Мейлир говорил легко и непринужденно, но выражение его лица оставалось серьезным, даже мрачным. Аби обратила внимание на глубокие морщинки в уголках его глаз. Когда-то он много улыбался. Но только не теперь. – И ради этой справедливости все средства хороши? Например, использовать простого мальчишку для убийства человека, чьи политические взгляды вам не нравятся? Лицо наследника еще больше помрачнело, и он сделал попытку подняться. Лучше бы он этого не делал, потому что его страдания наполнили сердце Аби жалостью, а ей сейчас нужно было сохранять твердость и непреклонность. – Я не использовал, – ответил Мейлир. – Я такого не делаю. Но, Абигайл, я уверен, что знаю, что случилось с твоим братом. Ноги у Аби задрожали и сделались ватными, словно Мейлир подтолкнул ее к краю и заставил смотреть вниз. – Тогда расскажите. – Есть такой человек, он Равный, зовут его лорд Рикс. Он разделяет наши с Диной убеждения, что рабство – это социальная несправедливость. Кроме того, он страстно ненавидит Уиттема Джардина. Эта ненависть корнями уходит в его молодость. Лорд Рикс полюбил простую девушку, но Уиттем, чтобы заслужить расположение отца Рикса, очень влиятельного человека, устроил так, что ее отправили в город рабов. Рикс был нашим с Диной союзником, но работал через Совет юстиции и таким образом защищал интересы простолюдинов. Он сообщал нам о планировавшихся арестах и судебных ошибках. Лорд Рикс, чтобы не вызвать подозрения, открыто демонстрировал презрение к простому народу. Он пытался помешать поездке Гавара в Милмур под предлогом, что поездка в город рабов ниже достоинства Равного, а на самом деле он пытался защитить Оза и наш план по его спасению из тюрьмы. Лорд Рикс. Аби повторяла имя, пытаясь вспомнить его среди гостей на балу в Кайнестоне. В памяти промелькнуло – высокий худощавый мужчина с ароматной сигарой. Он остановил ее в коридоре во время подготовки зала к парламентским дебатам. – Когда нам стало известно, что семья Люка находится в Кайнестоне, – продолжал Мейлир, – Рикс предложил переправить его в поместье, чтобы он убил лорда Уиттема. Это бы ослабило и вывело из игры семью Джардинов, поступок Люка стал бы призывом к беспорядкам в Милмуре и по всей стране. Я был категорически против. Я был только за то, чтобы Люк воссоединился с семьей. Я не хотел использовать его таким образом, чтобы потом мы все заплатили такую высокую цену. Аби охватил ужас. Она вспомнила свой разговор с Риксом. Он просил ее показать ему брата, легендарного беглеца из Милмура. И Аби тогда сказала: «светловолосый подросток с топором, работает на территории поместья». Чувство вины и злость сдавили грудь Аби. В животе образовалась пустота. – Вы думаете, лорд Рикс заставил Люка убить лорда Джардина, но что-то пошло не так и вместо него он застрелил канцлера Зелстона? – Да. Но я не знаю, что пошло не так. Возможно, пистолет дал осечку или кто-то толкнул его, когда он нажимал на курок. Аби знала, что пошло не так, и вся картина сложилась у нее в голове. – В Кайнестоне все рабы привязаны к поместью. Эту привязку Сильюн Джардин наложил и на нас, как только мы вошли в ворота. Дженнер потом рассказал мне об этом. Это означало, что никто из нас не может причинить вреда ни одному из членов семьи Джардин. В тот вечер они стояли вместе: лорд Джардин, леди Талия, Эвтерпа Парва и канцлер Зелстон. Из них один только канцлер не принадлежал к семье Джардинов и поэтому не был защищен. Даже если Рикс хотел, чтобы мой брат застрелил лорда Джардина, Люк не мог этого сделать, единственный человек, которого он мог убить, – канцлер Зелстон. Вот так все и произошло. Вероятнее всего. Когда знаешь, становится легче. Аби посмотрела на Мейлира Треско. Конечно же, ее лицо отражало то же, что и лицо Мейлира, – осознание собственной вины в происшедшем. Мейлир