– Я не поправлюсь. Посмотрите на меня. Голос Мейлира был спокойный и ровный. Его младшая сестра, сидевшая на конце стола, громко всхлипнула. Наследник Хайвителя прислонил трость к ручке кресла, на котором сидел, и с трудом поднялся. Он вытянул руки, они дрожали от напряжения, пальцы скрючились, точно у паралитика. Аби видела, как натянулись у него на шее жилы. Как в таком состоянии он смог вчера вечером спуститься по ступенькам к причалу? Неужели он сделал это только для того, чтобы встретить ее? И она предъявляет ему претензии только потому, что она сестра Люка? Это сильно и убедительно подействовало на Аби. Члены клуба преданы ему беспрекословно. А она прибыла сюда, практически уверенная, что будет противостоять человеку, который воспользовался преданностью ее брата и превратил его в орудие убийства. Но сейчас Аби понимала, что заблуждалась насчет Мейлира. Но если Мейлир этого не делал, кто тогда? – Не торопи себя, – попыталась успокоить его Дина. – Вчера ты слишком перетрудился. Тебе бы лучше лечь в постель. Мейлир натужно и невесело рассмеялся: – С тех пор как я вернулся, я почти все время провожу в постели, правда, мама? Он посмотрел в конец стола, где сидела леди Треско. Она кивнула. Аби казалось, что с того самого проклятого дня в Кайнестоне Армерия постарела лет на десять. – Тебе просто нужно немного отдохнуть, – настаивала Дина. – Не нужно. Никакой отдых не вернет мне мой Дар. Его ни капли не осталось. – Дар невозможно отнять. Невозможно разрушить. – В голосе Дины слышались панические нотки. Ее собачонка под столом почувствовала настроение хозяйки и жалобно завыла. Мейлир наклонился и взял ее за руку. Аби увидела, как у Дины от навернувшихся слез заблестели глаза. – Дина, отнятый Дар не возвращается. Дина покачала головой и крепко сжала руку Мейлира. Он попробовал ее вырвать, но она не отпускала, от напряжения у нее между бровями собралась складка. Дина переливала в него свой Дар? Все наблюдали за ними. Джессика закрыла рот рукой. Даже сидевшая рядом с Аби Рени перестала беспокойно ерзать. – Пожалуйста, не надо, – произнес Мейлир. – Диди, прекрати. – Он высвободил руку, морщась при каждом резком движении, и осторожно опустился в кресло. – Куда же он уходит? – в отчаянии спросила Дина. – Такое ощущение, что я выливаю Дар куда-то в небытие. – У меня внутри дыра, и в ней свистит ветер. Ничего не задерживается. Аби видела, пока Мейлир вытирал пот со лба, у Дины слезы потекли по щекам. Наконец Аби все поняла. Бодина отказывалась немедленно заняться спасением Люка, так как верила, что Мейлир поправится, без него она не хотела ничего предпринимать. Конечно, она боялась вступать в схватку с тем, кто так исковеркал душу и тело мужчины, которого она любила. Более того, Аби почувствовала: то, что случилось с Мейлиром, настолько серьезно и разрушительно, что сейчас раненое сердце Бодины Матраверс не может почувствовать боль другого человека. И Аби не испытывала никакой ненависти к этой молодой женщине, хотя ее бездействие угрожало большой опасностью ее брату. Повисшую над столом тягостную тишину нарушил Дженнер. – И без Дара жизнь продолжается, – сказал он, ободряюще сжимая под столом руку Аби. – Вы с Мейлиром разные! – возбужденно выпалила Дина. – Он поправится. Ты родился без Дара. У тебя его никогда не было. – Я в этом не уверен. Армерия Треско поднялась из-за стола. Аби вспомнила, с каким пренебрежением обсуждали ее в Кайнестоне лорд Джардин и Боуда Матраверс. Армерия Треско развелась со своим мужем, мелким дворянином, который после бракосочетания взял фамилию жены, но, как она считала, не оправдал этой фамилии. По тому, с каким достоинством Армерия держала голову, и по интеллекту, что светился в ее внимательных голубых глазах, ее нельзя было счесть за женщину, недостойную уважения. – Я помню то время, когда ты, Дженнер, был маленьким и когда Мейлир и твой брат Гавар иногда играли вместе в Кайнестоне, они примерно одного возраста. Это было за несколько недель до рождения Сильюна. Состояние твоей матери не располагало к активности, так что мы сидели на солнышке, разговаривали и присматривали за вами. И вдруг мой сын закричал. Леди Армерия остановилась рядом с Мейлиром и положила руку на спинку кресла: – Гавар