, символизирующих разные пожелания: например, вода с цедрой апельсина желала здоровья, а теплая вода с мятой отгоняла злых духов и беды. Рину досталась ромашка. В здешних краях она росла вдоль дорог, считалась «цветком путешественников» и сулила дальнюю дорогу. – Зато тебе выпадет шанс уехать от этой традиции, – подбодрил приятеля Дарт. Его личность художника, в которой он застрял второй день подряд, была обходительна и миролюбива. А вот личность Деса во все времена оставалась язвительной и смешливой. Тем не менее он проникся проблемой и даже предложил сменную одежду. Лицо Рина перекосило, но не в его ситуации было отказываться. Дес и Рин ушли наверх шерстить гардероб, а Офелия, уловив взгляды Дарта и смущение Флори, поняла, что ей бы тоже не мешало куда-нибудь отлучиться. Она быстро нашла предлог и сбежала, чтобы проведать Таю и остальных. Еще задолго до появления на кухне Офелия услышала громогласный голос Лу. Судя по обрывкам фраз, она ругала бестолкового разнорабочего. Проведя в качестве помощницы пару дней, Офелия успела уяснить, что для главной по кухне любая работа, выполненная не ею самой, признавалась либо тунеядством, либо разгильдяйством. Появлению Офелии обрадовались все, даже грозная Лу. Сола бросилась с объятиями и уже в последний момент вспомнила, что перепачкалась, разделывая карпа. Кухня провоняла сырой рыбой, и Офелия быстро сбежала оттуда. На лестнице она неожиданно столкнулась с Дартом. Он даже не извинился и помчался вниз. Стоило оставить их на десять минут – и уже успело что-то произойти. – Что тут у вас стряслось? – спросила Офелия, когда вернулась. Обитая бархатом комнатка напоминала сундук изнутри, а одиноко сидящая Флори – золотое сокровище в нем. Сестра не ответила, а лишь отмахнулась. Почему-то старшие считали, что их молчание может удовлетворить любопытство младших. Однако Офелия и без объяснений понимала: между Дартом и Флори что-то произошло. Она прикусила губу и обеспокоенно сказала: – Если это из-за меня, то… – Ты здесь ни при чем, – оборвала Флори. Вздохнула жалостливо-печально, а потом добавила: – Он лютен. Есть Протокол, суд и его клятва на службе. Я не хочу, чтобы он рисковал жизнью. Флори отвернулась и шумно вздохнула, будто пыталась побороть подступившие слезы. Тем печальнее звучали ее слова о Дарте. Погрустить вдоволь сестры не успели, потому что вернулись Дес и Рин, одетый в странный наряд, похожий на халат. – Больше ничего не налезло. – Дес развел руками. Телосложением он напоминал подростка немногим старше самой Офелии, а рядом с широкоплечим, статным домографом и вовсе казался худым, как щепка. Удивительно, что в гардеробе Деса вообще нашлась одежда по размеру. Рин явно чувствовал себя неуютно в таком виде, однако старался сохранить серьезное лицо. – Выглядишь так, будто сбежал из лечебницы, – ляпнул Дес, и Флори, как главный миротворец в их компании, тут же попыталась исправить ситуацию: – Как твое здоровье, Рин? Говорят, ты провел в лечебнице пару дней. Он нахмурился, явно не желая обсуждать это, но все-таки рассказал, что произошло. Узнав, что в Паучьем доме обнаружили труп, Рин незамедлительно вернулся к работе. Пришлось переполошить следящих и заявиться с патрулем в Паучий дом. Осмотр продлился до утра, а затем еще несколько часов следящие пытались вызволить тело из стены. Безлюдь не хотел отдавать добычу и противился, пока не вмешался домограф. После Рин связался с главой Общины, чтобы сообщить о судьбе пропавшего мальчика, но вместо ожидаемых обвинений получил молчание. Это не было похоже на человека, который прежде не упускал ни единой возможности выступить против безлюдей и окрестить их главным злом. Сейчас его бездействие наталкивало на мысль, что глава не хотел предавать дело огласке. Рин признал, что ошибался, не допуская Дарта к осмотру безлюдей. Не будь он таким упрямцем и приверженцем Протоколов, расследование могло бы продвигаться намного быстрее. Из уст Рина монолог о вреде правильности звучал более чем странно, а еще страннее Офелии казалось то, что Флори согласно кивала и ни разу не возразила. Наконец-таки эти зануды начали понимать, как устроен мир. Рассуждения Рина могли затянуться, если бы Десмонд, уставший слушать его, не напомнил о себе многозначительным покашливанием. Он протянул руку, будто просил подаяние, и сказал: – Ты собирался дать нам ключ от Дома-на-ветру. Рин нахмурился и тем не менее полез в портфель за пеналом, где хранил все ключи. Никаких ярлыков и опознавательных знаков на них не было, но домограф справился без подсказок. Он вытащил длинный ключ с витиеватым узором на основании и передал его с нескрываемым недовольством. Перед уходом Дес напомнил, что костюм сушится на кухне. – А если одежда провоняет дымом? – проворчал Рин. – Потерпишь. Мы же как-то терпим твое общество, – с серьезной миной заявил Дес и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью. Без него в комнате стало тихо и как-то уныло. Рин снова уткнулся в портфель, пытаясь что-то отыскать и попутно объясняя: – У меня есть несколько сведений о вашем доме. Сестры молча наблюдали, как Рин возится с бумагами, раскладывая их на столе. Он делал это невыносимо медленно и скрупулезно, как будто нарочно тянул время. Наконец он сказал: – Наутро после праздничного ужина я, как и обещал, отправился изучать ваш дом. Первое, что я обнаружил, – отсутствие лютена. Вы его спугнули, и он больше там не появился. Впрочем, важно другое. – Он заглянул в какую-то бумагу, нахмурился и продолжил: – Я обнаружил особые свойства у безлюдя, потому и попал в лечебницу. – Тут он повернулся к Офелии и спросил: – Можешь подробно рассказать о ночи, когда на дом напали? Просьба показалась странной, и сестры растерянно переглянулись. С той поры произошло множество других событий, что притупило остроту воспоминаний. Однако Офелия попыталась выудить из памяти как можно больше деталей. Рин слушал внимательно, не перебивая и делая в бумагах какие-то пометки. Когда она закончила, он задал пару уточняющих вопросов: – Значит, буфет упал сам? И в нем ничего не разбилось? Офелия точно помнила, как деревянная махина, заполненная посудой, рухнула на грабителя. Ее даже сдвинуть с места удавалось с трудом, не то что случайно опрокинуть. – Я точно видела, как буфет упал, и слышала звон разбитой посуды. Не знаю, почему все осталось целым. Именно из-за этой детали Флори вначале не поверила ей. Они так и не смогли объяснить странное явление, а потом и вовсе забыли о нем. Рин довольно кивнул, словно убедился в своей правоте, и продолжил: – А теперь вынужден вернуться к событиям более давним. Для полноты картины мне необходима информация, поскольку в официальных документах я нашел нестыковки и… – Спрашивайте, Рин! – Флори не выдержала его пустого многословия. Он кивнул и выпалил: – Как погибли ваши родители?