— Кто бы сомневался, — с той же бесшабашностью согласился переселенец, — и когда афера раскроется нас бросят в застенки. К концу года Германия капитулирует, но нашими стараниями будет сохранены жизни нескольких сотен тысяч соотечественников. К тому времени выяснится, что хищений нет и в помине, и нас помилуют. Дальше все будет печально: вас отправят в отставку, мне не вернут минимум половину вложенных миллионов. Одно радует в этой грустной истории: очень скоро писаки окрестят нас с вами Мининым и Пожарским сегодняшнего времени. Цензоры эту мысль будут зажимать, но без фанатизма. Примерно так. Федотов замолчал. Ожидая продолжения, Маникоский гнал из своего сознания услышанную нелепость, но она, как тот вор, влезала то в окно, то пользовалась черным ходом. Несмотря на шутовскую форму, предложение Федотова действительно обеспечивало внезапность применения бронеходов. Самое главное, оно реально могло сохранить жизни многим тысячам русских солдат, но все естество генерал сопротивлялось предложенной авантюре. В какой-то момент он хотел было предложить напрямую обратиться к Государю, но тут же эту мысль отбросил — Николай II не решится принять столь необычное решение без консультаций со своим окружением, что только усугубит дело. Об этом говорил весь его опыт общения с Николаем. — Алексей Алексеевич, — тяжко вздохнув, Федотов пустил в ход последний резерв, — разве наши жизни хоть что-нибудь стоят по сравнению с угрозой поражения России? Только не говорите мне, что вы не знаете о братаниях на фронте, и об отказе солдат идти в атаки под Митавой. Назовите мне хоть одну причину, по которой к лету положение кардинально улучшится, и я тут же попрошу у вас извинения. Сломав пару спичек, Федотов закурил в штабе, чего прежде никогда не делал, и куда только делась недавняя бесшабашность. — На мой взгляд, русскую армию спасет единственный сценарий, когда в сопровождении добровольцев и «вагнеровцев», внезапно появившиеся бронеходы прорывают фронт, после чего на всю глубину прорыва входят наши армейские части. Не надо обольщаться — самые смелые и самые подготовленные сгорят в передовых атаках, зато почувствовавшая вкус победы армия включит армейские приемы поддержания дисциплины, после чего Германия капитулирует. Наклонившись к нижнему ящику стола Федотов извлек из него картонную папку и передал ее генералу. — Здесь материалы о реальном положении в армии, а к вам просьба не затягивать решение. Рисковал ли Федотов? По большому счету нет. Ничего крамольного в папке не было, зато информация была систематизирована и показана в динамике. Необычным было ее представление в графиках. Военному инженеру доиндустриальной эпохи такой подход грел душу. Анализируя графики роста панических настроений, недоверия к высшему командованию и недовольства младшими офицерами, Маниковский аппроксимировал эти процессы в будущее, и ничего обнадеживающего не находил. Составитель документа был прав — процесс восстановления доверия не мог нарастать принципиально быстрее, нежели его падение. Согласие на участие в «преступление века» генерал дал в конце января, когда после январских консультациях союзников, генерал Гурко подтвердил выводы Федотова: «Господа союзники, до завершения формирования новых подразделений, русская армия вести большие наступления не сможет». Федотов о решении Маниковского высказался в своей манере: — Не расстраивайтесь, Алексей Алексеевич, сидеть в застенках Алексеевского раввелина будем вместе. Как вам такая перспектива? — Тюрьму во дворе раввелина снесли в конце прошлого столетия, а других застенков там отродясь не было. — Но как же так? — Федотов попытался было вспомнить слова песни «Декабристского сна» Розебаума, но не преуспел. Пришлось выкручиваться. — По любому, при аресте важно не терять присутствия духа, и не забыть прихватить теплую одежду — в сырости, говорят, легко подхватить чахотку. Главное, не забывать о нашей национальной забаве: награждать непричастных, и наказывать невиновных. — И откуда вы свалились на мою голову. — Не поверите, но я и сам не знаю. Тогда же Маниковский узнал о подготовке бронеходчиков. Еще будучи на Всеволожской базе, кандидатов по осени шестнадцатого года проверили на умение держать язык за зубами и не только