Перед обедом Николай II обратился с приветствованным словом, последние слова которого потонули в криках ура и звуках гимна придворного оркестра. Офицеры, и примкнувший к ним Птичкин, были собраны в концертном зале. Здесь императором был оглашен указ о награждении героев. Кроме орденов с мечами, клюквами и кортиками различного качества отделки, все офицеры получили внеочередные повышения в звании. Кое-кто из кондукторов стал младшими офицерами, а так сказать, нижние чины, кроме орденов получали надел земли и солидную сумму, которую можно было истратить только на постройку дома. Если разобраться, то самые весомые награды получили матросы и примкнувший к ним Александр Николаевич Гарсоев, которому было даровано наследственное дворянство. Все это подробнейшим образом освещалось в прессе, ей вторя, ликовала российская публика. По случаю подвига почтовое ведомство выпустило уникальную серию почтовых марок с изображением всех героических дел. Победителей узнавали на улице, а известные дома наперебой слали приглашения старшим офицерам подводных кораблей. Особенно тяжко приходилось все еще холостому капитану второго ранга Александру Гарсоеву. Не обошлось и без завистников. Справедливости ради, надо отметить, что попытки притормозить звездопад и внеочередные повышения в званиях, были пресечены на корню. Как вскоре выяснилось, не только завистники остались недовольными, ибо, чем еще можно объяснить стенания некоторых газет по поводу потери германской промышленностью несколько тысяч тонн шведской руды. Конечно, прямо об этом не писалось. Сторонники этой мысли взывали к состраданию по поводу погибших жителей нейтральной северной страны, погибших на русских минах. Дальше следовала вязь слов, рождающая в умах читателя ощущение излишнего коварства такого оружия, к тому же не подпадающего под Гаагскую конвенцию, что само по себе не преступление, но дело явно недостойное. В этот хор исподволь вплетался мотив о повышенной жестокости подводников. Чуть позже заказчики, как им показалось, нашли решение задачи, и мотивчик несколько изменился. Теперь запели о проблемах с психикой подводников, возникающих от длительного пребывания в подводной коробке, что в переводе на общепонятный язык значило — выходы русских подлодок надо бы ограничить Финским заливом, а еще лучше акваторией портов. Все это было переселенцами ожидаемо и специально обученные люди анализировали и вычленяли заказчиков и исполнителей. Из-за одного куста торчали уши шведского барана, из-за другого прогерманского осла. Так или иначе, но все они брались «на карандаш», а некоторые личности в добровольно-принудительном порядке становились осведомителями. Без накладок, конечно, не обходилось, и кое-кого пришлось банально убрать, но в целом дебит существенно превышал кредит. Кроме выявленных политико-экономических интересов, аналитика вычленила неожиданное явление — за полученными орденами началась охота со стороны мошенников. С какого перепуга в сумеречной части света родилась легенда о приносящих удачу орденах подводниках, выяснять смысла не было, но трое матросиков из крестьян своих наград лишились в один вечер. Не окажись в экипаже бойцов из «Вагнера», это безобразие наверняка осталось бы без последствий, но девиз: «Вагнер» своих не бросает», после возвращения из героического похода распространился, в том числе, и на этих непутевых парней. В результате на следующий же день карточные шулера лишились не только горсти зубов, но и «выигранных» в карты орденов. Один из них даже заплатил неустойку клиенту, выдрав у него уже проданную реликвию, благо, что тот не успел далеко отъехать. А вот тут взыграла спесь преступного мира: «Это что же творится? Чтобы нас, за наш каторжный в прямом смысле труд, не только наказали, так еще отбирали нажитое честным разбоем?! Не бывать такому!» Мир, как известно, не без добрых людей, в том смысле, что справедливо опасающийся за свое заведение хозяин припортового общепита, послал мальчишку-полового предупредить, чтобы отчаянные герои-подводники побереглись и забыли к нему дорогу. Окажись на месте бойцов «Вагнера» обычный флотский экипаж, бандитам пришлось бы туго, но и порезанных матросиков пришлось бы вывозить если не тачками, то близко к