– А ты спокойно будешь ждать его решения? – язвительно уточнила девушка. – Сколько? Год? Два? Пять лет? – Столько, сколько нужно. – А если не дождешься? – Регин, я просто буду жить. – Угу, и плыть по течению как унылая… – она кашлянула. – А что еще остается? Я не питаю особых иллюзий насчет себя. Таких, как я, называют разведенками с прицепом. Не всякий мужчина возьмет на себя ответственность воспитывать чужого ребенка. Тем более, когда вокруг полно юных и молодых, не обремененных детьми. – Да, жестко ты о себе. – Говорю, как есть. – И что теперь? – развела подруга руками. – Ставить на себе крест? – Нет, конечно. Просто жить. Просто жить… Это оказалось совсем непросто, когда сердце рвалось туда, где было хорошо и тепло, где не было одиночества, а были любимые глаза и самая лучшая на свете улыбка. Проходили дни, недели… Иногда хотелось наплевать на все и поехать к нему, во всем признаться. Но потом, выбегая в коридор и срывая с крючка верхнюю одежду, она спрашивала себя: «Зачем?» И вешала вещи обратно. Ее словно кто-то испытывал на прочность, вбивал в голову мысль: раз он разводится, значит, уже можно на что-то рассчитывать, как-то действовать. Но она пересиливала себя. Захочет – объявится сам. А ей нечего за ним бегать. Дочка часто подходила к ней с вопросом: – Мама, почему ты грустишь? – Устала на работе, – стандартно отвечала она. Ксюша и не подозревала, насколько тяжело будет выгнать Егора из головы. На какой-то период он даже стал для нее другом-призраком, с которым она иногда разговаривала, придя с работы. С которым изредка чаевничала на кухне и представляла, будто он-настоящий ее обнимает. Порою казалось, что она чувствует тепло его пальцев на своем плече, но это было ложное ощущение, потому что Егор Удальцов, возможно, обнимал в тот момент какую-то другую женщину, а о ней даже не вспоминал. И душила ревность. Необузданная, дикая ревность при мысли о том, что на месте другой не она. Что его поцелуи достаются чужой женщине, жене или нет, все равно, – они достаются не ей. Одолевала злость на то, что его встретила. Чтобы как-то выбраться из трясины тоски, Ксюша начала бегать. Надевала кроссовки, вставляла наушники – и вперед, в любую погоду. Или шла в лес, подальше от людей и кричала, плакала, обнимала деревья. Становилось легче. Месяца через три, наконец-то, отпустило. К тому же в этот период у нее появилась одна серьезная проблема: бывший муж с чемоданами у двери. Глава 17 В этот же период Егор пытался разрулить свою ситуацию как можно быстрее и безболезненней. Получалось с переменным успехом. Иногда выныривал из болота, состоящего из боли, привязанности, злобы, и тогда казалось – ну вот, отпустило. Поднимал голову, мир начинал играть яркими красками. А через некоторое время опять погружался обратно. Снова мысленно вел с бывшей беседы, где обличал ее, хотя и понимал, что это бестолковое занятие. То она вызывала отвращение, то в памяти всплывали воспоминания. И так по кругу. Он стал часто задаваться вопросом: а любил ли он ее вообще? Ну да, в самом начале залип на нее, красивую и опытную. А дальше? Как так получилось, что женился на ней? Она пригласила его пожить у себя, клянясь, что между ними ничего не будет, а деньги он потом отдаст, когда заработает. Деваться было некуда: мать умерла, но сначала переписала квартиру на своего собутыльника. Переехал. Днем учился, ночью работал. Сначала Клавдия и вправду никак себя не проявляла. Только слушала, делая заинтересованное лицо, и проявляла заботу: то вещи постирает, то еду приготовит. Потом стала его встречать «особенно», убеждая, что таким образом помогает ему расслабиться. Но ей, конечно же, ничего от него не нужно. Как он мог подумать? Потом у нее как бы случайно распахивался халат, случайно падали ложки, отчего она бесстыдно наклонялась прямо перед ним, зная, что