на полиграфе. В качественно организованной пьянке, специально обученные люди выпытывали, мол, что же такого удивительного есть в их транспортерах. Итог был закономерен — часть бойцов из списка потенциальных танкистов выбыли. Прошедшие отбор поселились отдельно, и пока они не перебрались под Лугу, с их плаца по вечерам звучала новая строевая песня: Броня крепка и танки наши быстры, И наши люди мужеством полны В строю стоят российские танкисты, Своей великой Родины сыны. * * * Беда не приходит одна, и в подтверждении этой истины на следующий день после демонстрации начальнику ГАУ танков, на базу заявилось командование Офицерской и Броневой школ, с подготовленными офицерами. С ними приехал эмиссар Северного фронта подполковник Виктор Шульгин. На самом деле никакой беды не случилось, и молодых офицеров давно ждали, но проблема была. Школы готовили командиров бронедивизионов, оснащенных броневиками, а здесь им придется иметь дело с БТР-ами, а кое кому и с бронеходами. Иначе обстояло дело с «Самотаевским войском». По численности оно соответствовало бригаде трех полкового состава. По построению и задачам, можно было говорить о трех оперативно тактических группах (ОТГ), предназначенных для прорыва фронта и действий в тылу противника на большом удалении от основных сил. Каждая такая группа состояла из своего штаба, БТР-ров со штурмовиками, артиллерийско-минометными БТР-ами и буксируемой артиллерией. Штаб такой ОТГ мог сам планировать выполнение поставленной командованием задачи, решая ее в плотном взаимодействиями с разведывательной и штурмовой авиацией. О последней переселенцы не распространялись, но командование оперативных групп учения проводило с учетом этой возможности. Ко всем указанным прелестям, оперативным группам могли придаваться танки прорыва. На учениях их роль выполняли БТР-ы. Реальные возможности танков знали немногие. Всем остальным подкинули дезу о больших четырехосных пушечных транспортерах: «Еще немного еще чуть-чуть, и вы их увидите». Прибывших офицеров предполагалось поставить командирами танковых взводов и рот. Самых толковых подучить на командиров штурмовых подразделений, при этом им предстояло руководить и танками, и транспортерами, и штурмовиками имея целью прорыв линии обороны, т. е. стоящие перед ними задачи были существенно шире нежели у командиров бронедевизионов. Встреча прибывших была обставлена в лучших армейских традициях. Шеренга новоиспеченных офицеров с одной стороны. Ей перпендикулярно выстроилась рота почетного караула бойцов в непривычной пятнистой форме. На головах каски, на груди короткие карабины со штык-ножами и изогнутыми коробчатыми магазинами. Во главе взводов унтер-офицеры. Перед построением Самотаев успел шепнуть начальнику Офицерской школы генерал-майору Филатову: «Это новая форма бойцов разведывательных отделений, а парадную пока не придумали». Ритуал встречи сопровождался речами и торжественным прохождением роты почетного караула. Молодые офицеры сразу отметили — ходить солдатики толком не умеют, впрочем, это дело наживное. Встреча окончилась ритуальным предложением отведать, что бог послал, после чего командованию показали товар лицом. Пять БТР-ов прошли кольцевую трассу со всеми типичными препятствиями. С натугой ревя моторами машины взбирались на крутой склон, потом так же тяжело месили колесами грязь, преодолевая незамерзающий заболоченный участок, лихо разворачивались на скоростных участках. На огневой минометы выпустили по три мины. Пушка, стоящая на БТР-152, сделала три выстрела и даже поразила цель. Отстрелялись пулеметчики и гранатометчики. Силами двух отделений вчерашние новобранцы показали действия штурмовых групп по захвату вражеских окопов. В учебном бою преимущества автоматов и новой формы были неоспоримы. Недавние новобранцы управляли машинами, стояли за пулеметами. Они же наводили на цель минометы. Огрехи были, но начальник Броневой школы подполковник Вячеслав Халецкий всего два с половиной месяца тому назад лично отправлял на базу новобранцев. Сегодня, дабы избежать очковтирательства, он сам тащил жребий — какому отделению выходить на показ своих умений. Результат впечатлял и в части выучки бойцов, и в части показанной техники. В военном городке царил порядок и