тому. Вот, только, уголовникам на этот раз противостояли наемники, которым последние полгода банально нечего было делать, кроме как шлифовать свои бойцовские навыки во всех мыслимых ситуациях, начиная от борьбы в чистом поле, и кончая абордажными действиями в стесненных помещениях. Ко всему прочему, что такое дисциплина, «вагнеровцы» никогда не забывали, и сигнал о предстоящем «мамаевом побоище», вызвал одобрение, а на подстраховку подводникам свои позиции заняли два стрелка, вооруженные оружием с глушителями. В результате, когда в заведение ввалились усатые блюстители порядка, там уже был полный ажур. У входа, в разной степени «поломанности» лежало полтора десятков тел. У полицейских, знающих толк в подобных делах, сложилось стойкое убеждение, что бедолаг добивали ударами табуретки по голове. Ничем иным нельзя было объяснить равнодушие «отдыхающих» к лежащей неподалеку солидной куче кастетов, финок и паре «бульдогов». По-настоящему «равнодушными» оказалось трое. По словам свидетелей, они попали под пули своих подельников, да и что можно ждать от отбросов общества. Отребье, оно и есть отребье. Сами же виновники торжества в этот момент давали пространные интервью троим известным питерским репортерам (случайным образом проходившим мимо), как им ввосьмером удалось отбиться от целой банды. Как и полагалось по закону жанра, передовицы питерских газет вновь запестрели сообщениями о героях, на этот раз поспособствовавших очистке припортового района от самых злостных преступников округа, а один малоизвестный чиновник, в частной беседе с членом Государственной думы, попросил того в содействии отбытия героев в Кронштадт. — Эдак, вы, сударь, нас совсем без работы оставите, — хохотнул на прощанье чиновник. Зачем новым социалистам понадобилось демонстрировавшим свою прозорливость в части применения субмарин, чиновник спрашивать не стал — людей, стоящих за этой партий он знал. Кроме того, чиновник был достаточно дальновиден чтобы понять — люди, финансирующие эту партию, решили показать, что у них есть зубы. Пока они едва-едва обозначили резцы, но умным людям этого достаточно, чтобы сделать правильный вывод — в глубине скрываются клыки. Глава 5 Контрразведка Балтфлота и новые соратники Сентябрь 1914 — февраль 1915 г. Прошедшие испытания акустической аппаратуры и донных мин в реальной боевой обстановке, «Корабел» мог провести самостоятельно, но отчего же не пойти навстречу заказчику, если в том заинтересованы обе стороны? «Корабел» снижал свои затраты, а военные под контролем гражданских мастеров, готовили свои кадры. При этом ни что не напоминало боевой поход. Заподозри вояки переселенцев в их истинных целях… проще было бы простоять у причальной стенки, чем отписывать тонны условий; «что можно, что неможно», «кто кому подчиняется, и как сломя голову драпать при первом намеке на тревогу». Бог, однако, был к переселенцам благосклонен, и связь с отрядом лодок поддерживалась через радиостанцию «Корабела». Да и какая это была связь — раз в сутки с Львицы поступало кодированное сообщение: «Все нормально», «Вышли к точке семь» и т. д. Такой порядок оговаривался с начальником службы связи штаба командующего морскими силами Балтийского моря контр-адмиралом Андрианом Ивановичем Непениным. О потере связи с отрядом субмарин, Николай Оттович, узнал утром двадцать пятого июля, и одному богу известно, чего ему стоило не показать тревоги, ведь Антоний был его единственным сыном. Зато известие, что с субмаринами все в порядке, и они скрытно возвращаются, Андриан Иванович лично доложил командующему, несмотря на ночное время. Известие о гибели на фарватере Киля шведского парохода и германского номерного миноносца G-192, пришло из Швеции второго августа, когда отряд германских крейсеров обстреливал порт Либавы. В суматохе первых дней войны подумать о причастности к этому русских субмарин никому и в голову не пришло. Дальше события покатились, как снежный ком. Обстрелявшие Либаву крейсера вечером третьего августа выставили мины на входе в Финский залив. Будучи обнаруженными, они скрылись в тумане, что вызывало вполне обоснованную тревогу в штабе Балтфлота. В ночь на четвертое августа из «Корабела» пришло шифрованное сообщение: «Первого августа отряд русских