что-то отнял у него, игрушку или книгу, сломал или разорвал ее. Гавар с детства проявлял грубость. Мейлир раскраснелся от возбуждения и требовал справедливости. – Она мягко улыбнулась и с нежностью погладила сына по щеке. – И тогда ты, Дженнер, тебе тогда было не больше четырех, поднял эту игрушку или книгу и отдал ее Мейлиру со словами – я очень хорошо это помню – «теперь она целая». – Он ее починил?! – воскликнула Аби, захваченная рассказом. – Да. Я хорошо помню, как поздравила Талию с тем, что у нее растет такой хороший мальчик, который будет использовать свой Дар во благо. За столом воцарилась тишина. Дженнер отпустил руку Аби и сидел как застывший. Аби принялась грызть ноготь на большом пальце, чтобы не сказать что-нибудь неуместное. Она вспомнила тот случай в библиотеке, когда Дженнер обмолвился, что леди Талия любит рассказывать истории о чудесах, которые он творил в раннем детстве. Он не принимал их всерьез, считал, что мать выдает желаемое за действительное. Но сейчас он не может не верить в это. Но то, что сказал Дженнер, удивило Аби. – И что же случилось потом? – спокойно спросил Дженнер и положил на стол сцепленные в замок руки. – Крован нанес в Кайнестон официальный визит и, пока никто не видел, украл мой Дар? Что-то не верится. Мама часто рассказывает подобные истории. Как-то садовник принес ей свежесрезанный букет роз, а я заставил их все одновременно раскрыться. Они раскрылись не потому, что я их заставил, а потому, что их внесли в теплое помещение. И не было никакой сломанной игрушки. Была обычная детская ссора. – Как ты можешь так говорить?! – возмутилась Аби. – Зачем леди Армерии или леди Талии что-то выдумывать? Почему ты отрицаешь, что родился с Даром? Горячность, с которой Дженнер отреагировал, поразила Аби, она никак не ожидала такого. – Отрицаю?! – Дженнер ударил руками по столу и вскочил, толкнув скамейку так сильно, что все сидевшие на ней покачнулись. Под веснушками его лицо пошло красными пятнами, какие Аби часто видела на лице его отца и старшего брата, но никогда раньше у Дженнера. Он побежал через зал, молодой человек, которого, как казалось Аби, она любила, затем остановился, оглянулся и обвел всех обвиняющим взглядом: – Вы же этого не понимаете! Как она этого не понимает?! – Дженнер ткнул пальцем в Бодину. Он почти кричал, как Гавар. – Дар ушел. Ушел раньше, чем я успел понять, что он у меня был. И Мейлир прав, он не возвращается. Все, что у меня осталось, – это зияющая дыра там, где раньше был Дар, и все, что я могу сделать, – это притворяться, будто его никогда не было. Потому что если я начну питать надежду, то буду вглядываться в эту зияющую пустоту, пока она меня не поглотит. В наступившей тишине слышны были только глухие рыдания Дины. Она схватила свою собачонку и уткнулась в нее лицом, плечи ее тряслись. Аби дрожала, но не от страха. Она не боялась Дженнера, даже охваченного такой отчаянной яростью. Потому что она знала его сердце, хотя не догадывалась в полной мере, до какой степени он себя ненавидит. Аби вспомнила день приезда в Кайнестон, как она впервые увидела его у ворот. Как легко и непринужденно он упомянул тогда об отсутствии у себя Дара. Она вспомнила их разговор в библиотеке, где Дженнер показал ей портрет Сосиджинеса Парвы, Бездарного ребенка, которого вычеркнули из истории семьи. С какой горечью звучал его голос, когда он говорил о пустой птичьей клетке, увядшем цветке, пустом нотном листе, изображенных на портрете. Они символически передавали мир Бездарного, как его видели обладавшие Даром. Сейчас Аби узнала страшную правду. Пустая птичья клетка, увядший цветок, пустой нотный лист – так Дженнер воспринимал себя в мире. – Но ты залатал эту дыру, – сказал Мейлир, поднимаясь и делая несколько шагов в сторону Дженнера. – Ты наполнил ее добротой и честностью. Благодаря тебе с рабами в Кайнестоне хорошо обращаются. Ты управляешь землями Джардинов не столько ради безграничного обогащения вашей семьи, сколько ради процветания арендаторов и рабочих. Ты всегда будешь для меня примером. Твоя семья самая могущественная, и ты самый лучший ее представитель. Дженнер смотрел на Мейлира, его грудь вздымалась и опускалась, – казалось, ему трудно и больно дышать. – Я мог бы быть