– А тех, внизу, как убили? – спросил Валин, ткнув пальцем через плечо. – Так же, – ответила Анник. – Многие кости истлели, но все равно видно, как это было. Быстро и умело – ни разу не попали по руке или ноге и дважды не били. Каждый удар смертелен. Кто бы это ни был, они хорошо знали свое дело. Она поднялась на ноги и пожала плечами, словно больше и говорить было не о чем. А вот Тристе застыла в нескольких шагах от нее, приоткрыв рот и уставившись неподвижным взглядом. С тех пор как прочла надпись над дверью, девушка не сказала ни слова: то ли ушла в свои мысли, то ли слишком вымоталась. Она молча поднималась вслед за другими по лестнице, молча шла по длинному коридору, но слова Анник ее словно разбудили. – Хорошо? – надтреснутым голосом повторила она. – Хорошо? Что здесь хорошего? Она беспомощно обвела руками маленькие черепа, зияющий дверной проем, сквозь который они вошли. – Кто убивает детей? – Те, кто привык аккуратно доводить дело до конца, – заметила Пирр. Убийца прислонялась к оконной раме, скрестив руки на груди и лениво притопывая ногой, словно ждала, пока все наболтаются. – До конца? – ахнула Тристе. – Тут, в приюте, перебили спящих детей, а вы говорите «хорошо», говорите «аккуратно»… Снайперша пропустила ее вспышку мимо ушей, а Валин тронул ее за плечо. – Анник просто оценила качество работы, – пояснил он. – Она не имела в виду, что это доброе дело. – Ах качество работы! – Тристе словно выплюнула эти слова и отшатнулась от Валина. Она дрожала, тонкие пальцы сжимались и разжимались. – Тут детей убивали, а у вас «качество работы»! – Такая у нас служба, – произнес Валин; голос звучал ровно, но что-то дикое и неудержимое сквозило в его словах, какая-то сурово обузданная жестокость. – Иначе нам не выжить. – Но мы бы могли спеть им отходную, – предложила Пирр; лицо ее не дрогнуло, но в глазах светилась насмешка. – Хочешь, споем отходную, Тристе? Или давайте все обнимемся и поплачем. Тристе встретила взгляд женщины и, к удивлению Кадена, выдержала его. – Вы отвратительны, – наконец сказала она, обводя взглядом Анник, Валина, весь отряд. – Присягнувшие Черепу, кеттрал, эдолийцы – вы все отвратительны. Все убийцы. – Не всем же быть шлюхами, – огрызнулась Гвенна, отрываясь от работы с зарядами. Большой зал с отверстыми окнами и открытой небу крышей показался вдруг слишком тесным – так метались по нему гневные голоса и разгорающийся пожар слепых эмоций. Каден пытался наблюдать со стороны, не давая себе погрязнуть в происходящем. Как живут эти люди? Как они разговаривают? Как умудряются что-то разглядеть в этих бурных течениях? Тристе открыла рот, но не издала ни звука. Секунда молчания, и она, оттолкнув Анник, выбежала в коридор, по которому они пришли. – Осторожней на лестнице! – бодро выкрикнула ей вслед Пирр. * * * Тристе вернулась раньше, чем ожидал Каден: глаза сухие, одна рука жмется к животу, другая – держит меч. С детства, проведенного во дворце, Кадену помнились внушительные клинки: украшенные драгоценными камнями церемониальные, широкие длинные мечи эдолийской гвардии, практичные сабли дворцовой стражи, – но таких он не видел. Металл ясно блестел и казался не сталью, а ломтиком зимнего неба, перекованным в идеальный плавный изгиб и отполированным до тихого сияния. Этот меч был… правильным. – Что… – Валин запнулся, повернувшись от темноты за окном на шорох попавшего ей под ногу камешка. – Это еще что такое? – Шаэль сладчайший, Вал, – подал голос вернувшийся после осмотра этажа Лейт. – Я думал, хороший командир крыла узнает меч с первого взгляда. Валин не ответил пилоту. – Где ты это нашла? – спросил он, шагнув навстречу Тристе. Та неопределенно махнула рукой в сторону коридора: – В одной из комнат. Он был засыпан мусором, но я заметила блик. С виду он не древний. Это из ваших? Валин угрюмо покачал головой. – Значит, не нас одних занесло в эту задницу мира, – заметил Лейт. Пилот шутил, но Каден заметил, как тот сторонится открытой двери, как стреляет глазами по темным углам. Выставив руку, Валин отодвинул брата подальше от меча, словно оружие могло ударить и убить само по себе. – Анник, обратно к окну, – велел он. – Гвенна и Талал, когда здесь закончим, повторно прочешите этаж. – Его только что прочесали, – заметила подрывница. – Еще раз, – сказал Валин. – Обращайте внимание на все странное и необъяснимое. – А на затаившихся по углам врагов? – поинтересовался Лейт. Валин снова промолчал. Все это было для Кадена пустым звуком, и он стал снова рассматривать меч. – А такие клинки вам знакомы? – спросил он. Форма лезвия могла говорить о его происхождении, но он плохо разбирался в оружии и не взялся бы о нем судить. – Я видел похожие, – насупившись, ответил Валин. – Манджари иногда используют клинки с односторонней заточкой. – Этот не манджарский, – возразила Пирр. Она не двинулась с места, но больше не язвила. – Может, откуда-то с Менкидока? – предположил Талал. – О том континенте нам практически ничего не известно. – Мы в Костистых горах, – напомнил Валин. – Менкидок тысячами миль южнее. – Антера ближе, – заметил Каден. – В Антере предпочитают широкие клинки, – мотнул головой Валин. – И еще почему-то палицы. – Он не антеранский. Но на этот раз говорила не Пирр. Обернувшись, Каден увидел перед кента Тана – тень в широком балахоне на фоне более глубокой тени и мерцающий в правой руке накцаль. Могучий монах двигался бесшумно, так что никто не услышал его возвращения. Он шагнул вперед: – Клинок кшештримский. Комнату наполнила холодная, напряженная тишина. – Ты, как я вижу, не погиб за вратами, – выговорила наконец Гвенна. – Да, – подтвердил Тан, – не погиб. – Расскажешь, что там? – Нет, не расскажу. Где вы нашли этот клинок? Валин показал на дверь зала, а Каден тем временем поспешно складывал в уме все, что успел узнать. Тан сказал, что надпись над дверью сделана людьми, только древними. И это здание, этот город выстроены людьми, но кента созданы кшештрим и установлены здесь, посреди заваленного костями поселения. Меч как новенький, но накцаль Тана выглядит так же, а ему, может быть, тысячи лет, этим оружием бились, когда… – Их всех убили кшештрим, – медленно заговорил Каден. – Открыли врата прямо в город, минуя стены и оборону. Он мысленно вышел из себя и переместился в бесстрастные умы нападавших. Из бешра-ан все выглядело так ясно и разумно. – Они явились ночью и первыми убили детей, потому что дети были самым страшным для них людским оружием. Начали отсюда, сверху… – В памяти вспыхнули маленькие скелеты на лестнице. – По крайней мере, некоторые. Расставили ловушки и погнали детей вниз. Убивали на ходу, резали на лестницах и в коридорах, потом вернулись за теми, кто попрятался за дверями или под кроватями. Теперь из разума охотников он скользнул в сознание жертв: – Почти все дети слишком перепугались, чтобы защищаться, но даже те, кто пытался бежать… – Он безнадежно махнул рукой. – Куда им было деваться? Прыгать со скалы? Каден обернулся к окнам, слыша вопли, видя смерть.