подлодок заминировал фарватер Киля. На мине подорвался шведский пароход. Германский миноносец G-192, торпедирован Львицей. В ночь со второго на третье августа лодки выставили мины у портов Данцига и Пиллау. В настоящее время отряд субмарин возвращается в Ревель». Полученные утром четвертого августа шведские газеты, сообщили о подрыве у Киля трех германских тральщиком и еще одного шведского рудовоза, после чего фарватер был закрыт для судоходства «до выяснения обстоятельств». Кроме того, на мине в фарватере Данцига подорвался германский броненосный крейсер «Фридрих Карл». Не надо было быть большим аналитиком, чтобы вычислить виновников этого переполоха, но то, что это сделали две субмарины, категорически не соответствовало представлениям командования Российского Императорского флота о возможностях подводных лодок. Тем более трудно было поверить очередной шифровке из Ревеля от пятого августа, об уничтожении отряда германских крейсеров, угрожавших всему российскому побережью Балтийского моря. Шутка ли сказать! Две «полувоенные» субмарины менее чем за неделю военных действий на треть уменьшили боевую эффективность всего германского флота Балтийского моря, одновременно лишив заводы Круппа ценнейшей шведской руды. Итог всех этих пертурбаций был закономерен — в «Корабел» ушла телеграмма за подписью командующего Балтийским флотом, перенаправить отряд лодок в Кронштадт. Вторым приказом командующий Балтфлотом поручил контр-адмиралу Непенину разобраться во всех обстоятельствах этого дела. Надо было доподлинно выяснить, не было ли в этих невероятных известиях ошибки, тем более намеренного преувеличения, ведь один из потенциальных героев был сыном командующего флотом, и только злословия ему не хватало. Ко времени подхода отряда лодок к Кронштадту информация об успехах подводников подтвердилась. В результате торпедных атак русских подлодок затонули крейсера «Аугсбург» и «Магдебург», миноносцы G-192 и V-28. На выставленных лодками донных минах, в эффективности которых сомневались чиновники Морского Технического Комитета, подорвались три тральщика и два шведских парохода. На броненосном крейсере «Фридрих Карл» взорвался боезапас. Ко всему, прибывшие герои доложили об утоплении ими германской субмарины U-26 и пленении ее экипажа. Передав добытые на «немке» секретные документы, командиры субмарин единодушно высказали свои соображение о сохранении данного обстоятельства в тайне. Редкая, надо заметить, предусмотрительность для молодых офицеров. Казалось бы, выяснив данное обстоятельство, героев надо поощрить, а их опыт распространить на остальные корабли, но так может думать только человек неопытный. То есть, героев, конечно, наградили. Все четыре последние «кошки» без проволочек приняли в состав флота. Они уже стоят на боевом дежурстве. Первую четверку субмарин с головным Барсом оперативно перевооружили на новые гидроакустические приборы и присоединили к своим товаркам. Аналогично обстояло дело с шестью лодками, построенными на Балтийском заводе, но расследование на этом не остановилось. Первым делом, Андриан Иванович задался вопросом — как могло случиться, что кадровые морские офицеры Императорского флота, выполняли приказы гражданского руководителя похода в части ведения боевых действий. Нет, адмирал никого не собирался уличать в преступных деяниях. Эффект от подобного вмешательства говорил сам за себя, но будучи человеком искушенным во властных играх, Непенин отдавал себе отчет, сколь много необычного может скрываться за фасадом подобного события. Тем более, что в данном случае события были не просто значимыми. Они открывали перспективы грандиозного изменения способов войны на море и требовали скрупулезнейшего исследования всех нюансов, какими бы мелкими они, на первый взгляд, не показались. Второй загадкой для адмирала стало непонимание, как в головах молодых офицеров родилась тактика «завес», определяющая взаимное расположение подводных лодок по курсовым углам и дистанциям. Обеспечивающая согласование действий при поиске и атаках. Один из вариантов этой тактики был использован при атаке на отряд крейсеров, а по приходу в Кронштадт изложен в виде временного пособия для командиров подлодок. Иными словами, всего того, до чего