Треско знал, что лорд Рикс хочет использовать Люка в качестве орудия убийства. Узнав об этих планах, он должен был предать их гласности. Прибыв в Кайнестон на парламентские дебаты, он должен был незамедлительно найти Люка и предупредить его. На суде он должен был рядом с Люком поставить и лорда Рикса, и не важно, что он ничего не знал об особой системе защиты семьи Джардин. Каждая упущенная возможность усугубляла ситуацию. Сейчас какой смысл сожалеть об упущенном? Никакого. И снова Аби охватил гнев. – Вы допустили это преступление, это несчастье! – услышала она собственный крик, когда схватила Мейлира за плечи и принялась трясти. – Вы сами все это сделали! И вдруг что-то врезалось в Аби и подняло в воздух, она ахнула, когда ее с силой отбросило, так Гавар в ярости силой Дара швырнул Боуду Матраверс в стену Малого солярного зала. Она приземлилась на каменный выступ, почувствовав его жесткость каждой косточкой своего тела. Стыд и ярость захлестнули ее. Виноват не только Мейлир. Даже если Рикс – главный виновник трагедии и Мейлир его не остановил, она, Аби, тоже приложила усилия, чтобы подтолкнуть Люка к краю пропасти. И сейчас Мейлир парализован болью, а она набросилась на него и принялась трясти. Аби перекатилась на живот, пряча лицо, задыхаясь от ненависти к самой себе. Но Мейлир сумел ответить ей. Он отшвырнул ее, и она летела по воздуху, как пушинка. Значит, к нему вернулся его Дар. Аби села, тяжело дыша. Безобразная стычка завершилась чудом? Сила Дара, как гигантская рука, подхватила и бросила ее на край выступа. Аби закричала, когда ее голова и плечи нависли над морской пучиной. И хотя Мейлир заверил ее, что выступ безопасен, сейчас она не чувствовала себя в безопасности. Аби, онемев от ужаса, смотрела вниз, сотни футов отделяли ее от камней, разбивавших в мелкие брызги волны, бросавшиеся на них. Вот так же сейчас оборвется и ее жизнь? Люк останется в заключении, родители в полном неведении о судьбах своих детей, младшая сестра без защиты и поддержки? А Дженнер в гневе на нее за непонимание? – Как ты посмела? Ты же знаешь, в каком он состоянии. Раздался женский голос, он подрагивал от негодования. Одна рука повернула ее, другая отвесила пощечину – такую сильную, что у Аби искры из глаз посыпались. Аби не успела увидеть напавшую на нее женщину, она быстро отстранилась, и над Аби уже нависала другая, более крупная фигура, чьи волосы на солнце отливали бронзой. – Аби, ты в порядке? – Дженнер склонился над ней, закрывая собой от края, приподнял, рукой убрал волосы с ее лица, осматривая повреждения. – Больше я тебя не отпущу от себя. И я больше не позволю себе такого раздражения, как сегодня утром. Обещаю. Прости… ты простишь меня? Его карие глаза с тревогой смотрели прямо ей в глаза. Он поцеловал ее, вымаливая прощение. И Аби простила. Дженнер поставил ее на ноги, и Аби увидела Мейлира и Бодину – ее трясло, лицо заливал румянец гнева. Что с ней случилось? И Аби поняла. У нее сердце разрывается от боли за Мейлира. – Это была она, – сказала Аби, повернувшись к Мейлиру, – не вы. На мгновение я подумала, что Дар… простите. Лицо Мейлира оставалось все таким же мрачным. – Я думаю, нам всем здесь должно быть стыдно за свои поступки, – проговорил он. – А мне особенно. Дина искала меня, а Дженнер – тебя, и они застали нас в самый неблаговидный момент разговора. – Да, – кивнула Аби. – Мы восстанавливали картину гибели канцлера Зелстона. И пришли к выводу, что Люк не совершал этого убийства, он невиновен. Нам остается доказать это, и тогда его отпустят. – Абигайл Хэдли, – сказал Мейлир, – мы должны, и мы будем над этим работать. Мы уже начали. Дина только что сообщила мне, что меня и мою мать пригласили в Вестминстер, – лорд Джардин созывает свой первый парламент. Мы отправляемся через несколько часов. Все, с кем я должен поговорить, будут там. – И если они откажутся что-либо предпринимать, – добавила Аби, – мы подумаем, как самостоятельно проникнуть в замок Крована. 