– Прошу прощения. Отец не говорил, что кого-то ждет. Его темные глаза гневно сверкнули, и Мину впервые подумала, что он, должно быть, когда-то был грозным человеком. – А он обо всем вам докладывает? Уверяю вас, что это не так, ибо какой отец стал бы посвящать свою дочь во все свои личные дела? Мину залилась краской. – Я не хотела вас обидеть, месье. Однако, дав выход своему гневу, посетитель вновь словно бы съежился. Поначалу Мину решила, что ему лет пятьдесят, но сейчас она видела, что этому впечатлению он обязан лишь своим белоснежным волосам и морщинам на лбу. – Это мне следует просить у вас прощения, мадемуазель Мину. Это я повел себя неучтиво, хотя в мои намерения не входило вас обидеть. – Вы меня нисколько не обидели, так что вам не за что передо мной извиняться. Мой отец не собирался сегодня в Бастиду, но, если вы соблаговолите написать письмо, я передам его ему. Он вскинул правую руку и продемонстрировал воспаленный рубец на месте двух отсутствующих пальцев: – Увы, я более не нахожу этот способ сношения легким. Мину вспыхнула, кляня себя за бестактность. – Я могу написать под вашу диктовку. – Спасибо, но это небезопасно. – Небезопасно? – Она ждала, глядя на борьбу чувств на его лице, но он ничего не ответил. – Быть может, вы хотя бы назовете мне ваше имя, месье, чтобы я могла передать его отцу? Он улыбнулся: – Мое имя никому не интересно. – Ну хорошо. Тогда, возможно, вы согласитесь назвать мне какое-то имя, по которому мой отец мог бы понять, что вы друг? – Друг. – Он помолчал, потом на его бледных губах вновь промелькнула слабая улыбка. – Бернар говорил мне, что вы умнее десятка мужчин. Передайте ему, что с ним хочет поговорить Мишель. Из Тулузы. С этими словами гость коснулся пальцами края своей шляпы и скрылся так же неожиданно, как и появился. Совершенно озадаченная, Мину вернулась в лавку. – Кто это был? – спросила мадам Нубель. – Он назвался Мишелем, но сделал это очень неохотно, так что кто знает, правдива ли даже эта малость. – Что ему было нужно? – Я точно не знаю, – отозвалась Мину. – Он утверждал, что у него какое-то срочное дело к моему отцу, но вел себя очень странно. – Выбрось это из головы, Мину, – взмахнула рукой мадам Нубель. – Для одного дня нам и так хватило переживаний. Если дело важное, этот загадочный Мишель вернется. А если нет… – Наверное. – Ну, ты не заметила, убрались солдаты от моего дома или нет? Мы тут с тобой весь день проговорили, мне уже хочется домой. Все еще думая о таинственном посетителе, Мину вновь выглянула на улицу: – Да, они ушли, хотя Шарль по-прежнему на своем посту. – Добрая он душа, хотя и простая, – сказала мадам Нубель. – Спасибо тебе еще раз. И не забудь передать Бернару, что я загляну завтра после мессы. Мину дождалась, пока соседка удалилась по улице Марше, потом наклонилась поправить придверный коврик. Рассчитывать на покупателей в такой час приходилось едва ли, так что она решила закрыть лавку. Денек выдался не из легких. С гор спустился туман, и Бастиду окутала ледяная белесая дымка. Грохот телег и стук конских копыт – все звуки казались неузнаваемыми, приглушенными. Мину спрятала дневную выручку в тайник под половицей, потом задула свечи и отправилась домой. Письмо с печатью в виде красного льва, позабытое за всеми треволнениями дня, так и осталось лежать за подкладкой ее плаща. Скрип-скрип-скрип, царапает бумагу мое перо, скрип-скрип-скрип, одно за другим ложатся на нее слова. Мой экипаж поджидал у ворот тюрьмы. Лекарь готовился прижечь и перевязать его раны. Его отрубленные пальцы и отравленную кожу. Наготове были целительные снадобья, предназначенные для того, чтобы унять боль – и затуманить разум. Целый день он метался в бреду. Его бессвязные речи говорили о вине – и о стыде. Страх и боль способны развязать человеку язык, но и ласка способна на то же самое. Поцелуй, мимолетное прикосновение пальцев к изувеченной щеке, обещание заботы. Как же мало мужчинам нужно. Я своими руками давала ему вино и опий. Будто бы невзначай мелькала перед ним в ночной сорочке и простоволосая. Дала ему свой носовой платок с вышитыми на нем моими инициалами, чтобы постоянно напоминал ему обо мне. Его все это не трогало. В свите малолетнего короля есть такие, кто предпочитает