отнюдь небесталанные люди доходят, если не годами, то многими месяцами, кровью оплачивая опыт. В данном же случае все было придумано двумя молодыми командирами подлодок за три недели. Был у контр-адмирала Непенина и третий вопрос — как столь удачно вооруженные корабли, оказались практически в самом логове противника в канун начала военных действий. В дьявольщину с прозрениями Андриан Иванович не верил, тем более, что с ним оговаривался перенос выхода лодок с третьего на семнадцатого июля, но подобные мысли нет-нет, да посещали адмирала. Одним словом, дело это было деликатное и не терпящее суеты, поэтому приказ командующего, Непенин выполнял, маскируя свои цели резонными интересами службы. Ответ на первый вопрос оказался до обидного прост — командиры сами приняли решение не бежать сломя голову домой. Вместо этого, воспользовавшись формальным требованием поддерживать связь только с «Корабелом», они атаковали противника. Правда, после ряда уточнений, стало понятно, что и руководитель экспедиции от «Корабела», и полученная с верфи шифрованная телеграмма за подписью Зверева подталкивали командиров к принятию вполне определенных решений. Особенно первая шифровка, в которой офицерам предлагалось предусмотреть план действий на случай войны и приказ ждать последующих сообщений в проливе Кадетринне. Получив такую команду и не имея иных распоряжений от флотского командования, только закоренелый бюрократ откажется от возможности завоевать себе славу. И ведь завоевали! Воспользовались требованием поддерживать связь только через «Корабел», которое еще полгода тому назад предложил сам Непенин, составили план боевых действий и по получении сигнала о начале войны атаковали противника. Вмешательство в их действия со стороны представителей «Корабела» было минимальное, но оно имели место быть. Первым стало провоцирование подводников составить план боевых действий на случай начала войны. Вторым — сообщение с аэроплана о курсе отряда крейсеров, а третьим был прямой приказ Птичкина высадиться на остров Готланд, где он убедил командиров принять меры против утечки информации об инциденте с германской лодкой. В принадлежности аэроплана сомнений не было — летчик пользовался кодами «Корабела», к тому же, участвовавший в переговорах по УКВ-связи Птичкин, подтвердил личное знакомство с пилотом. Аналогично обстояло дело и с тактикой «завес». Оказывается, молодые подводники ее давно обсуждали в офицерском собрании и даже пытались донести до высшего командования, но в последнем не преуспели. Дело, в общем-то, обычное — умудренные опытом флотоводцы знают цену скороспелым предложениям молодежи, ну, а то, что порою бывают промашки, так это дело поправимое — с началом военных действий новое всегда пробивает себе дорогу. Зато в ответе на вопрос, почему же никто не опубликовал свои предложения в том же «Кронштадском вестники», вновь всплыла фамилия Зверева. Гарсоеву запомнились слова Дмитрия Павловича, сказанные им в Либаве при съемках фильма «Тайна двух океанов»: «Господа! Вы находитесь в уникальной ситуации — ни в одной стране мира нет сейчас проверенных боями тактик, поэтому дерзайте без оглядки на авторитеты». Эта фраза ему запомнилась необычной концовкой: «Включите голову и завоюйте российскому подводному флоту славу!» Тогда же прозвучала мысль по поводу публикации. Дескать, если ваши идеи появятся в Кронштадском вестнике, то в случае войны с Германией, ее субмарины вашу тактику применят против наших крейсеров. Пока же вас мало, вы легко донесете свои идеи до каждого офицера-подводника, что здесь, на Балтике, что на Черном море. Более того, широкое обсуждение тактики с людьми, далекими от понимания существа подводных хищниц, только помешает. Тогда-то впервые и прозвучали термины «завеса» и «волчья стая». Кстати, от господина Зверева. Откинувшись в кресле, Андриан Иванович, устало прикрыл глаза. С объявления повышенной готовности по флоту, служба отнимала у него все время. Последние недели он был плотно занят обороной Приморского фронта, которую на него свалили в дополнение к его обязанностям по руководству службой связи. Кстати, собственно связь составляла только малую толику всех забот. По существу Андриан Иванович организовал и возглавил