дисциплина, и не показушные, а вполне себе здоровые — у командиров на это глаз наметан. Офицерский молодняк увиденным был ошарашен, а кто-то из самых шустрых пустил шепоток в адрес Михаила: — Господа, это же сам командир «Вагнера», вот вам крест! Командованию школ стало за себя неловко. Положа руку на сердце, они не только ожидали увидеть бардак, но и в какой-то мере хотели его увидеть, чтобы закрыть эту базу к чертовой матери, точнее привести ее к нормальному подчинению. С одной стороны конфуз командования школ был налицо, с другой Самотаев сам не сделал ни единой попытки пригласить «школьников». Видимо ему так было проще, а потому ни каких претензий друг к другу не последовало. Тем более, что оставшись с генералом наедине, Михаил кратко поведал ему о истинном предназначении этого подразделения и приказах хранить секретность. Теперь Филатову стали понятны требования «не досаждать вниманием». В итоге перед отбытием он напутствовал своих вчерашних подопечных в духе необходимости безоговорочного подчинения господину наставнику. Так для всех представлялся Самотаев. Сам же Михаил просил генерала базу не забывать. Проводив высокое начальство и распустив почетный караул, Самотаев прошелся вдоль строя офицеров и, странное дело, стоявшие по стойке смирно подтягивались, когда мимо проходил Михаил. Выйдя к центру шеренги и перекатываясь с пятки на носок, он поздравил офицеров с окончанием школы и началом очередного этапа в их жизни. Заверил, что каждый новый шаг всегда будет казаться сложнее предыдущего, и их пребывание на Всеволожской базе будет продолжение учебы. Более того, молодым офицерам придется и переучиваться, и учить подчиненных, и никуда от этого не деться, потому что в этом проявляется Россия, которую господам офицерам предстоит защищать. Сообщил, что на увольнения рассчитывать раньше мая-июня не приходится, а попытки покинуть расположение части, будет оканчиваться торжественным выносом тела вперед ногами. Поднявшийся было ропот, был прерван настоящим командирским рыком: — Смирр-но! Прошу всех раз и навсегда запомнить. Для вас я всего лишь наставник, но мои приказы выполняются неукоснительно! Такие меры я принял для сохранения секретов, с которым вы уже отчасти познакомились. Никаких рапортов о переводе в другие части я не приму, а особо настойчивые пожалеют, что родились на свет. И последнее, сейчас, все получают новую форму, разбиваются на отделения и знакомятся со своими инструкторами, а завтра с утра весь выпуск отправляется в трехдневный марш-бросок. На всякий случай поясняю — слабаков у нас нет и не будет, а не выдержавшие испытания, после небольшого отдыха пройдут четырехдневный маршрут. Чувствовалось, что офицеры автоброневых частей ошарашены таким положением. Они, изучавшие броневики и тактику их применения, не понимали, зачем нужны дурацкие марш-броски. Но что делать, если перед отбытием, генерал-майор Филатов в категорической форме потребовал от них не опозорить школу и во всем слушать господина Самотаева, который, согласно высочайшему соизволению, на базе «царь и бог». Не такой они представляли себе свою службу. Сейчас им было невдомек, что почти сразу после марш-броска молодым офицерам будет доверено самое грозное и самое совершенное оружие, которого на этот момент нет ни в одной армии мира. Более того, их обязанности окажутся много шире, нежели у обычных командиров отделений и взводов бронедивизионов, и все их сиюминутные обиды отойдут на второй план. В своем новом качестве им придется решать задачи поля боя, став, по существу командующими своих маленьких, но очень кусачих армий. И откуда им знать, что буквально с сегодняшнего дня опытные инструкторы начнут подмечать все нюансы их поведения. Из их среды выделят лидеров и аутсайдеров. Личностей с холерическим характером отсортируют в одну шеренгу, флегматиков в другую. В третьей группе окажутся сангвиники, и это будет только начало. Дальше пойдет практика, на которой «инструкторы-вампиры» уточнят все особенности каждого и подберут ему наиболее подходящую роль. Не забудут они и о вторых номерах, ибо в бою искать замену всегда недосуг. Не всем молодым офицерам их миссии придутся по нраву. Некоторые будет считать себя незаслуженно обойденными. Идеального решения