самым лучшим, – сказал Дженнер, проводя рукой по лицу. – Но бывают ночи, когда я лежу без сна и думаю, что готов быть чудовищем: жестоким, как мой отец, бездушным, как Сильюн, безрассудным, как Гавар, – все в одном лице, лишь бы только у меня был Дар. «Ты так не думаешь!» – хотелось крикнуть Аби. Ну конечно, он так думал. Он не мог иначе, потому что всю свою жизнь он провел среди людей, которые считали его бесполезным и никчемным. Аби вскочила. – Это несправедливо! – выкрикнула она. – Так не должно быть, нельзя ценить владеющих Даром выше тех, у кого чистое и доброе сердце. – Не должно быть, – кивнул Дженнер, – но так есть. Аби, неужели ты думаешь, что это можно изменить? А ты что думаешь, Дина? Попробуйте, удачи вам. Дженнер взглянул на Аби, развернулся и ушел. Потрясенная, она стояла и смотрела, как за ним с грохотом захлопнулись массивные двери из мореного дуба. Кто-то коснулся ее плеча, Аби обернулась. – Мне очень жаль, – тихо сказал Мейлир. – Дженнер убежден, что мы все считаем, будто быть Бездарным хуже смерти. Прошу прощения за него. Аби внимательно посмотрела в глаза наследнику Хайвителя. – В нашем обществе Дар ценится превыше доброты и благородства, – произнесла она. – И вы действительно думаете, что это можно изменить? Мой брат тоже так считает? Скажите мне, что случилось с Люком? – Да, – ответил Мейлир. Взгляд у него был чистый и ясный, а в голосе было нечто такое, от чего у Аби по телу пробежала дрожь. – Приходите ко мне после обеда, я вам все расскажу. Когда Мейлир в сопровождении матери и Дины покинул зал, все члены клуба обступили Аби, выражая ей живейшую поддержку. Все хотели, чтобы Люк поскорее вернулся. Они были уверены, что Дина в кратчайшее время придет в себя и возьмется за дело. Даже если этого не произойдет, они всё сделают без нее. Никто и словом не обмолвился об уходе Дженнера. – Мы без Дины остановили работу Милмура! – выпалила Рени, и Аби готова была расцеловать ее. Но она понимала, это чистое безумие приступать к освобождению Люка без хотя бы одного Равного в группе спасения. Дина Матраверс должна к ним присоединиться. На кого им еще надеяться? Неужели все обстоит именно так? Без Равных у них нет шансов? Аби нужно было все хорошенько обдумать, и она отправилась в наилучшее, как она всегда считала, для этого место – в библиотеку. В Хайвителе она была великолепной. Аби, подальше от посторонних глаз, устроилась в кресле в углу с увесистым фолиантом, где были собраны исторические сведения по самым известным поместьям, там была глава, посвященная Эйлеан-Дхочайсу. На старинных гравюрах он выглядел таким же впечатляюще красивым, как и Хайвитель. В Британии было всего два поместья на островах, как раз на них и находились сейчас Аби и Люк. Аби не была суеверной или мистически настроенной, но она увидела в этом некий знак. Казалось, они синхронно отправились путешествовать, только в разных направлениях. Подобно ей, Люк преодолел водное пространство, чтобы попасть в замок, окутанный силой зловещего Дара, откуда он не может выбраться. Что ждет его там? Чувство вины сдавливало, точно удав, и Аби обрадовалась как спасению, когда появились сестры Мейлира и предложили ей погулять в саду. Сад замка располагался на пригорке и был настоящим оазисом с фруктовыми деревьями и роскошными цветниками. С трех сторон он был обнесен стеной, а открытой частью выходил к морю. Вопреки ожиданиям Аби, с моря дул не порывистый ветер, а легкий бриз, который едва волновал пышную зелень сада. Аби пошла в сторону моря, чтобы полюбоваться видом, и вдруг ноги у нее подкосились, когда она поняла: то, что она сочла за террасу, оказалось каменным выступом, на головокружительной высоте уходившим далеко в море. Она почувствовала неприятную тошноту, когда посмотрела вниз, в пучину. – Ты не упадешь. Это прозвучало как нельзя кстати, потому что, услышав голос Мейлира, Аби от неожиданности вздрогнула. Она обернулась; он сидел в низком парусиновом шезлонге. – Эта площадка называется «низкий выступ», и она защищена силой Дара. Мои предки сбрасывали с него злодеев: контрабандистов, работорговцев, мошенников, пиратов и прочих нечестивцев. Можно сказать, что мы, Треско, всегда противостояли злу и насилию и были приверженцами справедливости.