одета в короткое. А дальше пошла тяжелая артиллерия: позвала его в ванную, под предлогом «потереть спинку», не чужие же, чего, мол, стесняться. Стала целовать… Так все и закрутилось. Тьфу блин. Еще и на эмоциональные якоря подсадила. То отдавала, то подкладывала всякие памятные мелочи, связанные с положительными эмоциями. Чтобы, глядя на них, думал о ней. Зачем-то использовала эти якоря и сейчас. Несколько раз, приезжая за вещами, она будто нарочно появлялась именно тогда, когда он был дома. И начинала: – Ой, а помнишь, как мы промокли тогда под дождем и забежали в то кафе? Как раз эта музыка играла… А помнишь, как у меня на пляже ветром унесло эту шляпку и ты потом ее искал? Вот даже фото осталось… Эмоциональная раскачка шла полным ходом. Только зачем? Чего она добивалась? Ведь была уже с другим. Наверное, хотела держать его как запасной аэродром. Егор еле сдерживался, чтобы не выгнать ее взашей из своей квартиры, только сжимал кулаки. Все ради сына. Сейчас главное дождаться развода и чтобы она не передумала насчет Кирюхи. Ради того, чтобы сын остался с ним, он пройдет через все. Выстоит, как тогда, когда попал в детдом. Будет биться за сына и за себя до последнего. Кирюха не лишится отца. Никогда. Даже если придется строить из себя «аленя». Ибо это настоящая война. И проиграть он не может. Клавдия не торопилась исчезать из его жизни полностью. Перебравшись к любовнику, она продолжала захаживать к Егору, при этом уносила в основном только что-то незначительное, чтобы в следующий раз снова прийти под предлогом «забрать свои вещи», которые продолжали пылиться на полках. В итоге санчас получался какой-то кривой, а ведь он подразумевает избавление от эмоциональной зависимости от конкретного человека, от того образа жизни, к которому с ней привык. Она же не позволяла этого сделать. Хотела держать Егора на коротком поводке, чтобы в случае чего было, к кому вернуться. Она ясно дала это понять, когда однажды заявилась без предупреждения прямо в квартиру. В тот день, возвращаясь с работы вместе с сыном, он застал Клавдию стоящей посреди коридора. Нарядная, накрашенная, она встретила их, широко улыбаясь. Егор, конечно, растерялся. И мгновенно пожалел, что не сменил замки. – Что нужно? – неприветливо спросил. – Хотела тебя увидеть, Кирюшу. Соскучилась. – Увидела? Свободна. Стараясь сохранять хладнокровие, он помог сыну раздеться. Мальчик встал, как вкопанный, и молча посмотрел на маму. – Как ты, мой милый? – наклонилась она к нему и потрепала по щеке. – Холосо! – честно ответил он со всей своей детской непосредственностью и побежал в комнату играть с новой машинкой. У Клавдии перекосило лицо. Стараясь не смотреть на нее, Егор снял пиджак и повернул в ванную, чтобы вымыть руки. Она последовала за ним, явно нервничая, хотя и старалась придать своему виду небрежности. Но ее выдавали жесты: то она свитер одернет, то сережку затеребит, то локон на палец накрутит. Вытерев руки полотенцем, Егор расстегнул рубашку, сунул ее в барабан стиралки. Успел заметить оценивающий взгляд бывшей, скользнувший по мускулам. За это время привел себя в форму, постригся, сменил гардероб. А должен был, наверное, выть от боли и обрывать ее телефон. Не дождется. Прищурился, скрестив руки на груди. Клавдия снова улыбнулась – на этот раз улыбка получилась напряженной, неестественной. – Послушай, мне так жаль, что так все получилось. Пойми, я желаю тебе добра… – Поэтому ты сейчас соберешь все свои вещи и уйдешь. Правильно понимаю? – Неправильно. Странно, что за эти дни я от тебя не услышала ни одного слова о том, как я тебе нужна, что ты не хочешь меня отпускать. Как так, все мужики борются и возвращают жен, борются за семью. По нескольку раз возвращаются, уходят, приходят, а тебе как будто все равно на меня. Она замолчала, видимо, ожидая, что