– Ты научился гладить себе вещи? Он неловко чешет макушку. – Нет. Это мне одна девчонка всё погладила. Я ей там кондиционер починил, а она меня так отблагодарила. – О, круто, – хвалю его. Всегда умеет найти нужные связи. Тут же ловлю себя на одной мысли. Почему я не думаю о том, что он мне изменяет? А даже если и да?.. Почему эта мысль не вызывает боль? Тревогу? И ничего не гложет изнутри? – Ага, я тут без тебя совсем как без рук. – Да ты всегда таким был. И опять стопорюсь. «Ты для него как мама», – звучат в голове слова Покровского. «Ты привыкла», – тут же проносится голос Милки. Привыкла о ком-то заботится. Сейчас, когда у меня есть Огонёк, я ощущаю себя такой вдохновлённой, довольной. И почти не думаю о Черногорском. – Рада, что у тебя всё хорошо, – выдаю через силу. – Когда домой? – Как только скажут – ты первая об этом узнаешь! Ладно, Васька-Какаська, мне бежать надо. Тренировка! – Давай-давай, – машу ему рукой и отключаюсь. – Васька-Какаська, – передразнивает его Милка. – Ну не очень. Закатываю глаза. – Да ладно тебе, не душни. Пересаживаюсь обратно на своём место. – Тебя ничуть не смутило, что ему какая-то девчонка футболки гладит? – Ты говоришь совсем как Покровский, – закатываю глаза. – Вы что, сговорились? – Вась, ты не думала, что он тебе там изменяет? – Не думала, – бурчу. – Не хочу, малыш, нагнетать, но это неправильно. Ты, правда, просто привыкла к нему. И ничего не чувствуешь. – Слово в слово, как Игорь говорил! – Ну, я согласна с твоим Игорем. Обижаюсь на сестру и снова пью коктейль, чтобы утихомирить разбушевавшиеся эмоции. – А ещё, Вась, – опять нерешительно выдаёт сестра. – Мне кажется, ты просто… Держишься за него, как якорь, только потому, что… Она обрывает себя и тут же машет головой. – Нет-нет, я ничего не говорила. – Почему, Мил? Сказала «а», говори и «б». – Ну, – неловко отводит взгляд. – Я думаю, что тогда, когда Валере нужны были деньги на операцию и ты с его родителями собирала их с каждого уголка, а потом решилась и продала свои яйцеклетки… – Стоп, – останавливаю её, переставая дышать. – Мы договорились это не вспоминать. – Я знаю! Но сказать это должна! Ты с ним сейчас только потому, что думаешь, что это твоя обязанность! Ты вот привязалась к нему только из-за того, что отдала частичку себя в клинику и теперь обременяешь себя. Вцепилась в Валеру как клешнями, а саму к Игорю тянет. И это нормально! Ты просто встретила мужчину, к которому у тебя есть чувства, помимо желания заботиться. Каждое её слово как выстрел в голову. Точный до невозможности. В одно место, навылет. От того, что я сделала два года назад, становится так хреново, что слёзы выступают на глазах. Обещала не корить себя за тот поступок. Но снова делаю это. Выбора не было. Черногорский тогда травму получил. Чуть инвалидом на всю жизнь не остался. Деньги бешеные нужны были. Неподъёмные. И если его родители взяли кредит, продали квартиру, я, кроме как загашника на чёрный день, предложить ничего не могла. Видела пустоту в глазах Валеры, слушала его слова о том, что он никогда не сможет ходить по траве и бегать по полю, и… Долго думала, где взять денег. Пока не наткнулась на рекламу клиники. Не сказала бы, что платили много, но… На недостающую часть суммы хватало. Я ходила всю неделю сама не своя, виня себя за то, что Валера до конца жизни может остаться инвалидом. И, поговорив с сестрой и мамой, несмотря на их отговоры, всё же решилась. И каждый раз, когда я думала, что где-то на свет мог появится ребёнок из моей плоти и крови, меня выворачивало наизнанку. Я рыдала так, что помогали только таблетки. Жить и знать, что где-то бегает твой малыш, – нереально тяжело. Это шанс, конечно, но… А если процедура прошла успешно? И ребёнок родился? И где-то сейчас растёт маленькое сокровище, не подозревая, что его настоящая мать его продала. Наверное, из-за этого я так прикипела к Огоньку. Он – моё маленькое искупление. Решила дать ему то, чего не смогла дать тому ребёнку или деткам, появившимся на свет с помощью медицины. Кажется, я буду жалеть об этом всю жизнь. Хотя нельзя. Валера жив, здоров, идёт к своей мечте. Я должна радоваться, что помогла ему. А теперь не знаю что и чувствовать. – Но малыш. – Милка ласково берёт меня за руки. – Ты не должна за это хвататься. Жизнь идёт. Нужно почувствовать себя счастливой. Хоть раз. И если ты ощущаешь себя такой рядом с Игорем, ну… Отпусти. До конца жизни жить с человеком из-за чего-то или кого-то… Не стоит. Я сама это поняла, когда не могла уйти от Паши из-за дочери. Но рискнула. Сделала это. И теперь… Живу, понимаешь? Ты ведь не только себя мучаешь, но и Валеру. Он уже как сынок тебе стал, правда. Подумай об этом и не кори себя. Жить надо моментом. – Да я все понимаю. – Вновь закусываю саднящую губу. – Но как подумаю, что мой ребёнок растёт с чужими людьми… – Брось! Не факт, что из этих яйцеклеток кто-то получился. Знаешь ли, шансы не настолько велики. Может, всё в утиль ушло. Было бы неплохо. Хоть это и жестокие слова, но я знаю, что никогда не встречу своего малыша. Поэтому пусть лучше будет так. Вздыхаю и ответно обнимаю пальцы сестры. – Спасибо, что выслушала. Не сказала бы, что мне стало легче, но… Пищу для размышлений Милка мне дала. – Предлагаю сегодня немного оттянуться. Как на это смотришь? – предлагаю ей. Я бы выпила. Вдали от Покровского. – Не обещаю, что буду пить, – тянет она. – Но развлекательную программу поддержу. Я бы и в бассейне поплавала. Давно этого не делала. – Отлично, – улыбаюсь, снова выбрасывая все мысли из головы. Хоть это у меня получается хорошо, и плевать, что всего лишь на час или два. – Тогда после обеда идём плавать, а вечером в клуб? – Клуб? Там одним подростки! – Ой-ой, старпёрша, – подначиваю её. – Всё нормально будет. Просто поддержи сестру.