общество особ одного с собой пола. Возможно, он один из них. Не страшно. В кровопролитии есть своя красота. Очищение. Доброта справилась там, где оказалось бессильно обольщение. В конце концов на третий день моих бдений у его ложа он назвал мне фамилию семейства, которое я разыскивала. По милости Божией я оставила ему жизнь. И жалость тут ни при чем. Голоса нашептывали мне, что здесь, в Тулузе, куда сложнее будет скрыть факт смерти и избавиться от тела. Это не горы, где все глухи и слепы. Жубер. Это все, что мне известно, но это уже кое-что. Кровь взывает к крови. Как учил нас Господь, лишь через страдание мы обретаем спасение. Глава 13 Ситэ Мину шла по круто уходящей вверх улице по направлению к Нарбоннским воротам. Фонари за стенами Ситэ в тумане казались смазанными желтыми кляксами. Где-то в вышине заухала сова, уже вылетевшая на ночную охоту. В кустах мелькнул и исчез рыжий лисий хвост. Мину усилием воли заставила себя выбросить из головы события дня и думать только о предстоящем вечере. Она ступила на подъемный мост, приветственно кивнув стражникам, потом нырнула в узкую каменную арку и очутилась за воротами. До дома было уже рукой подать. Перед глазами у нее внезапно мелькнуло что-то синее, и Мину полетела на землю, ахнув от неожиданности. К счастью, она успела выставить вперед руки, чтобы не ушибиться, потом чьи-то пальцы сжали ее локоть и потянули вверх, помогая подняться на ноги. – Мадемуазель, простите меня. Я не… Мужской голос осекся так внезапно, что Мину удивленно вскинула голову. Рыжеватые волосы и бородка, глаза цвета весенней зелени. Их обладатель тоже смотрел на нее с выражением такого неожиданного удивления на лице, что она почувствовала, как краснеет. – Jij weer[7], – пробормотал он. – Это вы… Прошу прощения, вы не ушиблись? Я не сделал вам больно? – Нет. – Но это вы, – произнес он, глядя на нее с таким видом, как будто увидел призрака. Мину обрела равновесие и отступила на шаг назад: – Думаю, вы с кем-то меня спутали, месье. К ее изумлению, он протянул руку и провел пальцами по ее щеке. Мину знала, что ей следовало бы сделать незнакомцу строгое внушение за такую дерзость, и тем не менее не могла выдавить из себя ни слова. Потом внезапно, словно придя в себя, он отступил назад. – Прошу прощения, что напугал вас, моя Владычица Туманов, – произнес он. – Ваш смиренный слуга. – Он поклонился и, ни слова больше не говоря, зашагал прочь в сторону замка Комталь. Удар сердца, второй. Ошарашенная, Мину смотрела ему вслед, пока синий плащ не скрылся в белой дымке тумана. Третий удар, четвертый, пятый. Она подняла руку и коснулась пальцами щеки в том месте, где ее касался незнакомец, и уловила запах выдубленной кожи. Почему он смотрел на нее с таким выражением, как будто хотел запечатлеть в памяти каждую ее черточку? Почему он решил, что знает ее? Шестой удар, седьмой, восьмой. Колокола зазвонили к вечерне, было уже поздно, но Мину не могла пойти домой. Пока не могла. Необходимо было сперва унять полнейший сумбур, творившийся у нее в мыслях, и подождать, пока уляжется в груди ураган чувств. Она медленно двинулась сквозь серебристый туман. Дома выступали из дымки и вновь исчезали из виду. Внезапно из тумана прямо перед ней возник собор, точно корабль-призрак, вынырнувший из морских глубин на поверхность. Несколько священнослужителей, в своих черных сутанах похожих на стаю ворон с красными от холода носами, торопливо пересекли площадь Сен-Назер и скрылись в соборе, спеша на молитву. Мину продолжала идти, пока впереди не показались многочисленные башни и укрепления замка Комталь. «Интересно, как сенешаль и его семейство проводят эти вечерние часы во время Великого поста», – подумалось вдруг ей. Веселятся, наполняя залы и коридоры смехом и радостью? Или заняты благочестивыми размышлениями в тишине? Мину остановилась. Повсюду вокруг стражники возвещали седьмой час. Ворота Ситэ уже закрывались на ночь. В окнах каждого дома и каждой таверны, пробиваясь сквозь щели в ставнях, горел свет. Все было в точности как всегда. Кроме запаха сандалового дерева и миндаля. Кроме воспоминаний о прикосновении странного незнакомца к ее щеке. Пит стоял перед навесной башней замка Комталь. Сердце у него колотилось, как у влюбленного юнца.