5 Гавар В тот вечер Гавар сидел в баре для членов парламента и уже потерял счет выпитому. Он опрокинул остатки шотландского скотча в рот и махнул бармену: – Еще один. – Два, – раздался у него за спиной мужской голос. Не будь Гавар так пьян, он по дыму сигары сразу бы узнал, кто это. Но, только оглянувшись, он понял, что это лорд Рикс. К этому времени в баре не осталось ни одного посетителя. Уже глубокая ночь? – Не против, если я составлю тебе компанию? Завтра большое событие, и я что-то немного нервничаю. Гавар ничего не знал ни о каком большом событии. И он был в таком состоянии, что, танцуй лорд Рикс голым на столе, он едва ли обратил бы на это внимание. Гавар хмыкнул в знак согласия. – Дайте нам бутылку, – велел лорд Рикс бармену. – И закрывайтесь. Все уже по горло сыты тем приемом, что оказал нам лорд Уиттем в Кайнестоне. – Не хочу даже слышать это имя, – с отвращением пробормотал Гавар заплетающимся языком. – Не хочу. Его отец. Вечно и повсюду его отец. И вот он снова у руля власти. И с чего он начал свое правление? Разумеется, с унижения собственного сына. Отнял у него самое дорогое, что было в его жизни, – его, Гавара, дочь. Объявил на всю страну, что она Бездарная. Незаконнорожденное ничтожество. Лорд Рикс кивнул в сторону двух кресел с высокими спинками, что стояли у камина. Гавар пожал плечами и последовал за ним. В конце концов, у Рикса в руках целая бутылка «Джура», почему бы и нет. – Волнует спорный законопроект о правопреемстве? – спросил лорд Рикс, наполняя бокал Гавара и наливая себе. Что в голове у этого болвана? Он что, думает, Гавар без причины напивается каждый вечер? Или… – Твой отец не будет править Британией вечно. Во-первых, это временная администрация. Во-вторых, законопроект могут не одобрить. – Одобрят. Я слышал, о чем говорили за столом во время ужина в Кайнестоне. Много лет бо?льшая часть парламента тайком стонет, желая вернуться к тому, как было раньше. И он позволяет им выразить свои желания публично. Лишает незаконнорожденного ребенка права носить фамилию рода. Требует, чтобы они признали это справедливым. И что дальше? Незаконнорожденного будут сажать в мешок, туго завязывать и бросать в реку? Гавар откинулся на спинку кресла, ярость клокотала в нем, как огонь в камине. Лорд Рикс внимательно наблюдал за ним. Гавар уже готов был послать Рикса ко всем чертям, когда тот заговорил: – У меня тоже был ребенок. Как и у тебя – незаконнорожденный. Мальчик. Много лет благодаря твоему отцу я не знал о его существовании. Гавар вытаращил глаза и выпрямился в кресле. – А мать ребенка? – спросил он. – Она была… – Да, она была простолюдинкой. Это было четверть века назад. Я приехал в Оксфорд делать доклад, а потом за Высоким столом[1] мы оказались рядом. Она была прекрасна. К тому же училась превосходно, занималась сравнительным анализом законодательных структур стран, управляемых Равными и Бездарными. Мы мило беседовали, и нам было так хорошо, что не хотелось, чтобы вечер заканчивался. И он не закончился. Так продолжалось несколько месяцев. Они были самыми счастливыми в моей жизни. – А потом она забеременела и тебе ничего не сказала? – Забеременела и сказала мне. А я поставил в известность своего отца. Сообщил, что хочу жениться на ней, что готов уступить право преемственности поместья Фар-Карр моему кузену. Гавар на эту тему никогда не говорил с отцом. Смелости не хватало. И если быть до конца честным, как бы он ни любил Лию, он не готов был ради нее пожертвовать Кайнестоном. Он надеялся сохранить и Лию, и Кайнестон, а Боуда должна была смириться с этим. А что, если ему бы все-таки пришлось встать перед выбором?