он начнет возражать. Но Егор никак не отреагировал, лишь подтверждая ее мысль: ему абсолютно ровно на нее. Она – предательница. Враг. Пустое место. И если бы ни Кирюха… Егор скрутил полотенце в узел и бросил в ванную. – Злишься, – она подошла, вытянула руку, видимо, собираясь взъерошить ему волосы, как делала это прежде, когда он сердился, но Егор перехватил ее ладонь. – Тебе пора. Спокойно вышел из ванной и направился в детскую комнату, хотя самого опять качнуло дико. Хоть бы вот этой наигранной улыбки не показывала, строит из себя всю такую положительную, а на самом деле обычная шлюпка. Когда хлопнула дверь, облегченно выдохнул. Наконец-то срулила. А вещи опять не забрала, чтобы не вздумал о ней, такой красивой, забывать. Глупый, дешевый прием, который не сработает. – Да никакой это не камбек, просто попытка прогиба, – со знанием дела сказал Серега, когда вечером Егор набрал его. – Прощупывала почву. Как самочувствие? – Не ахти, но держусь. – Держись. Через эмоциональные прогибы бабы подпитываются энергией, а мужчина в них ее теряет. Потому что эмоции – это их поле. А наше поле – поступки. Обрывай уже с ней общение, занимайся собой. Нет больше никаких вас. Есть ты и сын. А она пусть идет к своей счастливой жизни с Олежеком. – Ты прав, камрад. Сгоняю-ка я с Кирюхой в санаторий недельки на две. Давно отпуск не брал. Так и сделал. Исчез без предупреждения, но на всякий случай оставил дома сестру, чтобы она предупредила Клавдию, если вдруг той вздумается опять приехать за вещами. Теперь она была забита в контактах как «ббж» – будущая бывшая жена – сразу кинул ее номер в чс, и вышел из всех соцсетей. Отдохнул, понемногу успокоился, ушел с головой в дела. Сильные эмоции стали постепенно остывать. Остались лишь сожаления, которые относились к значимым событиям пройденной жизни. И злость из-за потерянных лет. Но и эта волна быстро схлынула. Накануне судебного заседания он уже чувствовал душевный подъем, а когда брак наконец-то расторгли, выдохнул, будто сбросил с плеч чугунную гирю. Свобода! Буквально на следующий день Егор врезал новые замки и очистил квартиру от всего ненужного. И когда бывшая заявилась вновь, то наткнулась на кучу уже собранных сумок и его ехидную ухмылку. – Что это? – удивленно спросила она. – Твои вещи. Удачи. Избавившись от всего лишнего, Егор затеял в квартире перестановку, а то она стала напоминать не уютное гнездо, а музей уничтоженной семейной жизни. Переставил мебель. Кровать развернул поперек, снял все картины, повесил фотографии матери, сына. Теперь, заходя в ванную, Егор расплывался в довольной улыбке. Нет этих повсеместных масок, бальзамов, кремов. В шкафу перфекционизм. Больше никто не парит мозг. Нет надменного выражения лица, упреков, нет пустых, ничего не выражающих глаз. Нет непостиранных вещей и неприготовленной еды. В свободной жизни очень много преимуществ. Так может, и не стоит опять лезть в это болото? Им с Кирюхой и вдвоем хорошо. А женщины сейчас вызывали у Егора лишь глухую злость. Каждая из них казалась источником проблем, предательства и боли. На серьезные отношения стоял какой-то психологический барьер. Наверное, он просто боялся повторения негативного сценария. Но надеялся, что со временем это чувство пройдет. Глава 18 Однажды вечером, вернувшись с работы и забрав дочь из сада, Ксюша застала Игоря на лестничной клетке. Выглядел он неважно: красные глаза, неестественная бледность, неопрятная одежда. И, самое неприятное, от него шел сильный запах алкоголя. – Привет, – встрепенулся он, когда они вышли из кабины лифта. – Папа?! – удивленно воскликнула Аленка и замерла. Игорь поднялся со ступенек и помахал ей рукой. – Что случилось? – ошарашенно спросила Ксюша, сжимая в ладони связку ключей. Открывать дверь сейчас или лучше немного подождать? Вдруг начнет напрашиваться зайти?