Просто так два дня тут не торчат. И тем более в начале одиннадцатого. – Отомстить? – Всё-таки есть за что? – Мало ли что ваша жена ещё наплела про меня за эти сутки. – Много, – кивает, подтверждая мои опасения. Скрещивает руки на груди, смотрит куда-то в сторону, даже не на меня. – Услышав это, у тебя точно бы пошли мурашки по всему телу. Там ареста лет на тридцать как минимум. Нервно сглатываю. Боже, я же просто тренер по грудничковому плаванью… Куда ввязалась? – Сам охренел, – следует после моего десятисекундного молчания. Мозг долго переваривает информацию. – Но вы же понимаете, что всё сказанное – ложь? Он возвращает внимание на меня, смотря сверху вниз. Разница в росте у нас небольшая, но мужчина всё равно заставляет почувствовать себя тараканом под подошвой его дорогих ботинок. – Понимаю. Иначе бы сейчас ты уже сидела в полиции, а не мило беседовала со мной. – Совсем не мило, извините. Снова эта усмешка. – Как Огонёк? Простите, Лев. Чёрт, пора перестать давать детям характеристику и прозвища. Но всё пошло от сестры. Она мою племяшку-сладкоежку Конфеткой зовёт. Вот я и привыкла. – В порядке, уже прошло. Но большой стресс. Особенно сейчас, когда Маша временно… Уехала. Я слышала, что он говорил ей вчера. И в этой ситуации больше всего жалко именно Лёву. Какая бы мать ни была… Она – мама. Та, кто носила его девять месяцев под сердцем, отдавала частичку себя. А потом дала ему жизнь. Кормила по часам, не спала ночами, учила ходить. Оберегала от розеток, всех колющих предметов и уголков столов. Всегда была рядом. А тут… Оборвалось. Малыш будет её искать. Стоило, может, подобрать другой метод наказания… – Я так понимаю, в будущем вы больше не приведёте его к нам? Как подумаю, что больше не увижу его, – сердце сковывает. С Огоньком мы занимаемся давно. Больше полугода. Покровская принесла его к нам в пять или шесть месяцев для укрепления детского тельца. Он полностью здоров, и недавно я начала задумываться, что ему и вовсе это не надо, хоть и полезно. Дети мимо меня приходят и уходят. Привязываешься к каждому – и потом с грустью прощаешься. Лев не исключение. Но с ним… Как-то всё по-другому. Маша как-то обмолвилась, что он ленивый. Или поздний. Даже отстающий в развитии… Малыш не хотел ползать на четвереньках. Сидел, плакал и ждал, когда его возьмут на руки. Но всё было не так. Огонёк – тот ещё шаловливый мальчик, ползал так, что за ним фиг угонишься. А все его манипуляции – не более, чем повод привлечь к себе внимание. Порой наши занятия выходили за рамки бассейна, и я немного занималась с ним. Учился ходить, пока я держала его за обе руки. Самостоятельно пока не умеет, но… Старается, падая на попку и радостно смеясь. Способный, однако сложилось ощущение, что никто им не занимался. Что уж говорить, я, кажется, научила играть его в «ладушки». Показывая ему в первый раз и думая, что он уже умеет это делать, смотрела в огромные и удивлённые глаза мальчика. – Боитесь потерять клиента? – на секунду мне слышится презрение в этих словах. – Я думаю не только о деньгах, в отличие от некоторых. Его тон немного кольнул. – Посмотрим, – всё ещё сверля меня серыми глазами, продолжает Покровский. Больше ничего не спрашивает, не говорит. Только сканирует. Теряюсь на несколько секунд, будто выпадая из реальности. – А зачем вы здесь? – решаю всё же спросить. – Так поздно. Не говорю о вчерашнем визите. Мало ли я накручиваю? Он мог разговаривать с директором. – Приехал поблагодарить. – Я ничего не сделала для благодарностей. – Посматриваю на фонарь за спиной мужчины. Не могу так долго смотреть в его ледяные, почти бездушные глаза. Не могу понять, что это за человек. Цвет обычно подсказывает мне характер. Это просто наблюдение, не основанное на каких-то научных статьях или фактах. Жизненный опыт. И по серым… не угадаешь. Никогда. – Всего лишь выполняла свою работу. – Неплохо выполняла, – краем вижу его приподнятые уголки. – Ты даже прыгнула за Машей в воду. После того, что она сделала. – А не должна была? – недоумевающе склоняю голову набок. – Или нужно было смотреть на то, как она задыхается? – Драматизируешь. Но ладно, не буду тебя задерживать, – произносит и лезет в задний карман брюк. – Ничего, я всё равно жду своего парня. Не знаю, что такого он нащупывает, но с его лица пропадает даже тень улыбки. Желваки гуляют по острым скулам, и я залипаю на этом. Странный интерес, однако это красиво. Особенно на физиономии Покровского. Он внезапно хватает меня за ладонь, вытягивает вперёд и опускает в неё целую пачку пятитысячных купюр. Ээээ… – Купишь что-нибудь, – холодно проговаривает. – Себе и своему парню. Он серьёзно?.. – Нет уж, – пытаюсь вернуть обратно, хватая за запястье. Делаю это так резко, что лямка рюкзака соскальзывает с плеча и падает на пыльный асфальт, к моим кроссовкам. Он чего вообще творит?! – Мне чужого не надо! Особенно за такую мелочь! Заберите! – Жизнь моего ребёнка – мелочь? – Драматизируете! – цитирую его в ответ. – А ты не ломайся, – выплёвывает. – Я что? Непонятно выразился? Бери. – А я вам не жена и не подчинённая, чтобы вы мной командовали, – цежу сквозь зубы. Да блин! Для меня это оскорбление! И вообще ненормально! Даже если бы он дал мне их со словами о моральной компенсации – всё равно не взяла бы! – Ты совсем дура? Для тебя это лёгкие деньги. – Мне они не нужны. Лучше заработаю сама, честным и непосильным трудом. – В наше время? Я знаю только один честный труд: ТАКИЕ деньги ты поднимешь только в проституции. – Обойдусь как-нибудь без этого. Волна раздражения подкатывает к горлу, и я уже с трудом сдерживаю свои эмоции. Бесит, козёл. – Зря, – пожимает плечами. – Я бы задумался на твоём месте. Такой кадр пропадает. Его жадный и в то же время насмешливый взгляд скользит по моему телу. – Если решишься – позвони. Подскажу, к кому сходить. Глаза на лоб лезут, а губы приоткрываются от возмущения. Я сама не замечаю, как моя ладонь летит к лицу Покровского. Соскальзывает с острых скул, которыми, казалось бы, режусь. Удар выходит слабый, и я бешусь от этого. Сильнее надо было бить! – Вы в своём уме такое предлагать? У меня парень есть! – То есть, если бы не было – пошла? Опять делаю раньше, чем думаю. Нервы последние дни на пределе. И тело само реагирует на сигналы мозга. Вторая пощёчина выходит сильнее, аж пальцы горят. Но делаю этим только хуже.