флотскую разведку. В его ведении находились корабли и самолеты-разведчики. Это по его настоянию Игорь Сикорский проектировал для Балтфлота гидросамолеты. И это, не считая контроля за раскодированием переговоров противника и сохранности в тайне флотских сообщений. Ко всему, последнее время добавилась радиопеленгация и аналитика действий противника. И все это было в зачаточном состоянии, и требовало постоянного внимания. Даже домой он приходил не каждый вечер, благо, что было, где прикорнуть, а утром привести себя в порядок. Сейчас Непенин размышлял, что со всей собранной информацией делать. Первый раз он услышал о Звереве, когда на экраны вышел фильм «Тайна двух океанов». Он же оказался автором гимна всех моряков Балтфлота: «Тридцать восемь узлов». О том, что Дмитрий Зверев входит в число соучредителей «Корабела», Непенин узнал, когда тот, будучи лидером думской фракции, добился финансирования строительства подлодок. Тогда же со стороны партии новых социалистов зазвучала жесткая критика в адрес прекраснодушных коллег по парламенту. Мысль самим выпускать пушки и строить корабли импонировала не только военным, но и промышленным магнатам. В том, что Зверев приложил свою ручку к организации столь успешно окончившегося похода, сомнений у Андриана Ивановича не было. А вот как Дмитрий умудрился столь точно вычислить начало войны, он его спросит, когда представится случай. Тем паче, что дело строительства лодок, в свете последних событий, потребовало его незамедлительной реакции. Пообщаться с господином Зверевым довелось в конце сентября и произошло это при весьма печальных обстоятельствах. В своем доме, в Ревеле, был подло убит главный конструктор подводных лодок «Корабела», генерал-майор Бубнов Иван Григорьевич. Тело убитого обнаружила супруга Ивана Григорьевича, вернувшаяся воскресным вечером из Петрограда, где она гостила у сестры. Аксиомой сыска со времен царя Гороха был поиск мотива преступления. Недоброжелатели у генерала были, как же без этого, но отработка каждой версии не дала ничего определенного. Зато осмотр дома наводил на мысль, что под банальным грабежом было замаскирована кража секретной документации, хранящейся у Ивана Григорьевича на дому. Приехавшие из Петрограда сыщики убедительно доказали — грабить Бубнова, по большому счету, смысла не было. Последним штрихом стала находка трех трупов, прикопанных близ рыбацкой деревушки Принги. Судя по извлеченным из тел пулям, все они были убиты из германского парабеллума. За голенищем сапога одного из погибших, обнаружился чертеж, а эксперты Балтийского завода сделали вывод — перед ними общий вид подводного корабля, водоизмещением около полутора-двух тысяч тонн, выполненный рукой Ивана Григорьевича. Рыбаки-эсты припомнили, что за четыре дня, до находки ими трупов, близ их деревни крутилась незнакомая рыбацкая байда. Вывод сыщиков был единодушен: «В ночь с субботы на воскресенье трое неизвестных через выходящее во двор окно проникли в дом генерала. Судя по оставленным следам, спустившийся на шум хозяин дома, был оглушен ударом по голове. Удар оказался роковым, и к креслу налетчики привязывали уже труп. Дальше начался грабеж, но дотошность, с которой был вычищен сейф с документами, говорила сама за себя — бандитов наняли для кражи документов, после чего хладнокровно уничтожили, а заказчики ушли на байде в море». Германский след был очевиден, а беспокойство Морского министерства выразилось в отправке на верфь «Корабела» комиссии, возглавляемой контр-адмиралом Андрианом Ивановичем Непениным. Постройка последней четверки субмарин шла с опережением графика, нарекания по расходованию финансовых средств отсутствовали. Более того, претензии в этом плане можно было предъявить к министерству, задерживающему оплату строящихся кораблей. Документация хранилась на редкость тщательно, но факт домашнего хранения генерал-майором Бубновым документации на новейшую субмарину, требовал самого тщательного разбирательства. — Господин Зверев, правильно ли я понимаю, что вы являетесь главным должностным лицом, отвечающим за сохранение тайны на верфи «Корабела»? — тон контр-адмирала Непенина был подчеркнуто официален. — Так точно, ваше превосходительство, — ответ Зверева последовал без запинки.