такая проблема не имеет, но есть приемы ее минимизации. В этом ряду стоит психологическая обработка, которую в будущем стыдливо назовут психологической помощью. Там же игнорирование претензий и даже ликвидация. Нет, не перед строем, это не дезертиры. Ликвидировать будут, бросая в безнадежные атаки, всегда возникающие в наступательных операциях. Кто-то из особо чутких засучит ножками, заполошно заверещит: «Как можно? Это преступление перед человечностью! Где закон разрешающий такие бесчинства?» Такой чел в период обострения либерастии головного мозга начнет сравнивать причастных к этому «безобразию» с отморозками типа алойзовича. Что характерно, обязательно в пользу последнего. И как быть? Обращать на этих людей внимание, или делать, что должен, и будет, что будет? Ответ на этот вопрос заключен в строках Юрия Левитанского: Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку — каждый выбирает для себя. А еще молодняк начнут учить военному делу, с использованием всех приемов, о которых вспомнили переселенцы, до чего додумались сами, и что почерпнули в этом мире. И опять ответ скептикам, утверждающим, что коль нет висящих во всю стену электронных планшетов боевых действий, то ничего путного из затеи внедрить эти дивасы в этом времени получится — в мире нет ничего, что невозможно было бы реализовать в прошлом, исключая сущности типа полета на луну. В подтверждении этого тезиса, к прибытию офицеров плотники заготовили деревянные ящики, в которых горные хребты выполнены глиняным раствором, реки и озера закрашены синим, дороги и тропы черным и серым. Планшеты боевых действий 2х2 метра. Фигурки батарей и подразделений воюющих сторон перемещаются стиком. Кто бы сомневался, что ведущий занятия тут же получил прозвище «крупье». Таких планшетов-ящиков пара десятков. На них отображены рельеф и инфраструктура наиболее вероятных районов будущих боев. До сегодняшнего дня командиров отбирали из новобранцев, оценивая правильность принимаемых ими решений, скорость реакции и умение вести многочасовой напряженный бой. «Противнику» проще — он может попить чаю, его подменяют каждые два часа. В отличии от него, курсант должен выдержать непрерывный «бой» без сна и отдыха продолжительностью до двух суток. Начавшие игру подвергались всевозможным издевательствам. В самые ответственные моменты на курсантов обрушились звуки боя, в «блиндаж», вбегали и выбегать связисты, посыльные совали в руки пакеты, «труба» вышестоящего придурка с неприятной периодичностью требовала доклада, а помощники то «получали пулю», то несли ахинею, при этом разведка периодически безбожно врала. Такая «мясорубка» быстро выявила тех немногих, кого можно было бы поставить на командные должности. Недостающих кадров планировалось взять из офицерского пополнения. Больших иллюзий по этому поводу не питали - людей талантливых всегда нехватка. Зато среди выпускников Офицерской школы способных людей всегда больше, нежели среди новобранцев. К тому же образование само по себе являлось большим благом. Дальше вступало в силу условие: делай, что должен, и будет, что будет. Всех этих подробностей Шульгин не знал, но глядя на спектакль с участием Самотаева и офицерского молодняка, последним он не завидовал — уже завтра некоторые из них пожалеют, что родились на свет. Не завидовал он и наставникам, представляя каково переучивать офицеров бронедивизионов. С Михаилом и тремя переселенцами из Чили Виктор познакомился, когда в 1905-ом году молоденьким жандармским поручиком пришел в борцовский клуб «Славянской борьбы». Самотаев был его тренером, а владельцами клуба оказались чилийские переселенцы, занимавшиеся борьбой наравне с остальными спортсменами. Сейчас Михаил Константинович стал первым лицом думский фракции новых социалистов, и куратором Всеволожской базы, а подполковник Шульгин приехал на базу с инспекцией от штаба Северного фронта, где он служил в разведочном отделении. Время пообщаться выдалось только вечером. Бывшие борцы поведали о своей жизни. У Шульгина уже пятеро детей, у Самотаева трое. Михаил кратко прошелся по целях и методике обучения. — Ты не слишком к ним строг? — Не больше чем обычно. Нам офицеры позарез нужны и инструктора об этом предупреждены. Отсев будет минимальный.