Одна рука потянулась к маске, вторая – к черным резинкам, скрещенным на ее затылке. – Здесь я. Сестра развернула плечо. – Уже покатался на велосипеде? – Да. Мы все были обязаны заниматься на велосипеде три раза в неделю. Отец специально пристроил его в общей комнате под календарем. Велосипед был синий с белым и никогда не двигался с места, сколько ни крути педали. Когда наставал мой черед, я просил маму включать фильм и представлял, что катаюсь по местам, изображенным на экране. Сестра подняла голову, так и не сняв маску. Между прядями черных волос появился кусок уха. – И долго ты выдержал? – Недавно приехал, – солгал я. – Сейчас очередь мамы. – Хотел принять ванну? – Ты против? Сестра вздохнула, плечи ее поникли. Она поправила резинки маски, чтобы она плотнее прилегала к голове, затем оттолкнулась руками от края ванны и стала погружаться в воду. Резко выдохнула, когда уровень достиг груди. Вытянувшись, она запрокинула голову, чтобы намочить волосы, потом села и прислонилась затылком к стене. – Давай же залезай, – сказала она. Я плотнее закрыл дверь, бросил полотенце на раковину и забрался в ванну, устроился напротив сестры. Сначала я вытянул ноги, а потом согнул в коленях, как и сестра, чтобы не касаться ее ступнями. – А ты хитрая, – усмехнулся я, поерзав. – Оставила мне место с пробкой. Сестра засмеялась под маской. Услышать ее смех доводилось нечасто. Она протянула мне шампунь. Я намылил голову и отдал его обратно. – Что будешь делать? – спросил я. – То же, что и ты. Мыть голову. И лицо. – Ладно, – сказал я и крепко зажмурился. – Я готов. Сестра зацокала, потом я услышал, как щелкнули резинки на ее маске, пузырек выплюнул шампунь ей на ладонь, и она принялась наносить его на волосы и плескать воду на лицо. – Все? – спросил я через некоторое время. Ответа не было. – Ты закончила? Через несколько секунд я услышал голос сестры: – Ты действительно боишься взглянуть? Я прижал обе ладони к глазам. Пузырьки на поверхности воды липли к моему телу и лопались. Я затряс головой. – Ладно тебе, – фыркнула сестра. – Вспомни лица мамы и папы. Мое не намного хуже. – У тебя же нет носа. Вместо него дырка, я не хочу на нее смотреть. Сестра сжала мою руку. – Посмотри на меня. Я знаю, ты хочешь. – Она сжала и второе запястье. В ванне поднялись волны, пробка царапала мне попу. Нога соскользнула, и большой палец уперся в покрытый волосами бугорок у сестры между ног. Сестра потянула мои руки в разные стороны. – Посмотри на меня, посмотри, – твердила она. Ей удалось убрать руки от моего лица, но я плотно сжал веки. Настолько, что увидел кружащие разноцветные точки. Я заныл и попытался встать, но сестра схватила меня за колени и заставила сесть. Пробка больно впилась в ягодицу. Сестра старалась открыть мои глаза. Я старательно жмурился из последних сил. Было больно. Пальцы ее оказались цепкими и сильными. – Посмотри на меня, посмотри, посмотри… На одном глазу образовалась щель, пропустившая полосу света. Я смог разобрать какие-то цвета и формы, но в этот момент дверь ванной отворилась. – Что… что ты делаешь? – закричала мама. Сестра отпрянула. Громко хлопнула дверь. Мне на глаза легла мамина ладонь. Я невольно заморгал, чтобы дать отдых глазам. – Тебе повезло, что сюда зашел не отец, – сквозь зубы процедила мама. – Вылезай. Немедленно. Ноги сестры отодвинулись, опять появились волны, я чувствовал колебания воды на уровне груди. Она встала, и я услышал, как падали капли с ее тела. Что-то твердое уткнулось мне в грудь, от ужаса по спине пробежали мурашки. Это был нос моей сестры. Ее пластиковый нос. Маска перевернулась на воде, и нос задрался к потолку. – И это возьми, – велела мама, ткнув туда, где плавала маска. – Никто из нас не желает видеть твое лицо. Я слышал, как натянулись на голове сестры резинки, мокрые, они издавали другой звук. – Как хотите, – пожала плечами сестра и вышла. Мама осталась со мной, пока я не решился вылезти из воды. Потом она встала на колени, завернула меня в полотенце, обняла и поцеловала в шею. – А какое у нее лицо? Мама вытерла мне глаза уголком ткани. Они еще пульсировали от усилий, когда я жмурился. – Зачем тебе это знать? Я молчал. – Ты ведь не хочешь, – сказала мама. – Тебе и не нужно. Твоя сестра всегда носила маску дома. Так решил отец. – А она носила ее, когда жила наверху? – Ты ведь знаешь, что нет. Она надела ее после того, что случилось. После пожара. Я видел, как затуманились мамины глаза. Нос присвистнул. Один глаз закрылся прежде, чем второй, но вскоре его опять стало видно. – Но ведь огонь не добрался до меня. – Конечно нет. – Мама потрепала меня по голове. – Ты ведь был у меня в животе. Ты стал нам подарком. – А как это – жить наверху? – С чего так много вопросов? – Мама отстранилась и оглядела меня. – У нас есть все, что и у остальных. Дом, семья. У людей, живущих наверху, нет чего-то большего. Я вспомнил о ветре, иногда залетавшем в окно. – Почему папа солгал мне о двери в кухне? Мама выпустила из рук полотенце и внимательно посмотрела на меня. – Маленьким мальчикам родители часто рассказывают сказки. Ты ведь не думаешь, что Человек-сверчок на самом деле существует, правда? – Тсс, он тебя услышит. А я не хочу, чтобы он меня нашел. Мама опять вытерла мне глаза. – Надо же… Как хорошо ты помнишь тот день? Ты ведь был вот такой крошечный. – Она развела немного большой и указательный пальцы. – Вот такой. Я пожал плечами и выпятил нижнюю губу. Мама улыбнулась. Это всегда ее забавляло. – Это потому, что ты очень умный мальчик, – произнесла она, отвечая сама себе. Мама погладила мое лицо грубой рукой. – И ты знаешь, что никуда не уйдешь, даже если дверь будет открыта. Куда ты пойдешь? – Она обняла меня поверх полотенца, потом оглядела пронзительным взглядом и улыбнулась. – Никуда, – ответил я. В одних трусах я отправился в кухню, где на плите булькал морковный суп. Мне удалось услышать, о чем говорила собравшаяся там моя семья. – У нас все заканчивается, – сказала мама, задев кастрюлю чем-то металлическим. – Он должен был прийти еще вчера, – отозвалась бабушка. И тут вошел я. И увидел маму, стоящую на цыпочках у шкафа. Она пыталась достать что-то с верхней полки. Помимо плиты с двумя конфорками, раковины, духовки и холодильника здесь было множество шкафов, тумб, ящиков и полок. – Там ничего нет, – сказала мама, пошарив рукой, будто искала то, что не видно снизу. – Все, что у нас осталось, – на столе.